Фатима стояла у нее в ногах, помогая малышу, и ласково приговаривала:
– Еще немного, совсем немного, свет очей моих! Потерпи, моя госпожа!
И вдруг все кончилось! Внезапно ушла, растворилась, будто ее и не было, казавшаяся непереносимой боль. А родившийся ребенок уже кричал в руках повитухи.
«Кто?» – одними губами спросила Шакира, и Фатима с удовольствием показала ей малыша – мальчик! Сознание Шакиры затопило такое блаженное счастье, что, казалось, сердце не выдержит – не вместит переполняющее его чувство и разлетится на сверкающие осколки! Сами собой полились слезы радости – слезы, сдерживать которые не было никакой нужды.
Розовые ножки новорожденного отчаянно молотили воздух, маленькие пухлые ладошки сжимались и разжимались, пытаясь схватить нечто невидимое. Малыш озадаченно вертел головкой, будто стараясь найти виновного в такой несуразной и досадной перемене в своей жизни – рождении на свет! Фатима лукаво улыбнулась и, бросив быстрый заговорщицкий взгляд в сторону двери, чуть слышно проговорила:
– Взгляните-ка, едва родился на свет, а уже чем-то недоволен! Настоящий аль-Джали! Пожалуй, и наказать нас прикажет!
Она понесла младенца куда-то прочь, за дверь. У Шакиры не было сил даже приподняться на постели, и она лишь повернула голову вслед удаляющейся повитухе. А та распахнула створки настежь, высоко подняла младенца на вытянутых руках и громко воскликнула, обращаясь к тому, кто, как видно, уже давно находился за дверями в нетерпеливом ожидании:
– Здоровый ребенок, мой повелитель! Красивый и сильный мальчик, достойный носить твое имя!
Ликующий рокот голоса, знакомого Шакире до замирания сердца, был Фатиме ответом:
– Хвала Аллаху! Дай мне его! Дай мне моего сына! А что с его матерью?
– Все хорошо, господин. Его мать еще слаба, но совершенно здорова! Куда же ты, мой повелитель, постой!..
Господин влетел в покои, прижимая к груди новорожденного сына, и склонился над Шакирой:
– Шакира, счастье мое! Сын! Ты родила мне сына!
Такой желанный голос, такой долгожданный взгляд любимых глаз! И этот волнующий запах – пряный и дымный – его волос, его рук! Шакира потянулась к нему – гладила волосы, нежно проводила пальцами по лицу, касалась ресниц, губ. Как она соскучилась по нему! Он же не дыша смотрел в ее лицо, склоняясь с поцелуем то к глазам, то к губам. Жарко прошептал на ухо:
– Еще пару месяцев, моя птичка, и ты опять окажешься в моих объятиях! – И, будто упрекая, добавил: – Знай, что я соскучился по тебе! Безумно соскучился! И если я только выдержу эти два месяца!.. О-о!
Шакира онемела от восторга и лишь целовала его в ответ дрожащими от счастья губами. Они не обращали внимания ни на хлопочущую рядом повитуху, ни на снующих туда-сюда служанок, ни на молчаливо стоящего неподалеку Хафиза…
Малыш молчал и, казалось, с самым серьезным вниманием разглядывал их обоих.
– Какой он красивый! И серьезный! – Господин смотрел на сына с любовью.
– Он похож на тебя, Фархад! – прошептала Шакира.
– Отныне никогда не называй меня «господин», детка, – пророкотал он, а Шакира подумала: «Это потому, что я родила ему сына», но он нежно добавил: – Мне нравится, как ты произносишь мое имя. Удивительно!
* * *
В течение следующих дней были проведены все необходимые обряды над новорожденным и молодой матерью. Господин Фархад дал ребенку имя – Керим, а самое главное – даровал ему права наследника рода аль-Джали, после своего первенца Хасана, разумеется.
Шакира наотрез отказалась от кормилицы для маленького Керима и сама стала кормить его, что вызвало у всех удивление, но никто не посмел возражать. Кроме того, она оставила при себе Фатиму, потому что привыкла к ней и доверяла. И повитуха, по желанию юной госпожи, как теперь иногда называли Шакиру с легкой руки Хафиза, стала няней Кериму, несмотря на свои преклонные года.
Отныне ребенок составлял для Шакиры весь мир. Больше, чем мир! Она растворилась в сыне! И готова была с утра до вечера ласкать и баловать его, смотрела в его глаза, так похожие на отцовские, и не могла насмотреться и осыпала поцелуями с головы до пят. Любовь к этому ребенку родилась раньше, чем он сам появился на свет, и теперь стала лишь сильнее и глубже. Кого она любила больше – сына или его отца? Теперь Шакира затруднилась бы ответить!
…Прошел месяц. Конечно, Шакира вовсе не рассчитывала, что господин придет день в день по истечении срока очищения, положенного матери после родов, но все же… Вот уже и второй месяц на исходе!
В своем уединении и новых заботах Шакира, возможно, могла бы прожить еще долго, не ведая, что происходит в доме господина, почему он так долго не навещает ее. И Фатима умело успокаивала и отвлекала ее, когда видела, что глаза Шакиры становились более задумчивыми и грустными, чем положено матери маленького Керима ибн Фархада. Но вот болтливость служанок…
Как-то раз Шакира упрекнула одну из них за сонливость и нерасторопность. Та попросила прощения и, оправдываясь, забормотала:
– Столько работы в эти дни, госпожа! Нам велели даже ночью помогать в доме господина! Если бы не ночная работа…
Шакира с болезненностью в душе поняла, почуяла, что там, в доме господина, происходит нечто важное. О чем она не знает и что, совершенно очевидно, и является помехой ее счастью – видеть Фархада!
Не желая открывать служанкам свое неведение, Шакира все же не могла удержаться, чтобы не узнать что-нибудь дополнительно. Пусть это и причинит ей страдание!
– Ночная работа? Что же, днем… м-м-м… не успевают?
– Вот именно, моя госпожа! – обрадовалась служанка, решив, что Шакира на ее стороне. Но все же, видимо, побоявшись перекладывать «вину» на хозяина, смущенно добавила: – Ведь ожидается столько гостей!
– Больше, чем обычно? – мучительно-спокойно выговорила Шакира.
– Гораздо больше! На свадьбу ждут, почитай, полгорода!
Шакира быстро отвернулась. «Свадьбу!.. Свадьбу!.. – застучало в голове. – Он женится!!!»
– Мы можем идти? – Служанки, оказывается, еще были в комнате.
Она отпустила их жестом и улеглась на постель, отвернувшись к стене. Вскоре няня принесла Керима, и Шакира стала молча кормить малыша. Чуткая Фатима тоже не произносила ни слова, но Шакира чувствовала на себе ее испытующий взгляд. Покормив, отдала ребенка Фатиме и хотела снова отвернуться, но та не уходила.
– Фатима, оставь меня.
– Шакира…
– Оставь меня. Уходи.
– Выслушай!
– Да уходи же, прошу тебя!
– У тебя пропадет молоко!
Темный взгляд исподлобья – больше ничего в ответ. «Уйдет она или нет?! Безжалостная нянька!»
– Любая на твоем месте была бы счастлива: такой чудесный ребенок – сын нашего господина, да хранит их обоих милость Аллах!
«Я ненавижу этого господина! Прошло так мало времени – и вот, его чувства требуют перемен, и он берет себе новую жену! А я больше не нужна ему! Совсем не нужна! Да и никому не нужна…» Она лежала молча, уткнувшись взглядом в стену, и Фатима растерялась и не смела больше ничего произнести.
В эту минуту Шакира даже забыла о малыше Кериме. А он словно почувствовал это и заплакал. Не жалобно, не капризно, а будто тихо и деликатно упрекал, напоминая о себе матери. Она обернулась к Фатиме, взяла сына на руки и стала ласкать его, целуя славные маленькие ладошки и тугие щечки. Керим заулыбался. Ободренная Фатима снова приступила:
– Не знаю, имею ли я право… Я услышала твой разговор с рабыней. Плохо, что ты узнала эту новость от нее. Но что тут поделаешь! Позволь мне сказать всего несколько слов, свет очей моих! Быть может, это утешит тебя.
Шакира молчала. Фатима, вздохнув, продолжила:
– Назия, новая жена нашего господина, – дочь его друга. Старого друга. Господин Фархад давно, много лет назад, обещал жениться на его дочери, которая в ту пору только появилась на свет. Сейчас Назия – совсем еще дитя, но по договору – понимаешь, Шакира, по договору! – в этом году настал срок свадьбы, и господин обязан выполнить то, что обещал.
Шакира понимала, что этого объяснения более чем достаточно, чтобы взять себя в руки, но ее чувства были задеты столь сильно, что никак не хотели усмиряться!
– Должен – пусть женится. Мне нет до этого дела! Но пусть никто мне больше не говорит об этой свадьбе! Я не хочу, не хочу, не хочу о ней слышать! – Она задрала подбородок и отвернулась.
Фатима, вздыхая, унесла Керима, и вдруг от порога сухо прозвучал голос главного евнуха:
– Юная капризная госпожа и мне запретит говорить об этом?
Он слышал их разговор – это было ясно. Как ясно было и то, что Хафиз не станет ее жалеть, как Фатима, и выскажет все, что сочтет нужным. Шакира, догадываясь об этом с тоской, вся подобралась внутри в ожидании сурового выговора. Она не ошиблась.
– Следует напомнить тебе, Шакира, что ты по-прежнему являешься наложницей господина Фархада аль-Джали! Наложницей, которую он захватил во время военных действий, привез из пустыни в Багдад и поместил в свой гарем. Ты родила ему сына, за которым он по своему бесконечному великодушию и благородству признал права наследника. Это дает тебе некоторые преимущества перед остальными его наложницами, но забывать об истинном твоем месте в доме аль-Джали я бы не советовал! Ты хорошо поняла то, что я сказал?
