— Ей нужен я. Ей нужен дом.
— Чем все это закончится?
— Элизабет, мы оба с тобой знаем, что таков наш долг перед Богом.
Я затронул самую уязвимую струну в душе миссис Уэбб. Она не могла отрицать, что Пророк говорил об этом четко и ясно. Ее вера всегда была чиста, тогда как на мою веру наслаивались практические соображения. Я стыжусь многого, но ничто так сильно не заставляет меня краснеть, как мои попытки оправдывать свои страсти волей Господней.
— Как ее зовут?
— Как зовут?
— Ты что, не знаешь?
— Мисс Оукс.
— Мисс Оукс? Тебе, видимо, придется поинтересоваться, какое имя ей дали при крещении, прежде чем ты на ней женишься.
Элизабет вернулась к своим занятиям на кухне. Сдержанность ее языка сделала еще более глубоким мое и без того глубокое уважение к ней. Если бы я не был так ослеплен вожделением, ее благородное поведение заставило бы меня отказаться от следующего шага.
Должен заметить, что я тогда не подозревал, что во время нашей беседы Энн Элиза стояла за занавеской. Впоследствии она говорила мне, что слышала наш разговор, но я тогда ей не поверил, потому что она нередко прибегала к выдумкам, чтобы манипулировать моими чувствами. Однако в книге «Девятнадцатая жена» она описывает эту встречу с такой точностью воспоминания, что оно почти полностью совпадает с моим собственным. Она сравнивает боль Элизабет с огромным ножом горя, столь острым, что он мог начисто выпотрошить душу.
Оставался вопрос: которую же из двух мисс Оукс возьму я в жены? Будет ли это Элинор, с ее привычкой ласково называть меня Уэбби? Или Маргарет, с ее успокаивающим голосом, который заставлял предположить в ней разумность молодой женщины, уже многое познавшей о жизни? Каждая обладала собственными уникальными достоинствами и привлекательностью.
Я пригласил старшую, Элинор, прогуляться со мной по Храмовой площади. Она явилась на условленную встречу в самом лучшем костюме Лидии для прогулок, отделанный фестонами вырез оставлял открытой полоску плоти, которую я был не в силах оставить без внимания. Подумать только, что Господь чуть было не позволил столь прелестному созданию погибнуть!
— Скажи мне, ты слышала когда-нибудь про небесный брак?
— Вы имеете в виду многоженство?
Я кивнул.
— Все равно как в Библии?
— Правильно. Точно как у наших праотцев.
— А дома, в Англии, у Брата Янга спрашивали про это на одном из его собраний. Он это отвергал, отрицал напрочь. Сотне людей говорил, что ничего подобного не существует, во всяком случае в Церкви его отца. Большинство из них ему поверили. Только не я. Я сказала Маргарет: «А я знаю, что они там женятся то на одной девчонке, то на другой, потому как вера у них такая». А Маргарет спрашивает: «Это правда?» А я ей говорю: «Да. Я слышала, как несколько женщин про это разговаривали. Они говорят, это не так уж плохо. На кухне четыре руки лучше, чем две. Вот что они говорят». Тут Маргарет рассердилась: «Элли, не говори глупостей!» А я ей: «Это не глупости, если это правда».
— Так что, ты это понимаешь?
— Думаю, да. Мужчина берет себе одну жену, потом другую. Вот и все дела, верно?
— Ну да. И мы называем это небесным браком.
— Неужели?! Какое роскошное название придумали для того, чтобы блудом заниматься!
Я испытывал затруднение, пытаясь разобраться, как же она на самом деле относится к этому, и возможно деликатнее сообщил:
— Господь открыл эту истину Джозефу Смиту.
— Неужели? Сам Господь? Ну, тогда это, конечно, правда. А как насчет вас? У вас сколько жен?
— У меня две жены.
— Сестра Лидия здесь. Она которая? Первая или вторая?
— Она моя вторая жена.
— А где же первая?
— К югу отсюда.
— А она не возражает, что приходится вас вот так делить?
— Она знает, что в этом — часть ее Спасения. Моя первая жена, Сестра Элизабет, самая глубоко верующая из всех женщин, кого я знаю.
— А она не ревнует?
— Нет, насколько я могу судить.
— Есть еще и другие?
— В данный момент — нет.
Элинор усмехнулась и ткнула пальцем мне в грудь:
— Как, Уэбби?! Вы собираетесь взять еще одну? Так вы это теперь затеяли? Вы хотите, чтобы я стала вашей третьей женой? Поэтому вы пригласили меня прогуляться с вами? Ох, мистер Уэбб, ну вы и пройдоха, ничего не скажешь!
Не могу припомнить, чтобы хоть когда-нибудь какая-то женщина вот так, в одно мгновение, превратила меня в трепещущий комок нервов. Будь я молодым человеком, я завел бы восторженные речи о стоявшей предо мною красавице — о ее глазах, губах, о маленьком, чуть вздернутом носике! Однако я не Ромео и играть словами оставляю поэтам.
— Так в этом все дело? — настаивала она. — Не стесняйтесь, Уэбби. Скажите мне, что у вас на душе. — Она меня поддразнивала, а я не мог ни слова вымолвить. — Ну же, Уэбби! Вы сделались весь красный, точно роза!
Вдруг у Элинор возникла другая мысль, и лицо ее помрачнело.
— Или это все про Маргарет? Вы заставили меня весь этот путь пройти, чтобы расспросить про мою сестру?
— Я просто не знаю, с чего начать, — ответил я.
Вплоть до этой минуты мне удавалось прятать свои чувства от самого себя. Теперь я понял, что вожделею к обеим.
К обеим! Не могу объяснить, что владело мною. Вероятно, долгие месяцы миссионерской работы возбудили во мне необоримое томление. Вероятно, что-то внутри меня так изголодалось в Ливерпуле, что теперь я жадно вдыхал в себя нечто питательное, подобно тому как изголодавшиеся иммигранты поглощали булку за булкой.
Я приложил все усилия, чтобы унять свои неуемные желания.
— Я хочу взять тебя в жены, — сказал я.
Элинор взяла меня под руку, почти прижавшись к ней грудью.
— Я хочу стать вашей женой, — ответила она. — Я хочу стать членом вашей Церкви.
Оставив Элинор у ворот Лидии, я поспешил к Епископу — поговорить с ним о новом браке. Как это бывает со всеми правительственными учреждениями, вокруг нашей церковной администрации наросла корка некоей бюрократической летаргии, однако не в тех случаях, когда дело касалось небесного брака. Потребовалось всего несколько часов, чтобы все устроить. В тот же день Бригам сам осуществил брачную церемонию. Мне он посоветовал: «Относись к ней как к равной».
Нашу брачную ночь мы с Элинор провели в отеле Бригама. Не успела она и двенадцати часов пробыть моей женой, как вызвала к себе портного и шляпника. Она не тратила времени зря — тут же составила список вещей, которые понадобятся ей в ее будущем доме: витражное окно, канапе для визитеров, хрустальная люстра. От часа к часу список все удлинялся. Только один день в качестве миссис Уэбб — и она почти уже сделала меня банкротом.
Однако меня беспокоили вовсе не расходы на содержание трех домов, не зависть, какую требования Элинор могли вызвать в душах Элизабет и Лидии.
Мои волнения были праздными волнениями тщеславного юноши: находит ли меня привлекательным Элинор? Не неприятен ли ей мой запах? Как я выгляжу в ее глазах, когда на мне нет одежды? Мое возвращение в юношескую праздность вовсе не вызывает у меня гордости. Но вот он — я, какой есть.
Итак, мои безрассудства продолжались. Ах, если бы они закончились в тот день!
На следующий день после женитьбы Маргарет пришла в отель навестить нас. Элинор показала сестре вышитую ленту, которая, если за нее потянуть, приводила к дверям номера дворецкого. Она выложила на диван рулоны материи, оставленные ей портным. Сестры взялись за список вещей для будущего дома. С помощью Маргарет он стал вдвое длиннее.
— Ты ведь будешь жить с нами, правда? — спросила сестру Элинор.
— Я не хочу мешать мистеру Уэббу.
Элинор вскочила, пробежала через комнату и повисла у меня на руке:
— Ты не против? Не глупи, Маргарет! Уэбби никогда не против!
Мне теперь стало ясно, что я женился на легкомысленной девчонке, которая истощит мои счета и не станет слушать моих указаний. Мне стала очевидна моя ошибка: я выбрал не ту сестру! Очень скоро Элизабет и Лидия узнают об обещанной хрустальной люстре и каждая с полным правом потребует себе такую же. Мне придется провести всю оставшуюся жизнь прикованным к каретной мастерской, чтобы в этой ситуации обеспечивать положение своей семьи. Что же я натворил?! Ради чего? Я оставил сестер разворачивать бесчисленные пакеты, доставленные из магазинов. Оберточная бумага шуршала так громко, что сестры не слышали, как я ушел.
В Пейсоне Элизабет словно застыла в шоке.
— Еще одна жена?
— Не в этом дело. Они — сестры. Они будут жить вместе.
Я застал ее во дворе, за делом — она выбивала коврики, развешанные на веревке, а Энн Элиза крутилась на качелях, висевших на дереве неподалеку.
— Я не стану этого делать без твоего согласия.
