«Тут дай нам бог лишь ноги унести».
– Я с самого начала знал, что вы его оболгали и оклеветали, – говорит секретарь Кромвель. – Теперь пеняйте на себя, мало вам не покажется.
Тут как Бог из машины появляется король Генрих, окидывает их гневным взором и садится. Первым опомнился Гардинер и запел:
– Ой, как хорошо, что вы пришли, государь! Ой, как нам всем повезло, что у нас такой мудрый, добрый и благочестивый король, который любит и уважает церковь! Как замечательно, что он сейчас сам услышит суть наших претензий!
Но Генрих Восьмой, как мы уже выяснили, – это солнце, на котором пятен нет. То есть он не только добрый и благородный, но и умный, его на кривой козе не объедешь.
– Вы всегда славились искусством лести, милорд Винчестерский, – сухо отвечает король. – И слушать ваши похвальбушки в мои намерения не входит, я пришел не для этого, так что нечего тут лебезить, «как левретка, виляя языком». Мне прекрасно известно, что ты жестокий человек и жаждешь крови.
После чего он обращается к Кранмеру:
– Садитесь, милый друг. Ну-ка поглядим, кто здесь такой смелый, что решился вас тронуть. Пусть сдохнет, как пес, тот, кто полагает, что вам не место в этом совете.
Граф Серри пытается что-то сказать, но Генрих грубо и властно обрывает его.
– Я думал, что в этом совете заседают люди «со смыслом и умом», но я таковых здесь не вижу! Разве допустимо такого уважаемого человека заставлять ждать у двери, словно «вшивого мальчишку»? Он равен вам по знатности! Это просто позор! Разве я дал вам право так себя вести? Я дал вам полномочия судить его, но судить как советника, а не как лакея. Тут кое-кто, как я вижу, был бы рад до смерти затравить Кран-мера, и не ради справедливости, а исключительно по собственной злобе. Так вот: пока я жив – этому не бывать!
Канцлер пытается отыграть назад:
– Государь, позвольте объяснить. Заключение лорда Кранмера в Тауэр мы придумали не по злобе, а исключительно для обеспечения законного суда «и чтобы оправдать его пред всеми».
Портрет Генриха Восьмого с придворным шутом Сомерсом и детьми: Эдуардом, Марией и Елизаветой (1540-е)
– Вот и славно, – радуется Генрих. – Любите его, милорды, и уважайте, он этого достоин. Я очень обязан лорду Кранмеру за службу и доброе отношение, помните об этом. И хватит ссориться! Обнимите друг друга и станьте друзьями! Милорд Кентерберийский, не откажите мне в скромной просьбе, будьте крестным отцом прелестной девочки, моей новорожденной дочери.
– О, ну что вы, – смущается Кранмер, – я, право, недостоин…
– Да ладно вам, – смеется король, – не разоритесь, если купите одну серебряную ложечку «на первый зубочек». С вами на крестинах будут две почтенные знатные дамы: герцогиня Норфолк и маркиза Дорсет. Я думаю, вы будете довольны. Милорд Винчестерский, еще раз прошу: обнимите милорда Кранмера и обещайте «полюбить его навек».
Гардинеру и Кранмеру приходится подчиниться, но что они при этом думают и чувствуют – бог весть. Судя по тому, какие слова произносит при этом Генрих Восьмой, Кранмер опять прослезился. Вероятно, от умиления и веры в то, что в лице Гардинера он обрел нового хорошего друга.
– Какой добрый человек! – восторгается король. – Эти слезы свидетельствуют о широте его души и об умении прощать врагов! Недаром же в народе говорят, мол, кто Кранмера обидит, тот сразу станет ему лучшим другом. Пойдемте, лорды, не будем терять время, я хочу поскорее окрестить свою дочь. Я рад, что сумел вас помирить, это говорит и о моей силе, и о вашем благородстве.
Я рад, что к дружбе вас сумел привесть:
Ведь в этом мощь моя и ваша честь!
Все уходят.
Двор королевского дворца
За сценой шум толпы. Входят привратник и его помощник.
Привратник переговаривается с кем-то, кто находится за воротами дворца (то есть за сценой) и хочет пройти внутрь, уверяя, что ему можно, потому что он числится за придворной кухней. Страж ворот требует, чтобы толпа на улице прекратила орать, и угрожает избить всех палкой. Люди хотят посмотреть на крестины маленькой принцессы, но привратник уверен, что на самом деле им хочется бесплатного угощения.
– Им, изволите видеть, надо поглазеть на крестины! Захотелось небось пива да пирогов, канальи вы подлые!
– Да бросьте, не нервничайте, – пытается успокоить его помощник, – мы их все равно не прогоним. Проще собор Святого Павла сдвинуть с места, чем утихомирить толпу.
– Да как они вообще сюда прорвались? – негодует привратник.
– Понятия не имею. Все, что можно было сделать одной крепкой дубинкой, я сделал. Вот обломки.
– Да ни хрена ты не сделал!
– Ну, извините, я вам не Гай, не Кольбранд и не Самсон, чтобы косить людей. Что мог – то сделал, никого не пощадил.
Гай это, надо полагать, Гай Юлий Цезарь, великий полководец и блестящий воин. Великан Кольбранд – персонаж рыцарского романа, популярного в раннесредневековой Англии. Ну а про непобедимого библейского богатыря Самсона вы и так все помните.
Дальнейший диалог привратника и его помощника пересказывать смысла нет, он не имеет никакого отношения к сюжету и написан исключительно на потребу невзыскательной части публики, чтобы дать людям попроще вдоволь похохотать над пошловатыми шуточками. Нужен пример? Да пожалуйста! «Что это, Мурское поле, чтобы здесь толпами собираться? Или ко двору прибыл какой-нибудь невиданный индеец с такой огромной снастью, что все бабы прямо-таки осаждают нас?» И все в таком роде. Сцена написана в прозе, а не в стихах, так что если кому станет любопытно – прочесть будет несложно. Мурское поле расположено к северу от Лондона, там проводились военные занятия городской милиции, на которые обычно собирались посмотреть толпы любопытствующих.
Появляется лорд-камергер и устраивает разнос.
– Ой, боже мой, что это за толпа? Откуда все эти люди приперлись, будто на ярмарку? Где привратники?! А вот вы где! Бездельники, лентяи, вы вот так свой долг исполняете? Какого черта вы сюда напустили этот сброд? Это место нужно немедленно очистить для придворных леди, которые сейчас будут возвращаться после крестин.
– Сэр, мы все здесь просто люди, мы сделали, что смогли. С такой толпой и целое войско не справится, – с достоинством возражает привратник.
– Ну, если мне прилетит от короля за это безобразие, я с вас лично спрошу, – предупреждает камергер. – Закую в колодки и обрею налысо.
Заслышав звуки труб, означающие, что процессия двигается с крестин, он отдает приказ:
– Оттесните эти
