Голос Ярослава окреп, и он сам преобразился — выпрямился, расправил плечи, померкшие глаза загорелись, кулаки сжались — стал вновь таким, каким его несколько лет назад знали и Игорь, и Ярославна — грозным галицким князем, перед которым трепетали и свои, и чужие.
Сказанное им произвело сильное впечатление на Игоря и Ярославну. Супруги переглянулись и долго молчали.
Наконец Игорь произнёс:
— Пожалуй ты прав, княже, и теперь мы понимаем, почему меж тобою и Владимиром разверзлась земля, почему возник такой глубокий провал… Однако мы хотели бы сказать ещё одно, что не может не волновать нас — твоя, недостойная великого князя, связь с покойной Настасьей и твоя непомерная любовь к её сыну…
Ярослав вспыхнул и прервал Игоря:
— Не продолжай! Я вас хорошо понимаю!.. Что могу сказать на это? Только разве одно: князь тоже человек и ничто присущее людям его не минует. Любовь тоже!.. И между князьями издавна повелось так: не княжич выбирает себе наречённую по любви, а ему выбирают. Родители, дядьки, митрополиты, бояре. Как молодые будут жить — полюбят ли друг друга или станут свариться — никого не волнует. Так случилось и со мной. Такова участь многих. Твой дед Олег, например, первым из русских князей женился на половчанке, дочке хана Осулка, внучке хана Гиргеня не потому, что полюбил её, ему надобно было породниться с дикими половцами, чтобы заручиться их военной поддержкой в будущей борьбе с Владимиром Мономахом. Он и сына своего, а твоего отца Святослава женил на нелюбимой половчанке, которая не принесла ему ни детей, ни счастья. Он-то после её смерти женился вторично, уже сам, по любви, на простой, не княжеского и не ханского рода девушке из Новгорода, где он тогда княжил… Да и сам ты женился на Ефросинии не потому, что она тебе понравилась, так как ты её и в глаза не видел до обручения, а потому, что тебе её выбрали твоя мать и твой старший брат Олег. А они знали, чью дочь выбирали — самого Ярослава Осмомысла!
Ярослав хитро прищурился и хихикнул в кулак. Игорь и Ярославна покраснели.
— Мы любим друг друга, — тихо, но твёрдо сказал Игорь. — Я счастлив, что моей женой стала твоя дочка, княже.
— Ия счастлива, отче, — опустила голубые глаза Ярославна.
— Я рад слышать это, дети мои. И дай вам Бог такой любви на всю жизнь! — вдруг растрогался Ярослав. — Но не всегда, далеко не всегда так бывает. У меня тоже… Когда мой отец, князь Владимирко, сосватал для меня дочку Юрия Долгорукого Ольгу-Ефросинию, он был уверен, что сделал доброе дело, породнив два могущественных русских княжества. Да, их-то он породнил. Но принёс ли этот брак мне и Ольге счастье? Нет! Вот почему появилась на нашем горизонте Настя, молодая красавица, с которой, не боюсь сказать этого, я был счастлив…
Ярославна молча плакала, а Игорь льняным рушником вытирал вспотевшее лицо и в душе удивлялся, что разговор приобрёл такой доверительный тон и такую откровенность, на которые он, отправляясь в Галич, право, не надеялся. Обезоруженный искренностью и прямотой князя Ярослава, он всё же не хотел так просто сдаваться.
— Княже, всё это мы можем понять, в какой- то мере даже сочувствуем тебе, но в одном никак не можем с тобой согласиться.
— В чём же? — спокойно спросил Ярослав.
— А в том, что ты хочешь сделать своим наследником Олега Настасьича, отдать ему галицкий стол… Как можно? Ведь он незаконный сын!
Ярослав улыбнулся в бороду.
— Ну и что? Наш пращур, Владимир Красное Солнышко, до крещения был язычником и взял себе не одну, а с десяток жён, и вовсе не подобру… Какую насильственно, как Рогнеду, другую военной силой в полон взяв, а иную посланцы его привезли из-за моря… И ни с одной из них не был в законном — христианском браке. Сыновья же от этих жён стали его наследниками! Да и сам он был, как ты говоришь, незаконнорождённый, так как родился от любви князя Святослава с рабой — ключницей Малушей… Чем же хуже мой сын Олег? Тем, что он считается незаконным? Но и в его жилах течёт кровь наших первых князей — Рюрика и Святослава, Владимира и Ярослава Мудрого! Чем же он хуже меня и тебя с Ефросинией? Другое дело, станет ли Олег князем галицким? И надо ли ему становиться им? Уж очень неспокойное и опасное это место — галицкий княжеский стол. Только имея великую силу духа и твёрдую руку, возможно на нём усидеть!
— Значит, как я понял, княже, ты не против, чтобы этот стол мог занять Владимир?
— Вам стало ведомо моё мнение об этом. Дальнейшее зависит от Владимира. Он тоже мой сын!
Игорь облегчённо вздохнул. Пожалуй, не зря тащились он с Ярославной и детьми в такую даль. Теперь, правда, всё определит поведение самого Владимира, то, насколько проявит себя мудрым и сговорчивым. Князь-отец сделал первый шаг.
На этом можно было бы и закончить серьёзный разговор, но Игорь, когда ехал сюда, надеялся достичь ещё одной цели. Как все Ольговичи, он непомерно честолюбив и характер у него вспыльчивый и неспокойный. Честолюбие и несдержанность характера давно привели его к мысли домогаться в подходящий момент Киевского великокняжеского стола. Но для этого ему нужны сильные союзники. Одним из них — и могучим при том союзником! — мог стать его тесть, Ярослав Осмомысл. Конечно, если согласится. Его влияние на других князей, его воинская поддержка многого стоят на Руси! Вот только, захочет ли?!
— Княже, мы с Ярославной всё сделаем, чтобы княжич Владимир стал достойным сыном, — завершил Игорь разговор о шурине и тут же перевёл разговор на иное: — Теперь хотелось бы узнать, отче, твоё мнение о делах киевских. Они нас всех несказанно волнуют…
Осмомысл пристально глянул в глаза Игорю, как это он делал всегда, желая прочитать затаённые мысли собеседника, и тихонько побарабанил пальцами по столу.
— Дела галицкие меня волнуют гораздо больше, чем киевские, Игорь. Но если хочешь знать моё мнение, то прямо скажу, что с той поры, когда в Киеве сел Святослав и власть поделил с Рюриком, в Киевской земле наконец воцарился мир. Настоящий. Какого там не было много лет. А мир — это большое благо. Я имею в виду мир между русскими князьями.
— Согласен с тобою, княже. Но я не о том… Кто, по-твоему, после Святослава сядет на великокняжеский стол?
— А что, Святослав разве занемог?
— Да нет, при добром здравии.
— Так чего это ты его загодя хоронишь?
— Боже сохрани! И в мыслях этого нет! Пусть живёт себе и здравствует! Но ведь всякое случается, особенно когда человек во второе полстолетье перешагнул…
Ярослав невесело улыбнулся: ему тоже давно столько же…
— Если такое случится, то великокняжеский стол займёт тот, кто окажется самым проворным… А с чего вдруг ты завёл об этом речь? Уж не примеряешься ли, случаем, как самому за край киевского стола ухватиться?… — Ярослав снова проницательно посмотрел в глаза Игоря.
Игорь ничуть не смутился. Вообще с ним это редко случалось.
— А почему бы и нет, княже? Разве я не князь, не Рюрикович?… Конечно, думаю не о том, чтобы сейчас, а когда настанет для этого время. Но готовиться-то нужно заранее.
— Скажи прямо, для чего ты ведёшь этот разговор со мной?
— Княже, мне нужна твоя помощь — твоя доблестная дружина.
— Так сразу и говорил бы! И для чего?
— Нет, нет, не подумай, что я собираюсь идти на Святослава. Которы я не подниму. Правда, ко мне и моим братьям он никогда ни по-дружески, ни по родственному не относился. Случалось даже, причинял нам беды, да и ныне держит на меня сердце. Но Бог ему судия! Я ещё молод и подожду своего времени… Войско же мне потребно для войны с половцами. Тебе хорошо — сидишь от них далеко, у нас за спиной, и на себе не чувствуешь, какой грозой на нас всё время дышит степь. Кончак уже разорил земли вдоль Сулы. Всё чаще заглядывают половцы и в моё княжество. Пора дать им достойный отпор!
— Святослав это свершил не далее, как в этом году…
— Я тоже! Хан Обовлы и четыреста его воинов до сих пор сидят у меня в колодках. Дожидаются выкупа…
— Так для чего тебе моя дружина?
— Для похода на половцев.
— Хочешь славы стяжать, чтобы способнее было на Киевский стол вскочить?
Осмомысл лукаво прищурился, в упор глядя на зятя. Прозорливым, искушённым в житейских делах был старый галицкий князь.
Игорь понял, что с тестем нужно говорить только напрямую: тот читал самые затаённые мысли собеседника как по писаному.
— Да, отче, мне нужна победа, и не любая, а славная. Действительно, не ради одной только победы, но и для будущего. Да, такая, которая проложит мне путь к Золотым воротам! Но сейчас своих сил у меня маловато.
— У каждого из нас, даже у меня, нет достаточных сил, чтобы состязаться со всей степью. Только сообща сможем мы остановить поганых. Святослав весною звал меня принять участие в походе, но слишком стар я уже для того, чтобы самому идти за тысячу вёрст, но дружину я дал с воеводами…
