— А-а! — понятливо протянул всадник и, ещё поглядев на колесо, сказал: — Надо идти в деревню просить у мужиков долото.
— Да-а-а! — почесал мужик затылок.
В это время паренёк закричал:
— Батяня! Иди истить.
— Пошли, — кивнул мужик всаднику.
— Тот охотно согласился.
Прутьев с жареной дичью было много. Отец деловито осмотрел приготовленную еду, выбрал самый большой прут и подал незнакомцу.
— Дяржи!
Всадник его взял, осмотрел, понюхал. Пахло вкусно. Он осторожно снял одну тушку, Чуть надкусил. Мясо было приятным. А если бы ещё соли, то и вкусным. Глядя на пареньков, их отца, которые аппетитно уписывали свою добычу, незнакомец тоже принялся за свой прут. С набитым ртом он спросил:
— А чё это за дичь?
— Дать, перепёлушки... — ответил отец.
Незаметно чужак очистил свой прут. Он даже отрыгнул.
— Запей-ка! — и полез в мешок, достал кувшин и протянул его незнакомцу.
Тот вытащил пробку и в ожидании кубка посмотрел на хозяина. Мужик не понял, что тот хочет, и сказал:
— Пей-ка, а тоть нам надоть.
Всадник ухмыльнулся и сделал несколько глотков. Он не понял, что это было. Медовуха не медовуха, и квас — не квас, но питие было приятным.
Когда закончили трапезу, мужичок, обтирая усы подолом рубахи, спросил:
— Слышь, тя как кличут?
— Семён, а тя?
— Протас. Сямён, у тя коняка добро, слетай в деревню, привези долото. А?
— Ладно. Деревня-то где?
Протас показал рукой:
— За етим лесом.
Семён вернулся быстро. Привёз инструмент. За это время Протас успел «настрогать» спиц. Они вдвоём быстро справились с поломкой.
— Ты сам-то, Протас, откель? — спросил Семён, отряхивая одежду.
— Да с Радонежу.
— С Радонежа? — оживился Семён.
— Да! — подтвердил мужик.
— Ты туды едешь?
— Туды.
Семён не сел на коня, а пошёл рядом с телегой, разговаривая с Протасом. Тот отодвинул какие-то мешки и сказал:
— Да садись, покалякаем.
Семёна не надо было упрашивать. Сев рядом, он попросил рассказать, что люди говорят о Сергее.
— У! Ета небывалый человек. Одним словом, святой! Всё может. Вот, сказывают, монахи пожаловались: мол, воды нетути. А как без неё? Он послушал их, встал на колени, помолился и забил ключ. Вот те крест, — Протас перекрестился, — я сам пивал с него!
— Дороху-то туды покажешь? — спросит Семён.
— А чё не показать, покажу.
— А жив-то сам как? — спросил Семён, нагнулся, сорвал травинку и стал зачем-то её жевать.
— Да чё, жив! Деньгу никак не моту собрать. Кобыла, вишь кака!
Лошадка была худа, пузата, с блеклой кожей.
— Вот хочу нову купить. Да де взять три рубля? — мужик вздохнул и, взмахнув прутом, ударил по конскому скелету. — Но-о!
Мужик выполнил обещание и привёл Семёна к монастырю.
— Вона иво келья! — и он показал на неказистое почерневшее строение. — А тама, дальше, — он махнул рукой, — монахи живут. И ключ. Я те о нём говорил. Ну, бувай!
— Стой! — остановил его Семён. — Ты, Протас, добрый человек. На-ка, держи! — он достал кисет и отсыпал несколько монет, — ето те на коняку.
Протас не понял. Деньги? За что?
— Не-е, — отвёл он руку, — я их у тя взять не могу. Чем я отдам?
— Отдавать не надо. Это тебе от меня... на память.
Тот продолжал упрямиться.
— Да бери! — возвысил Семён голос и сунул ему монеты за пазуху.
Отъехав, Семён крикнул:
— Перепелов-то как ловишь?
— Да сеткой! — ответил Протас, продолжая дивиться, что за человек этот Семён.
Воевода, как звали его в народе, «круглый», был что в ширь, что в высь, с широкими покатыми плечами, выпуклой, могучей грудью, с длинными, до колен, руками. Голова, татарского покроя, сидела прямо на плечах. Глядя на такого обрубыша, было понятно, что этот человек обладает недюжинной силой.
«Круглый», выведя своё воинство на площадь, решил его осмотреть. Всего его набиралось от силы человек четыреста. И то половина была из колодников. Оно само, произвольно, разделилось на две части: колодники и вольница. Воевода слоновой походкой на толстых, как брёвна, ногах, подошёл в первую очередь к колодникам:
— Здорово, люди добрые! — прохрипел он.
— Здорово! — вразброд ответили те.
— Старшой есть? — и провёл взглядом по колонне.
— Есть! — крикнул кто-то.
— Коли есть, иди суды!
К нему подошёл высокий плечистый парень. Воевода, знаток людей, окинул его изучающим взглядом. Лицо, обросшее неокрепшей ещё бородкой, выглядело строго. «У такого не забалуешь», — подумал воевода и даже крякнул, сразу оценив его: подходящ.
— Звать-то как? — спросил он, ощупывая плечо.
Парень дёрнулся:
— Не лошадей выбирать, — и ответил: — Егор.
— Уж ты не тот ли Игорь? — он не договорил, но колодник его понял.
— Тот! — жёстко ответил парень.
И круглый уразумел, что таким не очень-то покомандуешь. С ним надо быть поласковей.
— У тя нихто не убёх? — спросил воевода.
— И не убегут! — он произнёс это таким уверенным голосом, что воевода понял: порядок здесь будет.
— Эх! — вздохнул он, — побольше бы мне таких Игоров!
Воевода ещё раз окинул Егора с головы до ног. От такого взгляда Егор смутился.
— Ты чё мня, как девку, разглядываешь? Скажи луче, когда оружие дашь. Аль на кулаках биться будем?
Воеводу рассмешили эти слова.
— Будет, будет! — сквозь смех ответил он и спросил: — Чё ещё?
— Деньгу на прокорм дашь? Аль опять милостыню просить?
Воевода провёл по густой, коротко стриженой бороде. Крякнул пару раз. Вопрос был справедлив. Вот только не оговорил он с посадником насчёт колодников. Домашние пусты не приходят, а ети...
— Пойдёшь щас со мной к посаднику, — вместо ответа сказал он и направился ко второй группе.
Те уже были вооружены. Чувствовалось, что такое дело для них не впервой.
Воевода, подойдя к посаднической двери, плечом толкнул дверь, да с такой силой, что та, просвистев, громко ударилась о стену, напугав Фёдора. Он даже вскочил, словно в ожидании ворвавшихся литовцев.
— Чё! — забасил воевода, подходя к нему. — Напужался? Ха! Ха! Поди, подумал, литовец ворвался? Ха! Ха! Вынь, какого помощника я привёл, — и отступил в сторону, открывая Егора.
Увидев парня, Фёдор побледнел. Его руки до хруста сжали спилку ослопа.
— Мы чё пришли, — заговорил воевода, — деньги нужны. Им, — он кивнул на стоявшего рядом Егора, — жрать надоть.
— Ты, воевода, прав, — засуетился посадник, — щас, — и двинулся к маленькой дверце за креслом.
— Держи! — и протянул кису не Егору, а воеводе.
Тот взял, подбросил, покачал на руке и, сказав: «Пока хватит, остальное у литовца добудем», протянул её Егору.
— Держи, — и со звоном бросил на ладонь парня.
Когда они возвращались от посадника, во дворе «круглый» остановился и спросил:
— Чё ето ты так напугал Фёдора?
Парень только пожал плечами.
Выйдя из стен Детинца, воевода кивнул направо:
— Мне суды, — сказал он, останавливаясь. — Ты чё делать щас будешь? — взяв его за пуговицу, спросил «круглый».
— Да, неплохо бы ребят поучить малость. А то многие и в руках не держали... — Егор показал на меч воеводы, который болтался у него на боку, пристёгнутый к широкому ремню.
Тот посмотрел на меч, потом на Егора. И неожиданно, расстегнув ремень, подал его вместе с мечом:
— Потом отдашь!
Олгерд стремительно повёл своё воинство по Новгородской земле. Дойдя до реки Шелони, где в неё впадает Пшаги, он внезапно остановился и приказал воеводе Юрию Витовтовичу попробовать войти в город, взяв несколько сот человек.
Появление на дальних подступах врага новгородцы встретили колокольным звоном. Наспех собранная дружина, подкреплённая горожанами, высыпала на крепостную стену. Враг, по всей видимости, хорошо знал сильные и слабые стороны Детинца. И, вопреки ожиданию, начал с ходу штурм с северной стороны. Воевода ударил кулачищем себя по лбу:
— Ай, дурак! Игор, — воскликнул он, — бегом туды! — и махнул в сторону севера.
— А чё туды? — не понял Егор.
— Чё! Чё! — передразнил занервничавший воевода. — Тама вражина.
— Эй, — махнул рукой Егор, — за мной!
Они примчались вовремя. Литовцы, почти не встретив сопротивления, быстро миновали земляной вал и начали рубить близлежащие деревья, чтобы ими перекрыть ров.
У наблюдавшего за ними со стены Егора возникла бредовая идея; напасть на литовцев, которые явно этого не ожидают. Будь рядом кто-то из старших, вряд ли бы это ему удалось. Воевода застрял где-то позади. Посадника не было видно. И Егор, разделив отряд надвое, повёл одну половину к воротам.
Проходя мимо церкви, все встали на колени и попросили помощи. Стража, охранявшая ворота, вдруг воспротивилась и заявила, что без разрешения посадника или воеводы они их не откроют. Правда, один из воинов сказал, что видел, как посадник недавно выехал из крепости.
