моя мать и мой ребенок, и я запрещаю таким женщинам, как вы, оскорблять своим присутствием их могилу.
— Мсье, вы не имеете права говорить со мной в таком тоне. Я вправе идти туда, куда хочу. Я сопровождаю Луизу на могилу ее ребенка, и вы не имеете права запретить ей приходить сюда!
— Вы говорите, что я не имею права отказаться от ее лицемерных молитв?
— Это ребенок Луизы, и она имеет право называть его своим ребенком.
— Негодная! — прорычал Панафье и хотел броситься на Нисетту, забыв, что она женщина.
Но та, видя гнев, мелькнувший в глазах. Панафье, поспешно отступила, а Луиза, услышав оскорбление, победила свое волнение и бросилась к Панафье, чтобы остановить его.
— Она лжет, Поль! — говорила она. — Она лжет, клянусь тебе.
Говоря это, она опустилась на колени перед Панафье. Нисетта же благоразумно спряталась за могилу.
Как часто бывает после сильного припадка гнева, Поль, увидев, что Нисетта уходит, а Луиза стоит перед ним на коленях, почувствовал, что слезы подступают к его глазам.
— Так вот где я должен был увидеться с тобой! И не стыдно тебе, Луиза, приезжать сюда с этой женщиной, которая губит тебя. Ты знала, какое горе ты мне причинила? Ты же знаешь, как это жестоко!
— Сжалься надо мной, — проговорила Луиза.
— Луиза! — сказал Панафье спокойным тоном. — Я не хочу объясняться с тобой здесь. Встань.
— Я не встану, пока ты меня не простишь.
— Я не хочу говорить с тобой здесь. Неужели ты этого не понимаешь? Встань.
Поль нахмурил лоб. Он вспомнил про аббата. Тем не менее он сдержался.
— Луиза, — сказал он, — можешь ли ты уделить мне один час?
— О да, сейчас же! — с готовностью отозвалась Луиза.
— Только не сегодня.
— Когда ты хочешь?
— Завтра утром.
— Может быть, ты придешь ко мне? Или где мне найти тебя?
— Приезжай ко мне, но ты должна согласиться еще на одно условие.
— Какое?
— Ты поклянешься на могиле нашего ребенка, что до завтрашнего дня не увидишься ни с кем, даже с Нисеттой.
— Клянусь тебе!
Говоря это, молодая женщина протянула руку по направлению к могиле своего сына.
— Хорошо, до завтра. Иди в эту сторону, а я хочу остаться и поговорить с Нисеттой.
— Поцелуй меня.
— Нет, — сухо ответил Панафье.
Луиза не смела настаивать, но крупные слезы потекли по ее щекам, и она хотела опуститься на колени, но Панафье поднял ее.
— Иди, — сказал он. — Завтра мы придем сюда вместе, и ты успеешь тогда помолиться.
Луиза опустила голову и послушно ушла со слезами на глазах.
Когда Панафье увидел, что она исчезла на главной аллее, он направился к тому месту, где спряталась Нисетта. Но он напрасно искал ее. Нисетта давно уже ушла. Опасаясь, как бы она не встретилась с Луизой, он поспешил к выходу из кладбища, но вскоре увидел Луизу, выходившую одну. Она плакала и он заметил на ее руке громадный бриллиант, сверкавший в лучах солнца. Спрятавшись за маленькой будкой сторожа, он увидел, как Луиза села в карету. Она была одна, и он слышал, как она приказала кучеру ехать домой.
— Я убежден, что Луиза не изменит данной клятве, а завтра будет видно.
Затем, охваченный гневом и ревностью, он направился к Парижу. Придя домой, он все еще думал о сцене, которую пережил, и сам удивлялся своему мужеству, так как давно привык исполнять все желания Луизы. И при мысли о проявленной им жестокости слезы выступили у него на глазах. Он любил Луизу и чувствовал, что даже ее проступок не уменьшил его любви к ней. Одна мысль об аббате приводила его в ужас, и несмотря на презрение, наполнявшее его душу, и отвращение, которое он чувствовал к неверной, несчастный был вынужден сознаться самому себе, что обожает свою Луизу. Он уже сожалел, что не увез ее с собой.
— Но, — сказал он, — слезы сожаления ни к чему не приводят. Я не могу и не хочу забыть Луизу, виновна она или нет. Я хочу ее спасти от той грязи, в пучину которой она бросилась. Сначала нужно спасти ее, а затем будет видно — люблю я ее или нет.
Когда Поль проходил мимо привратницкой, ему сказали, что о нем спрашивали.
— Кто приходил?
— Молодой человек лет двадцати восьми или тридцати.
— Он обещал прийти еще?
— Он сказал, что придет через час.
— Хорошо. А вы видели раньше этого господина?
— Нет, мсье. Это молодой человек не особо приличного вида, но в то же время он и не рабочий.
"Кто бы это мог быть?" — подумал Панафье.
— Впрочем, он о вас мало знает, так как расспрашивал о вашем положении.
— Он не представился?
— Нет, мсье.
— И вы не спрашивали его?
— Нет, спрашивал, но он не захотел мне отвечать. Сказал только, что должен вас видеть, но что вы его не знаете.
— Я его не знаю…
— Да, по имени, но вы с ним где-то встречались.
— Хорошо, когда он придет, скажите, что я его жду.
После этого Панафье поспешно поднялся к себе и, приведя все в порядок, стал ждать.
Не прошло и четверти часа, как в дверь постучали. Он открыл дверь, и в комнату вошел довольно бедно одетый молодой человек, с таинственным видом спрашивая:
— Господин Панафье?
— Это я, — ответил Поль.
Незнакомец зашел, запер за собой дверь и огляделся, чтобы убедиться, что они одни.
— Вам письмо, — сказал он.
Панафье был очень удивлен его поведением, но незнакомец прибавил:
— Письмо от дамы.
Он вынул из кармана письмо и передал его Панафье со словами:
— Прочтите скорее. Дело очень срочное.
Панафье поспешно распечатал письмо и прочел:
"Поль! С той минуты, как я увидела тебя на кладбище, я плачу и страдаю. Поль! Я хочу тебя видеть. Если я поступила плохо, я хочу оправдаться. Вся моя вина в том, что я любила тебя настолько, что стала ревновать к другой. Я хотела уничтожить твою привязанность, и за это наказана твоим презрением! Поль! Умоляю тебя, согласись увидеться со мной. Я буду ждать тебя сегодня вечером у Баландье. Твой отказ приведет в отчаянье ту, что тебя любит и не заслуживает презрения, которое ты ей выказываешь.
Нисетта".
Панафье пожал плечами и смял письмо. Но тут же ударил себя по лбу и вскричал:
— А может быть, мне удастся многое узнать…
В эту минуту в дверь снова постучали. Поль открыл и был немало удивлен, увидев Густава Лебо.
— Это вы, мсье, спрашивали меня час тому назад? — спросил Панафье.
— Да, меня
