совсем не люди, и только богатые имеют вельботы и моторные лодки. Ходят на лодках по пять работников-гребцов. Гребцы все наемные, но для самых беднейших не хватает наемной работы. В лавках много разнообразнейших товаров. Тамошние жители покупают товары. Богачи забирают товары во множестве, у бедных не на что выменять, берут понемножку и скоро потребляют, что взяли. После того нет у них хлеба и мяса, чаю, табаку, нет ничего.
В той стране есть также домашние олени. Один оленевод чрезмерно богатый, у него огромное стадо. Из этого стада оленей продает он вразбивку, пять человек бедняков покупают одного оленя, делят по кусочку и скоро съедают. Шкур на одежду совсем не достается. Тамошние нам говорили: «Вот это оленье стадо не очень давно разведено из вашей страны, куплено американцами от ваших оленеводов. Раньше стадо было небольшое, теперь огромное. В разных местах такие огромные стада, у этих стад мало пастухов, оленей сторожат собаки, умные собаки, умнее человека».
Американцы заняли у нас домашних оленей, — продолжает Аттувге. — Из другого места заняли оленных собак. Нам следовало бы тоже завести при стадах таких сторожевых собак.
Клади у американцев много, приходят пароходы, привозят многочисленные тюки и ящики; беднейшие люди, туземцы и настоящие американцы, выгружают эти тюки, получают плату и кое-как живут.
Богатые туземные торговцы живут не по-нашему. У них настоящие дома, сидят они на стульях, едят на столах ложками из белых тарелок. Одеваются в суконное платье, резиновые сапоги. У бедных — лохмотья из нерпичьей шкуры. В зимнюю стужу ходят в дырявых обутках с пальцами наружу.
Так делятся люди в стране Кыымын: на богатых и бедных. Всякие народы, какие там живут: эскимосы, настоящие американцы, чернолицые люди (негры), широкоштанники, — все они делятся так: на богатых и бедных.
Широкоштанниками на Севере называют китайцев по их характерным раздвоенным шароварам.
«Вся еда в стране Кыымын покупная, — продолжает Аттувге, — вся жизнь продажная».
Анализ классовых отношений на Аляске сделан посетителем из нашей Советской страны. Богатство и обилие американских товаров ничуть не ослепили его. Рассказ Аттувге переходит назад, на азиатский берег, и продолжается с той же классовой четкостью:
«В нашей стране устроили совсем по-иному. Партия у нас создает такое устройство, чтобы трудящиеся всех народов были равноправны, мужчины и женщины, чукчи и русские, эскимосы, коряки и эвенки — все должны быть равноправны, как братья-работники. Американские рабочие для наших — тоже братья. Но американская буржуазия для рабочих — враги.
Тамошние рабочие должны свергнуть буржуазию, и во всех странах мира должно быть социалистическое устройство».
Чукотская группа готовится к празднику. Весь наличный состав, включая чуванцев и русских, разучивает пьеску «Пионерский поход». Пьеска эта имеет оригинальную историю. Ее сочинила на мысе Дежнева подлинная группа пионеров в русско-чукотской школе, в поселке Уэлен. Учитель приехал с Амура и не знал по-чукотски. Ученики почти не говорили по-русски, тем не менее они как-то сговорились друг с другом и сочинили веселую пьеску на местную школьную тему.
Молодая театральная группа всю зиму разыгрывала эту пьеску в окрестных приморских поселках и на более людных оленных стойбищах, даже учиться приходилось поменьше с театральными хлопотами.
Играли ее с импровизированными вариантами, с изменениями, каждый раз все по-новому. Чукотские зрители задыхались от хохота, но записать эту пьеску оказалось нелегко.
Неопытный учитель даже не знал, как приступить к чукотскому письму. В конце концов ленинградский работник из того же Института народов Севера, Павел Молл, записал эту пьесу, как умел, смешанной грамотой — русской и латинской.
На сцене — пионерский уголок. Вукволь влезает на стул и хочет прибить к стене портрет дедушки Ленина. Вукволь тяжел и грузен, а стул очень узок, стул шатается. Вукволь хватается руками за стену, чуть не падает. Группа физкультурников ходит по сцене и размахивает руками: раз-два, раз-два. Они страшно увлеклись. Так усердно машут руками, мотают головами, что даже волосы у них развеваются. Девчонка Ускинга, переодетая маленьким мальчиком, бежит вслед за физкультурниками, перебегает им дорогу и путается у них в ногах.
Вукволь справился со стулом. Он прикладывает портрет к стене, продевает гвоздь сквозь верхнее колечко.
— Вот вчера, — говорит, — я вот этак хотел вбить гвоздь в стену, как размахнулся молотком, да хвать себе по пальцу.
Увлекшись рассказом, он бьет себя молотком по пальцам, вскрикивает и роняет на землю и гвоздь, и молоток.
Пионеры смеются.
— Тюлень ты, тюлень, — говорит с укоризной Тненькау. — Дай-ка я полезу и прибью.
Он поднимает гвоздь и молоток, влезает на стул, начинает в свою очередь качаться и падает на землю вместе со стулом.
Пионеры смеются пуще прежнего.
Открывается дверь, входит чукотский мальчишка, приземистый, толстый, весь зашитый в густые оленьи меха и с виду больше всего похожий на большую мохнатую собаку, вставшую на задние лапы.
Мальчишка без шапки, лицо его пышет здоровьем, щеки горят как огонь.
Это приезжий из далекого оленного стойбища. Стойбище его живет вполне первобытною жизнью: не пьет чаю, не моется мылом, но зато у него большое оленье стадо, и питание его вполне правильно, регулярно; из недели в неделю для каждой семьи убивают годовалого бычка, важенку или даже большого быка с грузным животом и тяжелыми рогами.
Приезжего мальчишку играет керек Игынькеу — Печная заслонка». Внешность его очень подходит для этой роли: у него, как указано, круглые гладкие щеки, взъерошенная голова, маленькие глазки и скулы безмерной ширины.
— Пришел ты! — восклицают все хором.
— Да, пришел, — отзывается мальчишка.
Чукчи здороваются этими простыми и трезвыми словами. На лице у мальчишки написано удивление.
— Что вы за народ? — спрашивает он. — Я впервые вижу этаких.
— Мы пионеры, — с важностью отвечает Тненькау, — а ты откуда взялся?
— Кто, я? Я приехал с тятей из нашего стойбища табачишка купить. У нас все курят, даже малые дети, а курить нечего.
Он вынимает из кармана маленькую черную трубочку и мешочек с каким-то черным крошевом, похожим скорее на сушеный навоз, смешанный с дегтем. Это табачная накипь, которую выскребают из старых мундштуков и курят, смешавши со скобленым деревом.
— Дайте прикурить, — взывает мальчишка. Он усиленно затягивается, трубка вспыхивает.
— Ух, горько… Как вы чудно живете! Дома, например, совсем не такие, как наши палатки. Огромные такие, с углами, как будто сундуки. А сами вы какие, разобрать не могу. Я думал, вы русские мальчишки, а выходит, не русские, а наши. Русские ошейники на вас, красные ошейники.
Вукволь. Я говорил тебе, что мы пионеры.
Мальчишка повторяет:
— Пи… пи… пионер… А что такое «пионер»?
