Палатинский дворец вырос впереди сияющим огненным строением. Две сотни преторианцев окружали его, держа в руках можжевёловые факелы. Их свет был так ярок, словно ночи не позволялось окутать жилище правителей Рима.
Покидая носилки, Калигула протянул руку жене. Юния, глядя в сторону, тяжело опёрлась на предложенную ладонь. Они прошли сквозь строй солдат. Впереди — Калигула, за ним, отставая на два шага, — Юния, кутающаяся от ночной стужи в синее шерстяное покрывало.
— Ложимся спать. Я устал, — зевнул Калигула, повалившись на ложе.
Юния, не сбрасывая покрывала, молча присела на табурет.
— Раздевайся, — небрежно посмотрел на неё Гай.
— Никогда больше я не лягу в одну постель с тобой! — ясно и членораздельно ответила Юния.
— Что такое? — Калигула резко подскочил на ложе. — Ты опять смеешь мне перечить?
— Я видела! — с душераздирающей ненавистью произнесла она.
Калигула в два прыжка очутился рядом с Юнией.
— Что ты видела? — прохрипел он, хватая девушку за шею.
Юния продолжала с презрительной горечью смотреть на него. «Стоит мне сжать посильнее пальцы, и она задохнётся! — зачарованно думал Калигула. — Была Юния — и нет её! И никому нет дела до того, что она там видела!..» Но Гай почему-то не сжимал пальцы. Страх удерживал его. Помедлив немного, он с брезгливостью убрал ладони с шеи жены. Почти оттолкнул её.
Юния облегчённо вздохнула. Отбежав в угол, подальше от мужа, она снова заговорила:
— Выходя замуж, я была безмерно счастлива. Ты казался мне иным: возвышенным, прекрасным, достойным той знатной крови, что течёт в твоих венах, — Юния горько прищурилась. — Знаешь, если бы ты изменил мне с рабыней или гетерой, я бы поняла. Но с родной сестрой!…
Юния болезненно всхлипнула и закрыла лицо руками. «Она действительно видела! — обречённо решил Калигула. — Когда и как — уже неважно. Сейчас главное — заставить её замолчать!»
Подойдя к Юнии, он с силой оторвал её ладони от лица. Внимательно всмотрелся в покрасневшие, опухшие от слез глаза.
— Тебе померещилось! — угрожающе произнёс он.
Юния отрицательно качнула головой и зловеще усмехнулась:
— Нет! Я видела вашу мерзость!
Потеряв самообладание, Калигула ударил её в лицо. Раз, ещё раз. Юния с плачем упала на пол. Прикрыв глаза, Гай пинал её ногами. Бил без злости. Скорее — с тоскливым усердием и сознанием того, что так надо, ради сохранения тайны. И думал о том, что впервые в жизни бьёт свободного человека, женщину из родовитой семьи. Прежде он бил только рабов. И потому не задумывался, что значит бить. Рабы и так принадлежали ему. Но подчинить себе свободного человека!.. Неповторимое ощущение для слабой личности, желающей казаться сильной!
Калигула успокоился, только когда заметил, что глаза Юнии бессмысленно закатились.
— Поднимайся! — он резко дёрнул девушку за руку.
Юния не шевелилась.
— Будь ты проклята, — выругался Калигула и устало отошёл к выходу. Крикнул наружу: — Позовите лекаря!
Кто-то из охранников метнулся исполнять приказание. Калигула, не снимая сандалий, забрался на ложе, время от времени хмуро поглядывая на лежащую на полу Юнию.
Лекаря отыскали довольно быстро. Он был греком, как большинство римских врачей. Широкая седая борода укрывала темно-коричневую хламиду. Правой рукою он опирался на узловатую палицу. Для полного сходства с Эскулапом не доставало лишь змеи, обвившей палицу.
Лекарь участливо склонился над Юнией. Осмотрел синие пятна на шее, следы от побоев на груди. «Обморок вызван избиением, — безошибочно понял он. — Ну что же, такова жизнь! Мужья частенько истязают жён, даже из-за нелепых пустяков. Любопытно, есть ли в римском праве закон, защищающий жену?» Старый лекарь печально вздохнул: он не знал права. Умел только лечить. Но и этого достаточно, чтобы сейчас помочь несчастной.
— Нужно уложить её на постель, — тихо попросил лекарь.
Калигула лёгким наклоном головы позволил рабу-спальнику помочь. Тело Юнии взгромоздили на ложе. Лекарь достал из мешка медную фляжку с жидкостью и поднёс её к устам девушки. Насильно влил ей в рот несколько капель. Юния пошевелилась, застонала.
— Вот и замечательно, — удовлетворённо отметил доктор. — Теперь я смажу ушибы целительным бальзамом. Ты позволишь снять с госпожи одежды? — он вопросительно оглянулся на Гая.
— Снимай, — устало отозвался он.
Бесчувственную Юнию освободили от столы и туники. Тело укрывала лишь нагрудная повязка из тонкой шерсти и покрывало, для приличия наброшенное на бедра. Старый грек смазывал бальзамом синяки и кровоподтёки, щедро усеявшие бока и живот. И вдруг нахмурился, ощупывая длинными подвижными пальцами нижнюю часть живота. Лекарь склонился к Юнии и тихим голосом задал ей несколько вопросов. Девушка едва слышно пробормотала ответ.
— Твоя жена беременна, благородный Гай Цезарь, — выпрямившись, громко заявил лекарь. — Вот уже три месяца.
Калигула растерялся:
— Почему же она мне не сказала?
— Слишком юная и неопытная, она сама не знала об этом, — снисходительно улыбнулся мудрый грек.
Калигула пристально посмотрел на Юнию. Противоречивые чувства бушевали в его душе.
— Ты уже закончил? — сухо спросил он лекаря.
— Да, — ответил тот. — Но завтра я должен повторить лечение.
— Вот и прийдешь завтра, — кисло усмехнулся Калигула. — А сейчас — убирайся!
Он бросил доктору несколько золотых монет и настойчиво выпроводил его из опочивальни. Оставшись наедине с Юнией, Калигула присел на край ложа рядом с ней. Долго всматривался в измученное бледное лицо.
— Я дал бы тебе развод хоть сейчас, — в раздумии проговорил он. — Но беременность многое меняет. Сначала роди ребёнка, потом я отпущу тебя к родителям. Но помни: я даю тебе свободу в обмен на молчание! Если скажешь хоть слово о том, что ты видела — я придушу тебя! Согласна? — Калигула грубо тряхнул её за плечи. — Я спрашиваю, согласна?!
— Да… — слабо прошептала Юния и устало закрыла глаза. Крупные слезы скатывались из-под закрытых век. Слипшиеся ресницы напоминали осколки тёмных мохнатых звёзд.
Вдали от всего мира, в душной жаркой опочивальне, Юлия Друзилла и Гай Калигула самозабвенно любили друг друга.
— Кассий возвращается, — прошептала Друзилла, осыпая мелкими поцелуями лицо возлюбленного брата. — Пишет, что наконец продал виллу в Кумах. На вырученные деньги собирается заново отстроить наш старый особняк…
— Жаль, что он слишком быстро нашёл покупателя… — разочарованно протянул Калигула.
— Прошло около пяти месяцев, — улыбнувшись, напомнила Друзилла.
— Для меня они пролетели, словно пять дней.
И они снова сплелись в жарком объятии.
— Скоро время родить Юнии Клавдилле? — запыхавшись, спросила она.
Калигула порывисто отстранился.
— Не знаю. Должно быть, через месяц, — сразу поскучнел он.
— Ты не рад, что станешь отцом?
— По-твоему, у меня мало хлопот? — язвительно осведомился Калигула. — Я живу, как узник между казнью и помилованием. Каждое утро, просыпаясь, думаю о том, что взбредёт в голову Тиберию!
— Прости, — поднимаясь с ложа, заметила Друзилла.
Она подошла к столику, мельком посмотрелась в зеркало. В мутном отшлифованном серебре неясно отразилась её нагота. Постояв немного, Друзилла выпила жёлто-коричневый настой, зараннее приготовленный в серебрянной чаше.
— Что ты пьёшь? — потянулся Калигула. — Дай и мне отведать.
— Зачем тебе? — засмеялась Друзилла. — Это — горчичный настой, выпив который женщина не может зачать.
— Лучше бы его пила Юния Клавдилла, а не ты, — заметил Гай.
Друзилла посерьёзнела. Поставив пустую чашу на стол, она вернулась к Калигуле.
— Я не могу родить ребёнка от тебя, — укоризненно шепнула она.
— Почему нет? — Калигула притянул девушку к себе, прижался лицом к её животу. — Твой сын был бы мне милее всех детей, рождённых Юнией!
— Каким он будет — младенец, родившийся от брата и сестры?! — отрешённо проговорила Друзилла.
— Божественным! — уверенно ответил Гай.
«Или ненормальным!» — подумала она.
Не зовя на помощь рабыню, Друзилла обмотала грудь тонкой шерстяной повязкой и накинула тунику.
— Тебе пора уходить, — грациозным жестом она протянула Калигуле тогу.
— Когда мы увидимся опять?
— Не знаю, — покачала головой Друзилла. — Когда вернётся Кассий — нам нельзя будет уединяться.
Калигула подпоясал длинную тунику. Завернулся в тогу и сосредоточенно разгладил складки, свисающие с правого плеча до левого бедра.
— Я что-нибудь придумаю, — пообещал он.
* * *
Калигула в молчаливом раздумье поднялся по ступеням дворца. Прошёл мимо преторианцев, не обращая внимания на приветствия. Хотя обычно он был дружелюбен с солдатами, надеясь обрести в них поддержку против Тиберия.
