class="p1">– Тебе надо чем-то заняться, отвлечься, – решительно сказала Малати. – Чем-то помимо учебы. К тому же до итоговых экзаменов почти год, и в первом семестре народ обычно не напрягается.
– Благодаря тебе я теперь пою.
– О нет, – отмахнулась Малати. – Я не об этом. Если уж на то пошло, прекращай петь раги – песни из кинофильмов полезнее.
Лата засмеялась, вспомнив Варуна и его граммофон.
– Жаль, здесь не Найнитал, – продолжала Малати.
– То есть мне следовало бы заняться верховой ездой, греблей и фигурным катанием?
– Да.
– Беда в том, – сказала Лата, – что в лодке я думала бы исключительно о благоуханных водах, а в седле – о том, как мы катались на велосипеде. Да и вообще, ни грести, ни ездить верхом я не умею.
– Чтобы забыть о своих страданиях, нужно чем-то активно заниматься, – говорила Малати (отчасти самой себе). – Может, вступишь в какой-нибудь клуб? Литературное общество, например?
– Нет. – Лата помотала головой и улыбнулась. Вечера у господина Навроджи и все им подобное будет только навевать ей ненужные воспоминания.
– Тогда студенческий театр. В этом году ставят «Двенадцатую ночь». Получи роль в спектакле – и будешь весело смеяться над превратностями любви и жизни.
– Мама никогда не позволит мне играть в театре, – сказала Лата.
– А ты не будь такой паинькой! Рано или поздно она согласится, вот увидишь. Пран в прошлом году играл в «Юлии Цезаре», между прочим, и там даже были женщины. Немного и не в главных ролях, положим, но самые настоящие девушки, а не переодетые парни. В то время он уже был обручен с Савитой. Разве твоя мама хоть слово ему сказала? Нет, не сказала. Сам спектакль она не видела, зато очень гордилась, что он пользовался таким успехом у публики. Значит, и на сей раз возражать не будет. Пран непременно тебя поддержит. И кстати, в студенческих театрах Патны и Дели тоже теперь смешанные актерские составы. Времена меняются!
Лата сразу представила, что ее мать скажет об этих переменах.
– Да! – воодушевилась Малати. – Спектакль ставит этот наш философ, как его? Ладно, потом вспомню. Прослушивания начинаются через неделю. Девушек слушают отдельно от парней. Все очень благопристойно. Может, и репетировать будут отдельно. Самый осторожный родитель носа не подточит! К тому же спектакль приурочен к церемонии посвящения – чем не достойный повод? Тебе жизненно необходимо что-то в этом роде, иначе ты завянешь. Активность – бурная, немедитативная деятельность в большой дружной компании. Поверь мне на слово, это тебя исцелит. Я сама именно так и забыла о своем музыканте.
Хоть Лате и казалось, что душераздирающая интрижка Малати с женатым музыкантом – отнюдь не повод для шуток, она была благодарна подруге за попытку ее развеселить. Узнав на собственном опыте о пугающей силе чувств, она стала лучше понимать то, чего раньше не понимала: как Малати позволила себе впутаться в столь рискованное и губительное для репутации дело.
– И вообще, надоел этот Кабир, расскажи про всех остальных мужчин, с которыми ты познакомилась. Кто этот канпурский ухажер? И что ты делала в Калькутте? Разве мать не хотела свозить тебя заодно в Дели и Лакхнау? В каждом из этих городов должен быть хотя бы один интересный мужчина.
Выслушав подробный рассказ Латы о путешествии – вышел не столько список мужчин, сколько живое описание событий (за исключением последней ночи в Лакхнау, не поддающейся никакому описанию), Малати сказала:
– Насколько я поняла, любитель пана и поэт идут ноздря в ноздрю в этом матримониальном заезде.
– Поэт? – Лата была ошарашена.
– Да. Полагаю, его брата Дипанкара и договорника Биша в расчет не берем?
– Конечно не берем, – раздраженно ответила Лата, – и Амита тоже, я тебя уверяю! Он просто друг. Вот как ты. Единственный человек, с которым я могла поговорить в Калькутте.
– Продолжай. Это очень любопытно. Он уже подарил тебе свою книжку?
– Не подарил! – буркнула Лата.
Тут она припомнила, что Амит вроде бы обещал подарить ей экземпляр. Но если он действительно хотел это сделать, то уже давно сделал бы. Мог, к примеру, прислать книжку с Дипанкаром, который недавно приезжал в Брахмпур и встречался с Праном и Савитой. И все же ей стало совестно за не вполне честный ответ, и она добавила:
– По крайней мере пока.
– Ну, извини, – без намека на раскаяние сказала Малати. – Не знала, что это такая больная тема.
– Нисколько! – выпалила Лата. – Не больная, просто неприятная. Амит в качестве друга – это прекрасно, но во всех остальных качествах он меня не интересует. Просто ты сама однажды связалась с музыкантом, вот и хочешь, чтобы я связалась с поэтом.
– Допустим.
– Малати, умоляю, поверь мне, ты напала на ложный след. Лаешь на несуществующее дерево.
– Хорошо, хорошо. Давай проведем эксперимент. Закрой глаза и представь себе Кабира.
Лата думала отказаться, но любопытство – любопытная штука. Немного помедлив, она нахмурилась и выполнила просьбу подруги.
– Закрывать глаза-то необязательно? – проворчала она.
– Нет-нет, закрой, – настояла Малати. – И опиши, во что он одет. Заодно представь какую-нибудь особенность его внешности, нет, лучше две. Не открывай глаза, пока говоришь.
– Он в форме для крикета, на голове кепка. Он улыбается и… Малати, это бред.
– Продолжай.
– Хорошо. Вот кепка слетела, и я вижу его волнистые волосы, широкие плечи, красивую ровную улыбку… И такой… как там пишут в любовных романах?.. орлиный нос, вот! Ну и зачем все это?
– Ладно, теперь вообрази Хареша.
– Я пытаюсь. Ага, картинка прояснилась: на нем шелковая сорочка – кремового цвета – и коричневые брюки. Ой, еще эти жуткие туфли-«корреспонденты», про которые я тебе рассказывала.
– Черты лица?
– Маленькие глазки, но они превращаются в такие милые щелочки, когда он улыбается, почти исчезают.
– Он жует пан?
– Нет, слава богу. Пьет холодное какао. Кажется, он называл его «Фезантс».
– А теперь представь Амита.
– Ладно, – вздохнула Лата; она попыталась его представить, но черты лица оставались размытыми. – Он упорно отказывается выходить из тумана.
– Хм, – с некоторым разочарованием в голосе произнесла Малати. – Как он одет-то?
– Не знаю, – ответила Лата. – Странно. Можно мне не воображать, а подумать и вспомнить?
– Наверное, можно.
Увы, сколько Лата ни пыталась, вспомнить сорочки, туфли и брюки Амита ей так и не удалось.
– Где вы находитесь? Дома? На улице? В парке?
– На кладбище, – ответила Лата.
– И что вы там делаете? – засмеялась Малати.
– Разговариваем под дождем. Ах да, у него в руках зонт! Это считается?
– Ладно-ладно, – уступила Малати. – Я ошиблась. Но дерево может вырасти и на пустом месте, знаешь ли.
Лата решила не предаваться пустым размышлениям. Чуть позже, когда они вернулись
