– Поторапливайтесь! – покрикивал Роман, строго наблюдая за приготовлениями. – Ночи в июле коротки, а с рассветом мы должны покинуть Биляр!
– Да что стряслось, Роман Федорович? – в который раз вопросом остановил главу посольства один из гридей. – Что за спешка?
– Царь Булгарии повелел с восходом солнца отплыть из стольного града.
– Что за напасть?
– Такова царская воля, – развел руками Роман.
Гриди дружно вязали узлы, приторачивали их к седлам приведенных слугами лошадей, с опаской поглядывая на булгарских воинов, гарцующих в свете факелов на дворцовой площади.
– А этим чего не спится? – кивнув в сторону царских нукеров, спросил боярин Романа.
– Царь прислал охрану до Ошела, чтобы мы не заблудились ненароком.
К Роману торопливо подошел Мироша.
– Тебя хочет видеть булгарка, – тихо проговорил он.
– Кто такая?
– Не сказалась.
– Приведи.
Вскоре Мирон вернулся с девушкой, закутанной в черное, лишь глаза поблескивали в свете факелов.
– Госпожа прислала сказать, что ждет тебя.
Догадавшись, кто прислал служанку, Роман тихо спросил:
– Где она?
– Здесь, – кивнула девушка на дворец Надира.
– Как здесь? Когда же она пришла? Почему я не видел? – изумленно воскликнул Роман.
– Путей во дворец много, – загадочно проговорила служанка.
– Веди.
Шли длинными темными коридорами, опускались и поднимались по лестницам.
«Уж не ловушка ли?» – невольно закралось сомнение.
Но вот идущая впереди девушка остановилась.
– Здесь, – показала она на дверь, поклонилась и исчезла в темном коридоре.
Роман, вытащив из-за сапога нож, с которым никогда не расставался, толкнул дверь и вошел.
Зора стояла посреди комнаты, освещенная мягким светом лампионов. Увидев Романа, она протянула к нему руки.
– Иди же ко мне. Я истомилась ожиданием, – прошептала девушка.
«Как же она хороша! Как желанна! Как близка и в то же время недосягаема! За что, Боже, ты посылаешь мне это испытание? За что мне такая мука?!»
Роман приблизился, обнял трепещущую девушку.
– Я пришел проститься, – как можно мягче проронил он.
– Как? Ты покидаешь меня? – встревожилась Зора.
– Царь… Он хочет, чтобы я вернулся в отчину. – И уже совсем тихо добавил: – Царь Чельбир желает породниться с великим князем володимирским, выдать тебя замуж за брата Юрия Всеволодовича – князя Святослава.
– И ты поэтому возвращаешься? – уронила руки вдоль тела девушка.
– Я посол и не могу отказаться, – горестно произнес Роман.
– А я могу! Я не выйду замуж за Святослава! Лучше умру! – решительно произнесла Зора и, устремив свои лучистые глаза в глаза Роману, попросила: – Возьми меня с собой на Русь. Я буду хорошей женой тебе, познаю твой язык, приму веру… Не хочешь женой, возьми наложницей.
Роман ничего не сказал и лишь отвел взгляд.
Зора отшатнулась, словно ее ударили, и, гордо вскинув голову, негодуя, воскликнула:
– Я, царской крови, унизилась, предложив себя в жены, а ты не захотел меня даже взять наложницей! Уходи! Уходи и не возвращайся! Я не хочу тебя видеть!
Роман хотел было оправдаться, пояснить, но, видя перед собой разгневанную, непреклонную девушку, лишь обреченно махнул рукой и вышел из комнаты. А Зора упала на приготовленное для любви ложе и безутешно залилась слезами.
Как зыбко, как мимолетно счастье!..
С рассветом от пристани Биляра отошел караван судов. На корме одного из них стоял Роман и смотрел на убегающий берег. Неимоверная тоска стиснула сердце: «Как зыбко, как мимолетно счастье!..»
1
Юрий Всеволодович не ждал столь скорого возвращения посольства из Булгарии и, когда ему доложили, что Роман Федорович дожидается его в харатейной, не на шутку встревожился.
Роман, увидев входившего князя, поспешно встал.
– Ну, – строго сдвинул брови Юрий Всеволодович, – почто возвернулся? Никак загубил посольство?
– Нет, государь. Ответные грамоты привез, и волю твою царь Булгарии принял.
– Чего же тогда не остался в стольном граде? Ты же так туда рвался? – уже мягче спросил великий князь своего посла.
Роман, не поднимая глаз, ответил:
– На беду вернулся я в Булгар. Царь Чельбир хочет породниться с тобой, великий князь. В тайном разговоре со мной просил передать, что готов отдать свою племянницу Зору за князя Святослава.
– Чего, чего? Князя Святослава? Племянницу? Уж не ту ли, что тебе люба?
– Ее, государь, – тряхнул кудрявой головой Роман.
Видя убитого горем молодца, Юрий Всеволодович невольно расхохотался. Утирая выступившие от смеха слезы, великий князь произнес:
– Насмешил ты меня, Роман. Пошел за счастьем, а вернулся с горем. А она-то что, лада твоя, покорна отцовской воле?
– Нет, государь, сказала, что лучше в Волгу головой с обрыва, чем за нелюбого замуж идти.
– Вона как! Да ты не кручинься. Святославу мы невесту уже сосватали, а что до племянницы царя Булгарии, то что-нибудь придумаем. Ты садись и расскажи ладком про дела посольские, – усаживая Романа напротив себя, уже серьезно проговорил Юрий Всеволодович. – Задумал я по весне город ставить в устье Оки на Дятловых горах. Места, ты сам видел, дикие, нехоженые. В лесах – мордва, черемисы, на Волге – булгары, а город ставить надо. Пора Володимиру Волгой владеть. Но об этом после, – остановил себя князь. – Рассказывай поначалу ты.
За те несколько дней, проведенных в Булгарии, Роман увидел многое. Юрий Всеволодович подивился цепкости взгляда своего посла и его умению размышлять над увиденным, сравнивать, доходить до сути. Рассказал Роман и про рыцарский турнир.
– Так, говоришь, отомстил врагу своему?
– Отомстил, государь.
– А что визирь? Царь Ошела брат ему?
– Думаю, затаится. Козни будет строить супротив меня, да мне не впервой. Главное, что царь благоволит мне.
– А племянницу свою отдаст за тебя? – улыбаясь, спросил князь.
– Нет, государь. Ему нужен зять, чтобы рода знатного и чтобы за ним сила воинская стояла.
– Так за тобой вся Русь стоит. А что род твой не княжеский – не беда. Коли сам я за сватовство возьмусь, неужто царь Булгарии воспротивится? – улыбнулся возникшей мысли Юрий. – Ты вот что, Роман Федорович, поезжай к отцу. Он тут, недалече. В Лютино, что под Суздалью. Перезимуешь, а по весне пойдем к Дятловым горам город ставить. Ты же повезешь в Булгарию грамоты от меня. На том и порешим.
Деревенька Лютино – три десятка дворов – жила трудами, тихо, сытно, размеренно и неторопливо. Новых хозяев в лице Дубравы и Федора Афанасьевича поначалу приняли как должное, а вскоре и полюбили.
Романа не ждали, и потому радости было сверх всякой меры. Андрейка за лето подрос, вытянулся, Федор Афанасьевич от болезни оправился, потихоньку ходил, приглядывал за хозяйством, помогал в меру сил Дубраве.
В деревенские дела Роман не вникал, а все свое время отдал Андрейке. Пока не лег снег, ходили вдвоем на охоту, ловили рыбу. Роман учил мальчишку владеть мечом, пока деревянным, метать стрелы в цель, скакать на лошади, не боясь ни оврагов, ни поваленных деревьев, ни изгородей.
Дубрава, тревожась за сына и провожая в очередной раз «воинский поход на половцев или ромеев», всякий раз просила:
– Вы уж поосторожней, шеи себе не сломайте!
Все шло хорошо, и только один раз, когда Роман с мальчиком возвращались, усталые, домой, Андрейка спросил:
– Скажи, отец, а почему ты спишь один? Ты не хочешь, чтобы у меня были братья и сестры?
– Ты еще очень мал… – начал было Роман.
– Мне уже девять, – возразил Андрей, – и я знаю, как появляются на свет Божий дети.
Роман остановился, присел перед мальчиком и, положив ему руки на плечи, доверительно сказал:
– Я не хочу тебя обманывать, но и правды сказать не могу. Придет время, и ты все узнаешь. А мама твоя мне люба. Вот те крест, – перекрестился Роман. – Ну, а что не делю я с ней ложа, на то есть причина.
Больше подобных вопросов Андрей не задавал, но и без того двойственность положения доставляла Роману немало огорчений.
Как-то незаметно прошла зима. Сошел снег. Началась пахота. Близилась разлука. Роман, терзаемый ожиданием, все чаще уединялся, чем вызывал недоумение и тревогу у близких. Наконец, на Духов день прискакал из Владимира гонец: великий князь призывал Романа к себе.
2
В последний раз, вспенив воду веслами, лодки и насады ткнулись носами в глинистый волжский берег, над которым нависали поросшие лесом Дятловы горы.
– Здесь, на откосе, выгружаться, – указал великий князь и первым сошел по перекинутой доске на берег. За ним последовал набольший воевода Петр Ослядюкович, воевода строительной дружины Арефий Никитич, бояре, горохом посыпались за борта насадов и лодий гриди, дружинники, работный и пахотный люд владимирский и суздальский.