Да, сэр, этот мальчик чувствовал себя так хорошо, как еще, кажется, никогда в жизни. Удовольствие жить в пещере заставило его забыть, что он сам пленник. Он сейчас же окрестил меня Змеиным Глазом, шпионом, и объявил, что на заре, когда вернутся его воины, меня зажарят на костре.
Потом мы ужинали. Он набивал себе рот ветчиной, хлебом и салом и болтал. Застольная речь его звучала приблизительно так:
— Мне это нравится. Я еще никогда не ночевал под открытым небом, — но раз как то у меня был маленький опоссум, и в последний день рождения мне было 9 лет. В школу ходить мне противно. Крысы сожрали у тетки Джимми Тальбота шестнадцать куриных яиц с крапинками. А в этом лесу есть настоящие индейцы? Дайте мне еще сала! Ветер дует, когда деревья качаются. У нас было пять щенков. Почему у тебя красный нос, Хэнк? У моего отца куча денег. А звезды горячие? В субботу я два раза избил Эда Уокера. Терпеть не могу девчонок! Жаб ловят только веревочкой. А быки кричат. Почему апельсины круглые? У вас в пещере есть кровати? У Амоса Муррей шесть пальцев на ноге. Попугай может разговаривать, а рыба и обезьяна — нет. Сколько будет двенадцать?
Каждые две минуты мальчик вспоминал, что он чернокожий разбойник. Тогда он схватывал свое ружье — палку и на цыпочках подходил к выходу из пещеры, чтобы убедиться нет ли по близости разведчиков ненавистных бледнолицых. По временам он издавал такие победные клики, что старый охотник Хэнк содрагался. Этот мальчик терроризировал Билля с первого же мгновения.
— Черный Предводитель — сказал я дитятке, — хочется тебе домой?
— Ах, зачем? — ответил он, — Дома мне совсем не весело. В школу ходить мне противно. Мне нравится жить в лагере, в лесу. Ты меня не отведешь домой, Змеиный Глаз, правда?
— Сейчас еще нет, — ответил я. — Мы еще проживем в этой пещере.
— Отлично, — сказал он. — Это будет чудесно! В жизни не было мне еще так весело.
Мы легли спать около одинадцати часов. На земле были разложены два больших пледа и ватные одеяла. Мы положили Черного Предводителя между нами. Мы не боялись, что он убежит.
Три часа он нам не давал уснуть. При малейшем треске сучка или шуршании падающего листа его юная фантазия разыгрывалась, он вскакивал, хватал свое воображаемое ружье и кричал нам в ухо:
— Пст, товарищ!
Я, наконец, заснул тревожным сном. Мне снилось, что меня увел в плен кровожадный пират и привязал к дереву. На заре меня разбудили отчаянные крики Билля. Это был не вой, не рычание и не крик ужаса. Вообще в этих звуках не было ничего похожего на нормальный мужской голос. Это были испуганные, положительно неприличные для мущины вскрикивания. Так кричат женщины, увидевшие привидение или гусеницу. Ужасно, когда слышишь, как храбрый, сильный человек отчаянно кричит на заре в пещере!
Я вскочил, чтобы посмотреть, в чем дело. Черный Предводитель сидел на груди Билля, запустив одну руку в его волосы. В другой руке его был острый охотничий нож, которым мы резали сало. Он усердно и очень реально старался скальпировать Билля, приводя в исполнение приговор, вынесенный им накануне старому Хэнку.
Черный Предводитель очень реально старался скальпировать Билля.
Я отнял у ребеночка нож и уговорил его снова лечь. Но с этого момента пропала последняя храбрость Билля. Он лег с нами, но ни на минуту не сомкнул глаз. Я, было, задремал, но на восходе солнца вспомнил, что Черный Предводитель собирался изжарить меня в этот час на костре. Я не был нервен и не боялся, но зажег трубку и сел, прислонившись к скале.
— Почему ты так рано встаешь Сам? — спросил Билль.
— Я? — ответил я. — О, это у меня просто заболело плечо. Я думал, что оно пройдет, если я сяду.
— Ты лжешь, — сказал Билль. — Ты боишься. Ты должен был быть сожжен при восходе солнца, и ты боишься, что он это сделает. И он это сделал бы, если бы нашел спичку. Послушай, Сам, разве это не ужасно? Неужели ты еще думаешь, что кто нибудь заплатит деньги, чтобы получить обратно такого злобного человечка?
— Совершенно уверен, — возразил я. Как раз таких сорванцов родители и боготворят. А теперь вставайте, ты и Предводитель, и варите завтрак, пока я поднимусь на гору для рекогносцировки.
Я поднялся на вершину небольшой горы и окинул взглядом окрестности. В стороне Гипфельбурга я ожидал увидеть местных крестьян, вооруженных вилами и серпами. По моим соображениям, они должны были выйти на поиски дерзких похитителей ребенка. Но я увидал мирный ландшафт и среди него маленькую точку — одинокого человека, пахавшего землю на муле. Никто не обыскивал реку. Не было видно мчавшихся туда и сюда курьеров, извещавших отчаявшихся родителей, что нет никаких новостей. Этот кусочек поверхности Алабамы, лежавший перед моими глазами, был погружен в поэтическую дремоту.
— Быть может, — сказал я себе, — еще не знают, что волки похитили этого нежного ягненка. Да поможет небо волкам!
Я спустился вниз к завтраку.
При входе в пещеру я увидел Билля, стоявшего прислонившись к стене. Мальчик грозил ему запустить в голову камнем величиной в пол-кокосового ореха.
— Он засунул мне за ворот горячую картошку, — объяснил Билль — и раздавил ее потом ногой, а я бросил ему эту картошку в ухо. Есть у тебя какое нибудь оружие, Сам?
Я отнял у мальчика камень и кое как умиротворил их.
— Я тебе задам, — сказал ребеночек Биллю, — никто еще не бил Черного Предводителя. Берегись!
После завтрака мальчик вынул из кармана кусок кожи, обернутый веревками, и вышел из пещеры.
— Что это он надумал? — испуганно спросил меня Билль. — Может быть он убежит. Как по твоему, Сам?
— Не беспокойся, — ответил я. — Не похоже на то, чтобы он любил сидеть у родителей под крылышком. Но мы должны выработать план, чтобы получить выкуп. Его исчезновение, кажется, не очень взволновало Гипфельбург и окрестности. Но, может быть, они еще не хватились его. Его родные могут думать, что он ночевал у тети Джен или у соседей. Но сегодня его во всяком случае хватятся. Мы должны сегодня же вечером послать извещение отцу с требованием двух тысяч долларов.
В это время мы услышали воинственный крик, подобный разве тому, который издал Давид, поражая Голиафа. То, что Черный Предводитель вытащил из кармана, было пращой, и этой пращой он теперь размахивал вокруг головы.
Черный Предводитель выстрелил из пращи…
Я наклонился и услышал тяжелый тупой звук удара. Билли вздохнул, как вздыхает лошадь, когда с нее снимают седло. Камень, величиной с яйцо, попал ему как раз возле левого уха. Все тело его опустилось, и он упал на костер, в котел, в котором кипела вода для мытья посуды. Я вытащил его и по крайней мере полчаса обливал его холодной водой.
Постепенно Билль пришел в себя, схватился рукой за левым ухом и сказал:
— Сам, знаешь, кто мой любимый герой в библии?
— Не падай духом, — ответил я, — ты скоро совсем очнешься!
— Царь Ирод… — сказал он. — Но ты не уйдешь и не оставишь меня здесь одного, Сам.
Все тело его опустилось и он упал на костер, в котел, в котором кипела вода.
Я вышел, схватил мальчика и колотил его, пока не затрещали его веснушки.
— Если ты не будешь вести себя прилично, заявил я ему — тебя сейчас же отвезу домой. Ну, будешь ты себя хорошо вести, или нет?
— Я же только пошутил, — ответил он угрюмо. — Я не хотел сделать больно старому Хэнку. Зачем он меня побил? Я буду себя хорошо вести, Змеиный Глаз, если ты не отведешь меня домой и позволишь мне сегодня поиграть в Черного Следопыта.
— Я не знаю, что это за игра, — сказал я. — Это ты уже сговорись с мистером Биллем. Он с первого дня твой товарищ в играх. Я не надолго уйду по делам. Идем в пещеру. Ты должен извиниться, сказать, что жалеешь, что сделал ему больно, иначе я сейчас же отведу тебя домой.
