Полез на Пахома. Тот его и пальцем не тронул, лишь повернулся, чтобы сказать, мол, отвяжись, иди проспись.
Михайло сделал паузу.
– Мати, воды дайте.
Прасковья набрала в деревянную кружку кваса, протянула сыну. Тот большими глотками выпил содержимое.
– Спаси Господи, мати.
– Во славу Божию, сынок!
– Дальше что было? – нетерпеливо спросил Федор.
– Я и говорю, – продолжил Михайло. – Пахом развернулся, ты же знаешь, какой он силой обладает, случайно толкнул ляха, тот и отлетел в сторону, как тот щеня. В углу колода стоит, на которой лавочник мясо рубит, так вот поляк этот в аккурат головой в угол колоды влетел.
– Сам видел? – спросил Микола. В глазах у него загорелись огоньки. Суздалев взглянул на друга. Он прекрасно знал этот блеск в глазах пластуна, Миколы Билого. Очень хорошо знал. Именно такой взгляд был у казака всегда, когда дело касалось боевых вылазок в стан врага. Что-то животное, хищническое было во взгляде односума.
– Нет. Сам я в тот момент сети чинил, – произнес Михайло. – Дом мой недалече от лавки той стоит. Услыхал шум, крик. Пошел, а там такое.
– Идти надо, – сказал Билый, словно приказ отдал, и, обращаясь к сыну старосты, произнес: – Дорогу показывай.
Наскоро накинув верхнюю одежду, Билый, староста и Суздалев в сопровождении Михайло быстрым шагом отправились к деревенской лавке.
В голове пластуна зрел план.
Как и с кого спросить за случившееся, ведь это, как ни крути, убийство? А еще важнее, чтобы все обошлось без ненужного накала обстановки. Нужно постараться более дипломатично обойти все острые углы. Билый был глубоко погружен в свои мысли и не замечал ни деревенских домов, ни людей, с интересом наблюдавших за этой четверкой, быстрым шагом передвигающейся к деревенской лавке.
Для жизни на суровом Севере поморы строили даже не дома, а целые комплексы, которые объединяли под одной крышей дом и хозяйственные постройки. Дома в деревне были построены по одному типу – двухъярусный дом-двор: изба на высокой подклети и двухэтажный двор, в котором ворота и ввоз соединены одной крышей. Подклеть фактически была первым этажом. В высокой подклети устраивали амбар, или зимнюю избу, или хлев для скота, в низкой делали погреб. Почти все поморы были зажиточными и грамотными. Они много работали на себя, занимались и промыслами, и строительством, а некоторые пробовали заниматься сельским хозяйством, поэтому в каждой усадьбе было много хозяйственных построек. Дворы были большими, на них размещались: поветь с сеновалом, помещения для скота, помещения для строительства мореходных судов, помещения для сушки сетей, огород, погреба, амбары для хранения зерна. За пределами усадьбы строили только баню – обычно на берегу водоема, – мельницы, различные коптильни и салотопни и промысловые склады на сваях. Треугольный фронтон дома накрывался двускатной крышей с большими свесами. Дом объединялся с хозяйственными постройками крытыми переходами (в них тоже делали кладовые) и лестницами, весь этот комплекс накрывался или удлиненным скатом крыши дома, или для хозпостроек делали отдельную односкатную крышу. Все хозяйственные постройки возводили так же прочно и на века, как дом. Обычно они тоже были двухэтажными и пристраивались к дому. Самой важной из хозяйственных построек была поветь (второй этаж хозяйственной части комплекса). Там устраивали сеновал и хранили весь инвентарь, необходимый в промысловом и крестьянском труде. Отдельно в повети выстраивалась кладовая, в которой хранили разные предметы из домашнего обихода.
У деревенской лавки уже собрался народ. Всех присутствующих интересовало то, что произошло. Каждый старался узнать у другого более подробную информацию.
Боцман с несколькими матросами тоже был здесь. Двое из них стояли на страже, не впуская в лавку любопытствующих.
– Пустите меня! Я приказываю! – кричал в истерике поручик Огинский. Судя по размытой интонации в голосе и легкому покачиванию на ногах, поручик был слегка подшофе. Накануне их разместили вдвоем с Заславским у одинокой старушки. И вместо отдыха оба поляка, продолжая начавшуюся еще в первый день экспедиции традицию, беспробудно пили, прихватив с собой с корабля вино. И, как водится, перебравшего лишнего Заславского потянуло на подвиги.
– Пропустите, – кричал, пошатываясь, Огинский.
Но матросы, храня холодное терпение, лишь посматривали с высоты своего богатырского роста на щуплую фигуру поляка.
– Господин поручик, – не выдержал боцман, – возьмите себя в руки. К тому же я не уверен, что вы в состоянии ясно оценить ситуацию.
– Что?! – срывающимся голосом завопил Огинский. – Кто не в состоянии?! Как вы смеете говорить со мной в таком тоне?! Я герой…
Огинский не договорил, какой именно он герой, окрик Билого слегка охладил его пыл.
– Послушайте, герой! Вам же ясно сказали взять себя в руки! Не позорьте честь офицера!
– Ааа… Это вы! – Огинский посмотрел затуманенным взглядом на казака. – Один из баловней судьбы! Тот, которому всегда улыбается удача! Золотой человечек… Смотрите, как бы фортуна не отвернулась от вас! Не по ветру ссыте. Не чуете, за кем правда!
Поручик сплюнул себе под ноги, и вязкая слюна, слетев с губы, приземлилась на меховой сапог. Толпа зевак наблюдала за этим действом не без интереса.
Билый до хруста стиснул зубы, желваки на скулах заходили, в глазах забегали огоньки ярости. Он готов был растерзать дерзкого поляка, но сдержался. Не при людях. Лишь слегка наклонился к поручику и негромко, но довольно внушительно сказал:
– Угомонись, лях. Иначе я сам тебя успокою.
Для верности Микола с силой сжал своей крепкой рукой тонкую руку Огинского, так что костяшки пальцев поляка хрустнули. Он попытался высвободить руку, но все было тщетно. Казак крепко держал кисть поручика. Видимо, это подействовало, так как Огинский, постояв еще с минуту у лавки, удалился, костеря себе под нос ненавистного им казака, деревню поморов и Российскую империю в целом.
Спровадив поляка, Билый быстрым взглядом окинул прилегающую к лавке территорию и подошел к боцману:
– Пахом внутри?
– Да где ж ему быть-то! – ответил недовольно боцман. – И его благородие, – боцман на секунду замолчал, – точнее, тело его, и хозяин лавки – все там. Сдается мне, что поморы это специально устроили. Как можно невзначай человека насмерть зашибить?
– Ну-ну, – постарался остудить пыл моряка Билый. – Вам ли не знать, господин боцман, что смерть может нежданно-негаданно прийти и забрать с собой. Я очень надеюсь, что это не проделки нечистой силы.
– Но это уже вторая смерть за такое короткое время, – сокрушенно заметил боцман, качая седой головой. – Может, проклял кто? Молебен бы заказать.
– Можно и заказать, – задумчиво сказал казак. – Я войду внутрь, посмотрю, что к чему. Вы же присмотрите за порядком. Мало ли что.
– Не извольте беспокоиться, ваше благородие, – бойко ответил
