— Коня просил не я. Просил мирза. Конь понравился Кудайберды. Я и подумал: «Кудайберды первый раз протягивает руку к гриве лошади, надо ему помочь. Кулиншак не обидится на маленькое озорство», — и послал посыльного.
— Озорство! Хорошо озорство! — вскрикнул старший из «бес-каска», Турсынбай.
— Кого ты обманываешь? Это — не озорство, а насилие! Так поступают только с чужаками, с рабами, с беззащитными! — подхватил Кадырбай, третий сын Кулиншака.
Договориться оказалось невозможным. Спор оборвался и некоторое время все хмуро молчали. Потом Майбасар снова начал упрекать Кулиншака за задуманную тем откочевку к жигитекам.
Салем Кунанбая, посланный с Майбасаром и Кудайберды, в основном касался откочевки. Разговор о скакуне и о связанном с ним избиении посыльного Майбасар затеял уже сам. Он думал этим поприжать Кулиншака, но тот и не собирался признавать себя виновным.
Несколько дней назад, обозленный приказом Майбасара взять коня, Кулиншак избил его посыльного и твердо решил порвать с Кунанбаем. Он послал к жигитекам верхового с просьбой принять его к себе в род и помочь откочевать к ним. Сегодня утром слух об этом дошел до Кунанбая. Отпустить из-под своей руки такой близкий род, как Торгай, казалось ему и большим позором и убытком.
После смерти Божея а течение целого лета противники ни разу не сталкивались открыто, но всеми силами вербовали себе сообщников. Вражда нарастала глухо, скрыто, но неудержимо. Ненависть и озлобление, овладевшие обеими сторонами, достигли предела и в любую минуту могли разразиться нежданной грозой.
Схватка в Токпамбете, окончившаяся неслыханным избиением Божея, была последним крупным столкновением. Но с тех пор жигитеки, котибаки и бокенши не переставали лихорадочно готовиться к борьбе и намеревались крепко отплатить Кунанбаю. Со смертью Божея борьба внешне как будто прекратилась, но это спокойствие было только видимым; кровоточащая рана по существу углубилась. Божей своей смертью сплотил ряды противников Кунанбая, укрепил их решимость. Самыми непримиримыми были ближайшие друзья Божея — Байдалы, Байсал, Каратай, Тусип и Суюндик.
Кунанбай нацелился на скакуна в самую напряженную минуту.
Будь другое время, Кулиншак легко уступил бы Кунанбаю, он просто не осмелился бы не отдать коня. Но теперь он располагал союзниками, — Байсал и Пушарбай уже неоднократно предлагали роду Торгай покровительство котибаков. И Кулнншак, решившись на все, скакуна не отдал.
Майбасар не понял всей сложности положения: «Не дает? Что за вздор! На что мы годны, если даже у торгаев не сумеем взять того, что нам нужно? Ну что он может сделать?»
Отказ Кулиншака его взбесил, и он пошел на насилие. Этим Майбасар сам дал толчок, род Торгай решил отложиться от Иргизбаев и откочевать к жигитекам и котибакам.
Теперь Майбасар всеми силами старался отговорить Кулиншака, но тот на доводы его просто не отвечал. Не добившись ничего, Майбасар разозлился и по привычке решил действовать угрозами и принуждением.
— Уа, Кулиншак-аксакал, я передал тебе просьбу мирзы, чтобы ты не откочевывал. И сам прошу тоже: не уходи. Я все сказал и больше разговаривать не намерен. Дай мне слово, что откочевывать не будешь, — или ты пожалеешь об этом дне!
Кулиншак возмущенно посмотрел на Майбасара.
— Ах так!.. Что ж, и я не намерен больше разговаривать с тобой. Насмотрелся и натерпелся довольно! Вот мой ответ: кочую! — отрезал он решительно.
Приехавшие с волостным насторожились и озадаченно переглянулись.
Разъяренный Майбасар хлестнул плетью по разостланной постели и заговорил, задыхаясь от злобы:
— Знаю я, к кому ты уходишь! Это они зовут тебя! Наверное, наобещали: «Мы сумеем защитить тебя, не бойся!..» Но пусть они только попробуют взять тебя из-под моей руки! Видно, у Байдалы и Байсала пазухи широки и силы много! Ну, хорошо же! Я этим мирзам всажу стальную пику в самый зад! — Майбасар весь дрожал от ярости, глаза его злобно сверкали. — Они добьются, что я отплачу им на голой спине! Еще раз вспомнят Токпамбет!
Кадырбай, самый горячий и смелый из «пяти удальцов», заерзал на месте и заговорил, тяжело дыша:
— Довольно, почтенный, довольно, волостной! Тот позорный случай не принес тебе славы! Лучше не упоминай о нем!
В юрту быстро вошел Пушарбай с двумя жигитами, тот самый Пушарбай, который в прошлом году в Токпамбете, пытаясь защитить Божея, сам пострадал от плетей Кунанбая. Пушарбай — густобородый, огромный, смелый — не забывал нанесенной ему обиды и не сидел сложа руки: благодаря ему и Байсал с родом Котибак окончательно перешел на сторону жигитеков.
При его появлении сыновья Кулиншака зашевелились и насторожились, точно приготовляясь к чему-то. За дверью опять послышались шаги. Жумабай подумал: «Кто это ходит? Что они затеяли?»— и вопросительно взглянул на Майбасара.
Из-за дверей раздался голос:
— Эй, есть кто-нибудь дома?
Пушарбай прислушался и громко откликнулся:
— Я тут!
В ту же минуту в юрту ворвались десять жигитов во главе с Манасом. Они бросились прямо к переднему месту. Остальные «бес-каска», с нетерпением ожидавшие их появления, вместе с ними кинулись на Майбасара и его спутников.
— Прочь! — крикнул тот и, не успев подняться, хотел размахнуться плетью.
Но Кадырбай обхватил его, повалил навзничь и насел сверху. Троих его спутников смяли другие жигиты.
Дело с посыльным теперь казалось пустяковым, — самое страшное наступило сейчас.
Пушарбай, Кадырбай и Манас били Майбасара до изнеможения. Та же участь постигла его спутников, кроме Кудайберды, бить которого Кулиншак не дал; он оттащил юношу в сторону и прикрыл его голову полами своей одежды. Внезапно жигиты, молча избивавшие Майбасара, закричали:
— Вытащить его из юрты! Давайте вытащим! Его потащили. Кадырбай злорадствовал:
— Он только что угрожал нам: «Я потешусь—всех вас догола раздену!» Он только грозить умеет, а мы на деле покажем! Снимай, сдирай с него чапан, сапоги, штаны. Потом со всего размаху ударил его по голой спине, повалил наземь и начал пинать ногами. — Что ты только с нами не делал! И с чего так обнаглел? — приговаривал он с каждым ударом. — Я еще не так опозорю тебя!
И он перевернул Майбасара ничком.
— Стальную пику в зад — да? Ты так угрожал? Вот тебе «стальная пика»! — заорал он и втиснул сапогом в голый зад Майбасара несколько шариков верблюжьего помета, лежавшего у юрты. — Если есть в тебе хоть капля чести, сдохни от этого позора! — пнул он его ногой.
В ту же ночь аул Кулиншака, опозорив брата и сына Кунанбая, сложил юрты и тронулся кочевкой. Как только он сдвинулся с места, жигитеки и котибаки, извещенные Манасом, окружили откочевавший аул и с почетом проводили его. В ту же ночь они успели присоединить к себе большое количество аулов рода Торгай.
Майбасара и его спутников освободили лишь тогда, когда торгаи были уже далеко. Коней своих они смогли разыскать только с восходом солнца, а до Кунанбая добрались к обеду. Все сторонники Кунанбая находились в это время в Жидебае. Тесные ряды аулов иргизбаев, топаев, жуантаяков и карабатыров заполняли пастбища верст в десять окружностью.
«Жигитеки избили и опозорили Майбасара и Кудайберды и силой увели к себе аул Кулиншака», — эта весть мгновенно облетела все аулы.
Кунанбай отдал срочный приказ. Не успел бы вскипеть чай. как сто пятьдесят жигитов уже сидели на конях. Во главе их были сам Кунанбай, его названый брат Изгутты и племянник Акберды.
В полдень Кунанбай, который ни на одни день не упускал из виду передвижения аулов жигитеков, отдал новый приказ собравшемуся ополчению:
— Им нужны набеги и насилие— пусть испытают их на себе! Нападите и силою верните вон ту кочевку жигитеков!
И он двинул свой многочисленный отряд на большую кочевку, проходившую по долине Мусакул. Отряд налетел дико, внезапно, не разбираясь, на кого он нападает. Разъяренный Кунанбай тоже долго не раздумывал. «Достаточно того, что это кочевка жигитеков!»— решил он.
Действительно, это была кочевка жигитеков, но та, в которой перевозили траурную юрту Божея.
Вооруженный отряд обрушился на табуны и стада, шедшие впереди, быстро разбил и рассеял всех мужчин кочевавшего аула и угнал лошадей и коров. Иргизбаи хотели увести с собой и караван, но Жакип и Изгутты, скакавшие впереди, поняв, что это кочевка Божея, не посмели напасть и отвели от нее свои отряды. Обе дочери Божея с остриженным конем в поводу продолжали путь со своим заунывным плачем, как будто ничего не замечая вокруг. Только байбише Божея, приостановив коня и задержав верблюдов, обратилась к нападавшим:
— Уа, бессовестные! Напали на траурную кочевку! Чтоб вам выть в ваших могилах, богоотступники!..
Как только Кунанбай узнал, что это кочевка Божея, он сразу же отдал приказ:
