Нехама торопливо подошла к Гинде и тихо сказала ей:
– Я принесла тебе немного муки на субботу, последние пылинки выскребла, чтобы поделиться с тобой. Ты же понимаешь, что из-за Хевед я вынуждена была для вида тебе отказать. Сама знаешь: сколько им ни давай – все мало. Дырявого мешка не наполнишь. А дашь тебе при ней немного муки, – значит, и ей надо дать. Откуда же на всех наберешься?
– Спасибо, – сказала Гинда, приняв муку. – Гдалья как раз собирался на мельницу. Смелет – и я тут же с благодарностью верну долг. Если наша мука будет почерней, я доплачу, ты не беспокойся.
Разговаривая на ходу, они вошли в дом.
– Что ты, что ты! Упаси бог! Мне ничего не надо. Пусть это будет подарком… – сказала Нехама.
– Об этом и речи быть не может. Что мы – нищие, нуждаемся в милостыне? – обиделась Гинда, – Так я не согласна. Без отдачи я не приму твоей муки.
– Ладно, ладно, договоримся, – уступила Нехама.
Стараясь не подать виду, что пришла выведать что-нибудь о Танхуме, она завела разговор, не имеющий ничего общего с событиями последних дней, но, не выдержав, вскоре выпалила:
– А где твой Гдалья?
– Зачем он тебе? – настороженно спросила Гинда.
– Ничего, просто так. Раз уж я у вас, мне бы хотелось у него спросить, – может, он знает что о Танхуме.
Гинда с притворным огорчением развела руками:
– Ничего сказать тебе не могу. А если он что-либо знает, наверняка тебе расскажет…
– Гинда, родненькая, скажи, что стряслось с Танхумом? Почему ты скрываешь? Может, его и в живых уже нет! – заплакала Нехама.
Она долго сидела и горько плакала. Гинда высыпала муку из мешочка, хорошенько его вытрясла, а Нехама все сидела и, время от времени всхлипывая, дожидалась Гдалью.
И вот, когда она, потеряв надежду его дождаться, совсем было собралась уходить, тот появился. Он очень удивился, увидев Нехаму: с тех пор, как он ее знает, она ни разу не переступала порога его дома. Прежде чем он успел рот раскрыть, чтобы спросить, зачем она к ним пожаловала, Нехама сказала:
– Я пришла к вам узнать, что с Танхумом.
– А почему вы спрашиваете об этом у меня? – не зная, что ответить, притворился удивленным Гдалья.
– Так ведь вы возили хлеб…
– Возил. Ваш свекор тоже возил…
– Свекор ничего не рассказывает, – перебила его Нехама.
– Ну, а что я могу вам сказать? Что мне сказать, если человек дошел до того, что готов был отхлестать шомполами собственного отца, – сказал Гдалья, присаживаясь к столу.
– Свекор мне говорил об этом, но я никак не могу поверить, – взволнованно отозвалась Нехама.
– Ну, значит, реб Бер возводит поклеп на собственного сына, – иронически усмехнулся Гдалья.
– Не знаю, что и подумать, Гдалья, да и думать об этом не хочу. Мне бы только узнать, не случилось ли что дурное с моим мужем.
– Банду разбили, – вынужден был наконец сказать что-нибудь определенное Гдалья.
– Какую банду? – испуганно воскликнула Нехама.
– Ну, тех, что напали на наши подводы с хлебом, – неохотно ответил Гдалья.
– А при чем тут Танхум? – как бы обидевшись за мужа, спросила Нехама.
– Что значит при чем? Он напал на нас вместе с бандой!»- начиная раздражаться, резко ответил Гдалья.
– Где он напал и когда? – возмутилась Нехама.
– Я, кажется, ясно сказал, что Танхум вместе с бурлацкими кулаками напал на наш обоз, так и его, значит… – Тут Гдалья запнулся, рассчитывая, что Нехама сама догадается о том, что произошло.
– Так, значит, его, как бандита, посадили в тюрьму! – воскликнула Нехама, ломая руки. – И все из-за этого хлеба? И дался же ему этот несчастный хлеб! Да и какое преступление он совершил, если захотел вернуть свой собственный хлеб?
Но тут Гдалья ответил решительно и жестко:
– Если Танхум с оружием в руках напал на нас, значит, он пошел против революции – ведь мы хлеб везли в город, для рабочих, для новой власти.
– Ну, вы, Гдалья, заговорили совсем как Давид, как эти теперешние… Танхум, упаси бог, и не думал идти наперекор власти. А вы это так истолковали, будто он и на самом деле какой-то… Я даже вымолвить боюсь это слово, – жалобно сказала Нехама.
– Танхум – контра! Настоящая контра! – решительно проговорил Гдалья.
– Так его же, упаси бог, и расстрелять могут!… – схватилась за голову Нехама.
– Уж что там с ним сделают, не знаю, не скажу, а что по головке не погладят, это вернее верного, – вконец разозлившись, ответил Гдалья. – Мы, можно сказать, последний кусок хлеба от себя отрывали, чтобы поделиться с голодными рабочими, а он с бандой напал, чтобы отобрать этот бедняцкий хлеб.
– Так ты, может, и пшеницу, которую мы хотели отвезти на мельницу, отдал? – всполошилась Гинда.
– Два пуда отдал, – спокойно ответил Гдалья.
– Два пуда? Что же нам осталось? Вот Нехама принесла немного муки на субботу, и я обещала ей вернуть из этого помола…
– Отдай ей эту муку, обойдемся как-нибудь, – сердито бросил Гдалья.
– Бог с вами, Гдалья, – вмешалась в разговор Нехама. – Вы сами говорите, что поделились последним хлебом с городскими рабочими, которых вы никогда и в глаза не видали, так почему же я не могу поделиться последним фунтом муки с вами? Сам бог велел нам помогать друг другу – с благочестивой миной пыталась она уговорить Гдалью.
Но тот был непреклонен:
– Мы уж как-нибудь обойдемся и без вашей милостыни, – решительно отказался он.
Но Нехаме в эти трудные для нее дни одиночества и тоски как никогда хотелось выслужиться перед богом, показать ему свое благочестие, и она не отставала от Гдальи, снова и снова принимаясь его уговаривать.
– Ну, почему вы не хотите взять муку? Ведь наступает суббота. Сделаете себе лапшу, да и на приварок останется. Берите же, право, берите, пригодится.
Гинда очень не прочь была оставить муку, но Гдалья качал головой: нет, не возьмем.
3
Домой Нехама вернулась вконец удрученная. Ей стало ясно, что бесполезно ждать возвращения Танхума. Но поехать его искать не хватало решимости, и она села писать письмо отцу о том, что случилось с Танхумом. Писала осторожно, только намеком дала понять, что осталась одна, что ей некому помочь в хозяйстве и нельзя отлучиться – не на кого оставить дом, – и потому она настоятельно просит отца приехать.
Встревоженный письмом отец приехал через несколько дней. Нехама сначала старалась скрыть от него свою беду. Она встретила его внешне спокойно, пытаясь казаться веселой. Да и отец не выдавал камнем лежащей на сердце тревоги. Деловито распряг лошадей, завел их в конюшню и только потом как бы ненароком спросил:
– Что случилось? Зачем вызвала меня?
– Ничего не случилось, отец. Зайдем в дом, я тебе все расскажу, – спокойно ответила Нехама.
Но ей ненадолго хватило этого вымученного спокойствия: еще прежде, чем они вошли в дом, Нехама начала выкладывать все, что накопилось у нее на душе.
– Вот уже скоро неделя, как Танхум уехал в Бурлацк и не вернулся. Что там с ним случилось – ума не приложу, – плачущим голосом рассказывала она.
– Ну, и что же нам делать? – растерянно спросил отец, моргая густыми седыми ресницами.
– Если бы я знала о несчастье, знала бы, с чего начать, что делать, – говорила Нехама.
– Зачем он поехал в Бурлацк?
– Там собрались богатые хозяева, они решили отбить реквизированный у них хлеб. Ну, вот Танхум и решил, что они помогут ему вернуть хлеб, который лежал в сарае у свекра.
– Да что это с Танхумом? В своем ли он уме? Бурлацкие не знают, как помочь самим себе, как же они ему станут помогать? Нашел на кого надеяться! – возмутился отец. – С кем они там воюют? С властью? С ума они посходили, вот что!
– Когда приходит беда, не знаешь, откуда она нагрянула, – подавая отцу стул, молвила Нехама. – Он ведь мне ничего не говорил, что собирается делать. С того дня, когда нашли и забрали тот хлеб, он был сам не свой. Я думала, что он спятит. Сколько ему ни твердила: представь себе, что этот хлеб градом побило или, не дай бог, случился пожар и зерно сгорело… Мало ли что бывает. Но разве он слушал меня?
– Ну, и что же нам делать? – опять задал тот же вопрос отец, вскочив с места и расхаживая по комнате. – Может, нам съездить в Бурлацк?
– В Бурлацке его нет… Я слышала, что их отправили в Гончариху, – печально отозвалась Нехама.
– Куда?… Почему в Гончариху? – удивился отец.
– Туда отправили всех, кто хотел отобрать хлеб у красных.
– Так где же нам искать его в Гончарихе? Нелегко было Нехаме сказать отцу, что Танхум в тюрьме.
– Где же могут находиться те, кто напал на обоз с хлебом? – старалась она навести отца на верный след, чтобы тот сам обо всем догадался.
– Ну, хорошо, дочь моя! – после короткого раздумья решил отец. – Давай попробуем туда поехать, на месте и узнаем, что случилось с Танхумом.
– Но на кого оставить хозяйство? Родные Танхума относятся ко мне хуже кровного врага, на них надеяться нечего, – пожаловалась отцу Нехама. – Но ехать все-таки надо. Придется попросить кого-нибудь из соседей.
