– О, Фархад! Только не убивай никого!
– Ты и правда так хочешь? Хорошо, обещаю! Но не больше. Не убью – и только. Большего не проси. А сейчас… Хафиз, я хочу остаться с ней наедине!
– Я возражаю, – более чем холодно изрек главный евнух.
– Что?!
– Я возражаю как врач, Фархад.
– Ах, вот в чем дело! Могу я, по крайней мере, забрать ее к себе?
– Я сам перевезу ее. Завтра.
– Завтра?!
– Или послезавтра. Или через неделю, если ей станет хуже.
Господин засмеялся и развел руками:
– Слушаю и повинуюсь!
* * *
Хафиз был последователен и безжалостен в своем расследовании. Когда Шакира оказалась в состоянии сосредоточиться, ей пришлось ответить на все его вопросы. Что Шакира ела и пила в течение трех последних дней перед отравлением, из чьих рук брала угощение, что нюхала и даже – каких вещей касалась руками? А кроме того, кто и о чем разговаривал с нею? Она все рассказала без утайки. Да и что, собственно, скрывать?
Видимо, главный евнух расспрашивал и остальных: девушки ходили как в воду опущенные. Но Шакира не чувствовала себя ни виноватой (за что?!), ни обиженной. Она думала лишь о том, что господин Фархад (Фархад!) все-таки любит ее, и все вызывала в памяти его полный тревоги и любви огненный взгляд, когда он ворвался, не помня себя, в дом Хафиза.
…А через пару дней увели Биби. Девушки проводили ее взглядами, полными брезгливого ужаса. Молчали все, даже Гюльнара. Вот только Сулейма… Она улыбнулась Биби – проникновенно и лучезарно. Что это была за улыбка! Они так и не узнали впоследствии, каким образом и где несчастной Биби удалось достать отравы, но эта неприкрытая многозначительность улыбки Сулеймы не оставляла сомнений, что уж советчица-то у толстушки была! Биби покидала гарем в шоковом онемении: не защищаясь, не оправдываясь и даже не плача. И больше о ней никто ничего не слышал.
* * *
А в душе Шакиры всё, абсолютно всё подчинялось теперь только одному неистовому чувству – страстной любви к господину. Она жила и дышала им одним! В первых скромных лучах рассветного солнца и в торжественном угасании дня… В дрожании жаркого полуденного марева и в молочно-бледном сиянии Луны… В черном бархате ночи и в слепящих бликах, танцующих на тонкой глади бассейна… В полуночной тишине и в раскатах далекого грома (о, особенно в раскатах грома!) – только лишь одно: Фархад! Фархад! Фархад!
И главный евнух день за днем – утром и вечером, вечером и утром – выкликал одно имя – Шакира. Хозяин купил новую лошадь – показать Шакире! Надо выбрать новые ткани на платья женщинам – позвать Шакиру! Необычные сласти из Персии – где Шакира?
– Гд е моя Шакира? – требовательно гремел голос господина.
И она летела к нему как на крыльях, не чуя под собой ног!
– Тебе нравится моя новая лошадь?
И она ласково обнимала его коня за шею: это же его (его!) конь! Господин нежно обхватывал своими сильными руками и Шакиру, и голову коня – вместе, конь осторожно косил на них взглядом, а Шакира замирала, прижавшись к груди своего повелителя…
– Вкусно? – Кусочек лукума отправлялся ей в рот, а пальцы господина намеренно задерживались у ее губ, чтобы она поцеловала их.
– Дай и мне, сладкая моя детка! – И теперь она в свою очередь касалась его губ, и господин медленно закрывал глаза, целуя кончики ее перепачканных сластями пальцев, потом – ее щеки в сахарной пудре, потом, задыхаясь от страсти, – губы… И уже летела на пол ее сорванная одежда – и земля с небом менялись местами!
Шакира забыла обо всем! Даже о том, что когда-нибудь это все-таки может кончиться. Она, конечно, знала об этом, но забыла. Потому что хотела забыть! Потому что ни за что не хотела помнить о том, о чем ее предупреждали и Аиша («Месяц-два, не больше… Потом он остынет. И тогда важно не сердить его и постараться остаться ему приятным другом…»), и Хафиз («Страсть женщины сильнее срасти мужчины. А главное – вы не умеете принимать неизбежное и никогда к нему не готовы заранее!»).
Когда бесстрастный Хафиз однажды вечером вызвал Сулейму, к Шакире тут же подошла чуткая Аиша и, взяв за руку, выволокла в сад. Усадив на скамейку в дальнем углу сада, за решеткой, увитой виноградом, строго наказала:
– Сиди здесь. Я сейчас вернусь.
Аиша оставила ее одну, и это было хорошо. Иначе Шакира закричала бы на весь сад, на весь город… Пока она сидела, бессмысленно уставившись перед собой, вернулась Аиша:
– И это тоже надо научиться скрывать! Тебя или не тебя он зовет – неважно! Улыбка на губах должна быть одинаковой! Учись быстрее, подружка, а не то про твой кислый вид доложат Хафизу. Да он и сам все заметит.
– Я никогда… я не сумею…
– Сумеешь! Или умрешь от тоски и ревности – выбирай! То, что в сердце, держи в кулаке, держи двумя кулаками! Изо всех сил!
– Как же улыбаться, если… Аиша, милая, у меня же вот здесь, в сердце, все горит! Больно-то как!
Аиша опустила голову и медленно произнесла каким-то чужим голосом:
– И у меня горит.
– Как, у тебя?! Я не верю! Ты его любишь?
Аиша подняла ладонь, останавливая подругу:
– Нет, я никогда не любила нашего господина. Ему это известно. – Она вздохнула и отвела взгляд. – Но я знаю, что такое любовь и ревность!
– Как? О чем ты?! Ты же – само бесстрастие!
– Это моя история. Только моя! В ней все есть – и страсть, и предательство… Возможно, я погибла бы или покончила с собой от тоски и позора, но наш господин, так уж вышло, что он все знал, купил меня. И тем спас мою никчемную жизнь. Может быть, когда-нибудь я тебе расскажу подробнее. Пока не могу, нет сил: я страдаю до сих пор, – и опустила голову. – Невыносимо! Если б ты только знала! Ладно, что об этом говорить? Посидеть с тобой еще? Нет? Тогда побудь здесь, успокойся, возьми себя в руки.
Аиша встала со скамейки, чтобы удалиться, но задержалась и задумчиво добавила:
– Послушай, я видела, как он смотрит на тебя. Так – ни на кого не смотрел! Никогда! Думаю, что он тебя не оставит. Но он мужчина – будут и другие женщины, как были и до тебя. Смирись с тем, что имеешь. А имеешь ты больше нас всех! И улыбайся, улыбайся! Они любят это.
Шакира просидела на скамейке очень долго. «Может, Сулейма уже вернулась?» Она надеялась на это: если Сулейма уже пришла обратно – то будто бы и не уходила. Шакира встала и собралась было вернуться в покои гарема, как вдруг услышала чей-то сдавленный шепот:
– Госпожа!
Голос шел из-за решетки. Шакира испугалась.
– Кто это?! Кто здесь?!
– Я – Саид.
– Я не знаю тебя!
– Да-да, конечно. Я из отряда господина Фархада. Сотник. Можно мне поговорить с тобой?
Надо было прогнать его или самой удалиться, но… Она устало опустилась на скамейку. Все равно… Пусть говорит…
– Говори.
– О, моя госпожа! – Голос Саида дрогнул. – Я не в силах больше молчать! Даже если небеса надо мною разверзнутся, я все равно скажу!
«Долгое вступление, – вяло подумалось Шакире. – Непонятно, чего ему надо?»
– Когда я только увидел тебя, о, госпожа, не здесь – там, в оазисе, я сразу понял, что навсегда теряю покой! Твои глаза, твоя улыбка, твой голос, Шакира, я схожу с ума от любви к тебе!
«Мне только этого недоставало! К тому же, если меня заметят здесь с ним, быть беде!»
Она попыталась остановить его:
– Замолчи, Саид! Тебя казнят, если узнают об этих речах! Замолчи, прошу тебя! И уходи немедленно!
– Пусть меня убьют! Мне уже все равно! Ты могла бы сейчас быть моей, но я опоздал тогда – тебя взяли в гарем. Потом я ждал, не надумает ли господин продать тебя? Я бы выкупил, чтобы жениться! У меня есть деньги!
«Они все распоряжаются моей судьбой, как хотят!»
– А у меня ты спросил, чего хочу я?!!
Он замолчал. И она сделала новую попытку уйти, но он убитым голосом продолжил:
– Я все знаю.
– Что ты знаешь?
– Я знаю, что ты любишь его! Я стоял в карауле у его покоев в ту ночь… Я слышал, как ты стонала на его ложе. Слышал! И как он стонал! Вам было хорошо вдвоем! Я готов был убить вас обоих!!! Не знаю, почему я этого не сделал.
– Сделай это сейчас, Саид. Убей меня. Сейчас – самое время!
– О, нет, только не это! Шакира, бежим, бежим отсюда! Все, что хочешь – к твоим ногам! Весь мир, всю подлунную! Только будь моей!
Она смотрела на Саида как на сумасшедшего и думала о том, что не сбежала бы с ним никогда. Как это только пришло ему в голову? Это даже оскорбительно! Но, что было удивительно, неожиданно она почувствовала, где-то в глубине души, долю удовлетворения и начала успокаиваться. «Я справлюсь. Я сильная. Я должна быть сильной».
Еще она вдруг вспомнила о своем женихе, Селиме. Их родители дружили и обещали друг другу поженить своих детей. Она была невестой Селима с самого рождения, поэтому просто привыкла к нему, так как они выросли вместе. Но Селим был старше и успел полюбить ее. А она его – нет. Она поняла, когда подросла, что он ее любит и ждет, когда проснутся и ее чувства! Селим умел ждать! И иногда, чтобы доставить ему удовольствие (когда не видел отец!), она тихонько гладила его по лицу, а он целовал ее открытую ладошку.
