почти сразу за ними стояли ротмистр Джентиле и его заместитель. Они о чём- то разговаривали, как всегда непринуждённо. И тут увидали, что пехота, стоявшая впереди, встала на колено.
Джентиле тоже всю свою жизнь проведший на войнах, знал, что это не просто так. Так пехотинцы поступают, когда хотят стрелкам, стоящим за ними, дать хороший обзор.
Конечно, он, глазам арбалетчика, увидал отряд пехотинцев, что шёл по дороге, а за ними выехавший из-за поворота отряд кавалерии. Ну что тут было неясного? Ротмистр чуть повернулся к своим людям и зычно, красиво, на ламбрийском прокричал:
— Господа ламбрийцы, вам ещё раз предоставляется возможность продемонстрировать своё искусство. Арбалеты взвести.
— Арбалеты взвести! — кричал за ним его помощник.
Сразу зашевелилась ленивые и неторопливые на первый взгляд господа арбалетчики. Защёлкали замки средних арбалетов, застрекотали шестерни натяжения тяжёлых, крюки, упоры — всё пошло в дело; большие и длинные, короткие и толстые болты укладывалась в ложа.
— Господа, — продолжал кричать ротмистр, — кавалеры в доспехах, так нашпигуйте их лошадей.
— Готовы, — кричал один из сержантов.
— Готовы, — кричал другой, а за ним третий, четвёртый.
— Капитан, — кричал Джентиле Рене, — когда стрелять?
— Когда вам будет лучше, — кричал в ответ Рене.
— Отлично, — произнёс Джентиле, — господа арбалетчики, по кавалерии, кидайте!
Он махнул рукой.
— Кидаем, кидаем! — кричали сержанты, и почти все сразу ламбрийцы нажимали на спуск.
Сто сорок опытных человек с хорошими арбалетами на ста шагах могут остановить отряд кавалерии в пятьдесят человек, если лошади у тех не защищены так же хорошо, как и седоки. А уже для десятка кавалеристов сто сорок арбалетных болтов, брошенных точно, со знанием, с упреждением, были сродни смертельному потоку.
Несчастному сержанту болт из тяжёлого арбалета пробил каску и чуть-чуть, на фалангу пальца, вошёл острым шипом в лоб, пригвоздив накрепко железо к голове. Ему ума хватило сразу осадить коня. Ещё одному кавалеристу болт насквозь пробил руку в кольчужной рукавице. Ещё двоим по мелочи досталось, а вот из лошадей не ранены были только две. А две первые, в том числе и лошадь господина Хельмута Вальдемара, были истканы болтами так, что тут же повалились на землю и стали биться и помирать, заливаясь кровью.
Спешившие убраться с поля пехотинцы теперь остановились. Кажется, они хотели поживиться добычей: сёдла, сбруи, может доспех какой, а, может, и пленные достанутся.
— Капитан, — кричал ротмистр Джентиле, довольный работой своих людей, — хватит им или ещё добавить?
— Спасибо, ротмистр, думаю, что с них довольно будет, — отвечал Рене.
Солдаты Рене, арбалетчики Джентиле, да и все, кто был на поле, смеялись над глупыми кавалеристами графа.
А кавалеристы, в том числе и сам Хельмут Вальдемар Бальдеман, поспешили убежать. Хельмут Вальдемар к тому же чуть не плакал, понимая, что от отца ему будет большой выговор за потерянного так глупо коня. Да ещё и копья.
«Убьют!»
Волков вскочил со своего стула, да так неловко наступил на свою больную ногу, что заметно пошатнулся, скривившись от боли. Он видел, как два кавалериста кубарем полетели с израненных и падающих коней.
«Только бы не убили дураков!»
Но слава Богу, встали оба, развернулись и пошли, быстро оглядываясь; один хромал и отставал, второй, без шлема, был попроворнее, остальные, на взбрыкивающих конях, чуть проскакав вперёд, уже разворачивались обратно к кустам, из-за которых выехали. На дороге остались лишь две умирающих лошади, к которым поспешили жадные дураки пехотинцы, чтобы снять с них сёдла.
Всё случилось так быстро, что он даже и распоряжений дать не успел, а вышло всё так хорошо, что лучше и пожелать нельзя. Без всякой команды его офицеры Рене и Джентиле слажено и со знанием дела показали болванам графа, что они в воинском ремесле не первый день. Что и указания им давать не нужно. Они и сами всё знают. А их люди выполнили все приказы верно, и минуты на то не потратив.
Брюнхвальд стоял рядом и улыбался. Он был горд и собой, и своими подчинёнными.
— Надеюсь, это поучительно для дураков будет, — произнёс кавалер в виде похвалы.
— Они идут сюда, — отвечал ему капитан-лейтенант, — вы правильно выбрали место.
Волков согласно кивнул и сел на свой стул.
Граф вёл себя либо совсем уже нагло, либо совсем неумело. Брюнхвальд недоумевал, глядя как лениво идут по дороге солдаты герцога. Как лениво они выходят на поле, как медленно начинают строиться. Сержанты их всё делают неспеша, а офицеры так и вовсе больше заняты совещаниями, чем своими людьми. Собрались в кружок верховые и говорят, словно не на войну, а на охоту приехали.
Капитан-лейтенант повернулся к Волкову и спросил:
— Атаковать мы их не будем? Если будем, то самое время. К обеду закончим.
Кавалер был с ним согласен. Лучше ничего нет, как ударить противника, который с марша даже не успел развернуть все свои силы в боевые порядки, а ты уже полностью готов. Быстрым шагом подойти да навалиться в центр, продавить его. Смять. И всё. В этом как раз и сильны горцы.
Но Волков только отрицательно качает головой:
— Нет, нам нужно чтобы они отсюда сами убрались. А реши мы воевать, так я бы приказал Пруффу уже бить по ним.
Хотя кое о чём он с капитаном артиллерии уже переговорил.
— Значит, будем ждать, — произнёс Карл Брюнхвальд.
Ждать. Да, его солдаты уже почти с рассвета ждут, заняли свои позиции и ждут, строй покидать нельзя, если только по разрешению сержанта по нужде отойти можно, присесть. Так и маются, а день-то идёт к полудню уже.
Волков вспоминал, как так же маялся по шесть часов, ожидая начала сражения. И это арбалетчиком, у которых и строя нет. Которые и посидеть могут. Арбалетчикам всегда легче, чем пехотинцам. Но само ожидание начала дела выматывает очень сильно. Уже начинаешь ругать офицеров, и своих, и чужих, которые отчего-то всё тянут и тянут, и не начинают дела, чёрт бы их подрал.
Впрочем, это по молодости, а потом привыкаешь. Солдат всегда чего-то ждёт.
Наконец, уже совсем в обед, люди графа фон Малена кое-как выстроились в двухстах пятидесяти шагах от его первых линий.
А кавалер всё ждал. Нет, он ждал не того, когда враг построиться. А ждал парламентёра, который огласит требования герцога. Ждал, когда подъедет рыцарь в красивом плюмаже и под штандартом герцога и попросит его к графу на переговоры на середину поля, или выскажет ультиматум о сдаче, на худой конец. Но ничего из этого не случилось. Граф не собирался ничего требовать. Как и думал Волков,
