— Уа, бессовестные! Напали на траурную кочевку! Чтоб вам выть в ваших могилах, богоотступники!..
Как только Кунанбай узнал, что это кочевка Божея, он сразу же отдал приказ:
— На эту кочевку не нападать! Но пусть она не двигается дальше и ставит юрты там, где находится сейчас!
Кочевка Божея сбилась в кучу, задержалась и начала ставить юрты в долине. Отряд Кунанбая отхлынул обратно.
Новая весть разлетелась по аулам жигитеков: «Кунанбай напал на траурную кочевку Божея!.. Оскорбил память умершего!»
Всю ночь напролет жигитеки готовили оружие и снаряжение, мужчины все до единого сели на коней. Местом сбора был назначен аул Божея. Байсал решился выступить против Кунанбая и собирал отряды котибаков. Суюндик поднял на ноги всех бокенши.
В ту же ночь в Жидебай непрерывным потоком стекалось ополчение Кунанбая. Мусакул находится от Жидебая всего в трех верстах. Долина готовилась стать полем кровопролитной битвы. Кунанбай собрал не только роды, находившиеся поблизости, он разослал нарочных с заводными конями и к самым дальним родам.
То же самое делали Байдалы и Байсал. Они разослали нарочных по аулам Каратая в род Кокше и в многочисленные племена Мирза и Мамай.
Предвидя надвигающиеся события, Байдалы сделал еще один ход: на Кунанбая были составлены приговоры и жалобы, заверенные печатями разных родов. В них говорилось: «Ага-султан правитель Кунанбай громит аулы, напал на траурную кочевку. Он вовлекает роды Тобыкты в кровопролитные схватки и взаимные убийства». Все это было сделано необычайно быстро. Байдалы вручил приговоры Тусипу, дал ему в сопровождение пятерых жигитов и набил его карманы деньгами. Нарочные взяли с собой несколько заводных лошадей — и Тусип тотчас же тронулся в Каркаралинск.
Теперь Байдалы ничего больше не оставалось, как без колебания идти на открытое столкновение.
Чуть забрезжил рассвет, дружины Кунанбая с криком и барабанным боем стремглав понеслись вперед…
Байдалы, Байсал и Суюндик вскочили на коней и подняли тревогу. Оседланные кони жигитеков уже стояли на привязи, соилы и шокпары были наготове — и отряды бесстрашно ринулись на ряды Кунанбая. Оба войска с поднятыми соплами и пиками наперевес ожесточенно схватились друг с другом и смешались в одну сплошную кучу. В облаках пыли жигиты беспощадно избивали друг друга.
Этот бой. получивший впоследствии название «Мусакульской битвы», долго жил в памяти Тобыкты. Каждая из сторон насчитывала тысячное войско. Кунанбай не имел численного перевеса: его отряды несколько раз бросались на противника и всякий раз были вынуждены откатываться назад. В каждой схватке падало человек десять-пятнадцать раненых. Их убирали с поля тут же.
Первый день жаркого боя прошел с переменным успехом. К вечеру обе стороны отступили.
На следующий день ожесточенная борьба возобновилась, но ни та, ни другая сторона по-прежнему перевеса не имела.
Небывалый бой продолжался уже третьи сутки. В этот день по приказанию Кунанбая сто пятьдесят лучших жигитов пересели на отборных бегунов и, оставив соилы, вооружились только секирами и острыми пиками. Ожесточенное сопротивление жигитеков и их бесстрашие взбесило Кунанбая. В порыве мести Кунанбай неумолимо и твердо решил любым путем добиться победы.
Он начал заманивать врага. Двинув сперва вперед отряды, вооруженные только соилами, он в середине боя стал отводить их назад, изображая отступление, — ему хотелось завлечь лучших жигитов противника.
Его замысел удался. Из войска жигитеков л котибаков скоро выделились кучки, которые наступали с остервенением и упорно преследовали отходившего неприятеля. Среди них мчались все «пять удальцов» Кулиншака, Пушарбай, Кареке. Преследуя иргизбаев, они приблизились к возвышенности, на которой стоял сам Кунанбай. Тот только и ждал этой минуты; он внезапно двинул из засады своих лучших жигитов, вооруженных секирами и пиками, исам помчался вперед вместе с ними.
Под предводительством Изгутты они врезались в ряды противника, обратили его в бегство и понеслись преследовать. Десять отбивавшихся жигитов были заколоты на месте. Сам Изгутты налетел с секирой на Пушарбая. Кареке, пытаясь защитить старика, кинул ся к ним. Изгутты размахнулся и изо всех сил опустил секиру на его голову. Тот увернулся в сторону, и топор, не размозжив ему головы, только отрубил нос. Кровь мгновенно залила все лицо и одежду Кареке, и он на полном скаку полетел с коня на глазах у Пушарбая. Друзья не смогли даже вынести его: им пришлось спасаться самим.
Наступил тот момент боя, который выражался двумя словами: «Враг бежал». Кунанбай рвался вперед, яростно преследуя противника.
Но тут позади жигитеков поднялись тучи пыли. Казалось, что по широкому склону холма хлынуло многочисленное войско.
Лазутчики еще раньше сообщили Кунанбаю: «Жигитеки послали нарочного в род Коныр, ждут войско и из Мамая». Кунанбаю было ясно, что если прибудет Мамай, то жигитеки возьмут верх. В этом была самая большая опасность. И вот, едва он успел отбросить врага, как на холме показалось войско Мамая, смутившее его жигитов. Изгутты и его отряд невольно сдержали своих коней, — судя по облакам пыли, через горы перевалило по меньшей мере человек пятьсот.
Дружины Кунанбая тут же повернули обратно, но отряды жигитеков не проявили особого желания преследовать их. Обе стороны разъехались как раз в то время, когда должен был разгореться самый жаркий бой.
Кунанбай так и не догадался, что был жестоко обманут. Байдалы тоже решил пойти на хитрость: пустив слух о том, что приближаются войска из Коныра и Мамая, он приказал собрать из ближайших аулов всех верблюдов и гнать их по склону, поднимая как можно больше пыли. Грозная толпа, остановившая дружины Кунанбая, была табуном верблюдов.
Кунанбай не подозревал этого и отступил. Байдалы в свою очередь не рискнул преследовать уходящего противника.
Так закончилась трехдневная Мусакульская битва. Кунанбай не сумел сломить противника, а жигитеки доказали свою способность отражать любое нападение Кунанбая и с оружием о руках отстаивать свои права.
Битва кончилась, но слухи, толки, неугомонная молва, горячие споры и бесконечные рассказы носились в воздухе и как пожар охватывали весь край со всех сторон.
Что касается самих главарей, то Байдалы и его друзья стали говорить более уверенным голосом и точно выросли на голову. Приближенные Кунанбая, наоборот, были сдержанны и молчаливы. Они, казалось, застыли в яростном безмолвии. Уже одно это говорило об их неудаче.
Что делать дальше? Как заставить повиноваться тех, кто и впредь осмелится выступить открыто и пожелает помериться силами в схватке?.. Кунанбай волновался от одной этой мысли.
Прошло десять дней полного затишья, молчания и покоя. Противники Кунанбая торжествовали. «Рухнул утес Кунанбая, дрогнула его сила», — повторяли они. У них шли непрерывные взаимные угощения, для которых не жалели ни коней, ни баранов. Они совершали благодарственные молитвы, завязывали дружбу и в порыве общей радости роднились, сватались и праздновали сговоры.
Род Жигитек торжествовал недаром: на десятый день после отъезда Тусипа прибыло из Каркаралинска пятнадцать вооруженных казаков. Тусип к этому времени тоже успел вернуться к своим. Все решили, что по заявлению рода Жигитек приехал «чиноулык» с вооруженной охраной для допроса Кунанбая.
С отрядом действительно приехал чиновник Чернов, командированный корпусом. Для прибывших, поставили десять юрт между Жидебаем и Мусакулом. В течение трех дней Чернов вел следствие. С самого приезда он стал держать себя с Кунанбаем строго. Вопрос о снятии его с ага-султанства он, видимо, считал уже решенным и хотя открыто этого не говорил, но обращался с ним, как с обыкновенным подследственным. Жигитеки, бокенши, борсаки и котибаки учли это и засыпали чиновника жалобами.
Но сообщники Кунанбая тоже не дремали и платили противнику той же монетой. «Убивали людей! Грабили аулы! Палили пастбища! Доводили беременных до выкидыша!»- самые невероятные жалобы на видных старейшин Жигитека и других родов, действовавших с ним заодно, поступали к Чернову. В этих заявлениях доказывалось, что Кунанбай вел справедливую борьбу с такими преступлениями и что виновные в них мстили ему теперь клеветою. Друзья Кунанбая защищали его всеми правдами и неправдами.
Чиновник не стал выносить заключение на месте. Он только выслушал жалобы обеих сторон и на третий день вечером объявил Кунанбаю:
— Вы поедете с нами в Каркаралинск. Выезжаем рано утром. Собирайтесь.
Это уж действительно пахло бедой.
Выйдя от чиновника, Кунанбай собрал на совет десять самых близких своих друзей и родичей. Среди пожилых были Изгутты, Жакип и Майбасар, из молодых — Кудайберды и Абай.
