Ознакомительная версия.
Пряча лицо за веером, девушка расхохоталась, искусно изображая легкомыслие и доступность. Устремив взгляд опытного охотника, на запутавшуюся в силках его обольстительности дичь, предчувствуя скорую победу, маркиз пригубил вина. Но едва успев поставить бокал на стол, он побледнел и отшатнулся, будто от невидимого удара кинжалом. В его глазах застыл ужас, а из горла вырвался клокочущий стон, на губах появилась пена. Де Жизор, схватился за грудь и опустился на колени, хватая ртом воздух. Остекленевшие глаза, невидящим взором пытались отыскать ту, что принесла на белоснежных крыльях обворожительности, столь бесславную и мучительную смерть. Ещё миг, и его бездыханное тело, распласталось у ног, сколь безжалостной столь прекрасной приспешницы Танатоса1.
Хладнокровно переступив через труп маркиза, она направилась к двери, прислушиваясь, не подстерегает ли её мерзкий слуга. Поправляя платье, будто только сейчас надела его, Миледи вышла во двор. Будучи абсолютно уверенной, что подозрительный Кларк наблюдает за ней, откуда-то из укрытия, девушка, обернувшись на пороге, произнесла:
– О, проказник, не провожай меня, я спешу, но непременно загляну к тебе на днях.
Затворив за собой дверь, Миледи, намереваясь продемонстрировать, незримому наблюдателю, спокойствие и неспешность, вызванную, прежде всего удовлетворенностью, проследовала к калитке. Оказавшись за оградой, отделявшей её от взора Кларка, она крикнула, притаившемуся за кустом де База:
– «Скорее шевалье, бежим к экипажу!»
1 Та́натос – в греческой мифологии олицетворение смерти. Танатос обладает железным сердцем и ненавистен Богам. Он – единственный из Богов, не любящий даров.
ГЛАВА 4 (98) «Верный слуга, но чей?»
ФРАНЦИЯ. ПАРИЖ. ДВОРЕЦ ЛУВР.
Прохладным летним вечером, когда марево над Сеной, превратившись в туман, встало полупрозрачной пеленой и, смешавшись с сумерками, растворило в своих невесомых клубах набережные Сите, оставив на обозрение зевакам лишь ажурные шпили церквей, протыкающих серое небо, в Лютневом кабинете Лувра, королева-мать вела горячий спор со своим насколько давним, настолько переменчивым приверженцем – герцогом д'Эперноном, шептавшим ей в ухо.
– Простите Мадам, но я не доверяю вашему любимцу, и как вы полагаете, союзнику. Я не верю, ни единому его слову!
– Браво, д'Эпернон, вы попались на ту же уловку, что и все прочие! Весьма непросто поверить умному человеку, ведь все его мудреные действия, ходы, просчитанные на десять шагов вперед, и впрямь вызывают подозрения. Признаться и я тому не исключение, мои сомнения всегда при мне, но он обязан мне, а значит, сделает всё, чего я пожелаю!
Герцог с недоверием взглянул на королеву-мать, то ли догадываясь, а быть может зная наверняка, что всё сказанное ею, не вызывает доверия даже у неё самой
– Если всё так, как вы говорите, Ваше Величество, он и впрямь дьявол.
– Поверьте, любезный герцог, всё обстоит именно так, именно дьяволу под силу обуздать наших многочисленных врагов. Разве я когда-нибудь ошибалась?
«Именно это меня и пугает» – подумал д'Эпернон, произнеся вслух:
– Что ж, Мадам, действительно, я не имею оснований усомниться в ваших словах, остается лишь уповать на вашего кардинала.
– Именно, именно моего кардинала! Я надеюсь ни у кого не вызывает сомнений, что кардинальскую шапку, мессир Ришелье добыл не без моей помощи?!
Герцог, прикрыв глаза, приклонил голову, что означало, как могло показаться, согласие и смирение.
– Но при всем этом…
Произнес он шепотом.
– … «Красный герцог» невероятно хитер и коварен, а это, смею заметить, весьма опасные качества для вассала. Он из тех злейших союзников, с которыми следует держать ухо востро. Я бы, всё же, счел опрометчивостью доверие, распространяющееся на этого господина.
– Никто не говорит о доверии, нам лишь следует воспользоваться сложившимися при Дворе отношениями меж ним и нашими недругами: королевой Анной, принцем Конде, а так же колеблющимися Орлеаном, Вандомами и Суассоном, которые ненавидят Ришелье и считают нетерпимым врагом.
– Мне кажется, Ваше Величество, не менее опасным возрастающее влияние кардинала на Его Величество, а так же непримиримость Ришелье в отношении Испании, нашей вернейшей союзницы. Следует если не убедить его, то заставить с должным терпением и уважением относиться к преобладанию Габсбургов в Старом Свете, дабы не накликать беды на благословенную Францию. Мне достоверно известно, что высшее дворянство, не удовлетворенное политикой нашего Первого министра учинило заговор, рискующий при поддержке Испании перерасти в мятеж, а затем в войну.
Слова герцога, повергли в изумление королеву мать.
– И кто же возглавляет сие рискованное предприятие?
– Ну, что вы, Мадам, если бы я мог, хотя бы догадываться.
При этих словах, д'Эпернон извлек из рукава сложенный вдвое лист бумаги и незаметно, будто опасаясь чьих то, посторонних глаз и ушей, вручил его королеве. С недоумением взглянув на герцога, флорентийка, помедлив, прочла послание.
ПИСЬМО: «Ваша Светлость, считаю своим долгом сообщить, что заговор, набирающий стремительности при французском Дворе, и имеющий все основания перерасти в мятеж, учинён под покровительством Её Величества королевы Анны Австрийской. Навечно ваш друг»
– «Кто написал сие?»
Сморщившись, будто прикоснувшись к вымазанному в нечистотах посланию, произнесла Мария Медичи.
– Мне доподлинно неизвестно, но…
– Говорите же, герцог!
В нетерпении воскликнула королева.
– Письмо попало ко мне довольно странным образом! Установить, кто его подбросил, не представляется возможным. А что касается автора, то слышал лишь, что сей герб, из четырех мечей образующих крест, в дубовом венке, что стоит вместо подписи, знак Черного графа.
Медичи, задумчиво кивая головой, произнесла:
– Я наслышана об этом человеке, но никак не могла предположить, что он окажется на нашей стороне.
– Это приведение Мадам, никто не видел его, и не знает о нем, ровным счетом ничего, и уж тем более, не может предположить, на чьей стороне он окажется. Несомненно, рискованно доверять такому влиятельному и таинственному господину, но в то же время…
– Кстати о риске, я слышала, что на днях, отважился посетить Париж, инкогнито, разумеется, герцог Бекингем?
Лицо д'Эпернона озарила самодовольная улыбка.
– Это истинная правда Мадам, более того, это то о чем я собирался с вами говорить.
Он ответил любезным поклоном на удивление королевы.
– Неоспоримая пикантность сего визита, открывает перед нами весьма любопытные перспективы…
Дождавшись когда Медичи, соберется с мыслями, что отразилось на её лице, герцог продолжил.
– Сие безрассудство британца, дает возможность получить то, чего нам, довольно долгое время не удавалось. Теперь у нас на руках имеются козырные карты, которыми, в случае их употребления, мы компрометируем королеву, так как Людовик, несомненно, заподозрит Её Величество если не в сговоре, то в измене, что нам на руку. Но главное это то, что он не простит Ришелье промаха связанного с приездом Бекингема! Представьте, что ожидает Первого министра, который допустил под самым носом короля, свидание королевы с ненавистным англичанином? И это, Мадам, я не осмеливаюсь говорить о письме Черного графа. Трудно представить, что ждет королеву Анну, если сей месье, в своем послании, поведал нам чистую правду о заговоре?
Гряда морщин покрыла лоб флорентийки, глаза, устремленные в одну точку, налились ядом.
– Если сегодня, я не получу от Ришелье то, чего желаю…я уничтожу его, а затем и Анну.
Прошипела она, осознав силу собственной позиции, в преддверие назначенной кардиналу аудиенции. Её размышление прервал лакей, громко объявивший:
– Его Высокопреосвященство, кардинал де Ришелье.
Как только Первый министр появился на пороге, королева мать встретила его взглядом, излучавшим скорее высокомерие, чем благосклонность. На лице же д'Эпернона, водрузилась одна из многочисленных улыбок, извлекаемых герцогом, при надобности, из просторного сундука его изысканного лицемерия – сия выражала приторную восторженность. Узрев кардинала, Медичи восторженно провосгласила:
– Мы несказанно рады видеть вас, Ваше Преосвященство.
Ответив кивком на почтенный поклон министра, она предложила занять места, за круглым столом. Лакей, дождавшись команды, наполнив бокалы белым бургундским, спешно удалился, оставив хрустальный графин, меж его собратьев, наполненных разнообразными винами, располагавшимися рядом с блюдом, занимающим центр приставного столика для посуды, в коем красовались диковинные фрукты. Устроившись в удобных креслах, вокруг стола, чем образовав правильный треугольник, собравшиеся, некоторое время, молча, наблюдали друг за другом. Подобная пауза насторожила Ришелье, надевшего, по этому случаю, маску отрешенности, и обратившегося, в выжидании, к предложенному вину. Сделав несколько глотков, он, поставив фужер, удовлетворенно кивнул, что побудило королеву-мать начать диалог.
Ознакомительная версия.
