— Нет уж, лучше до конца жизни одно вино, зато из лучших коллекций. Военачальника я не хочу, хватит с меня поминок… Пусть бы мой муж… пускай сидел бы безотлучно в самом Константинополе. И не где-нибудь у дальних цистерн, а поближе к Акрополю. Во всяком случае, не дальше стены Константина… Ну, на худой конец, не дальше стен Феодосия.
— Надоест ведь!
— Не надоест. Мне — не надоест. Прошлое надоело. А будущее… При дворе хочу быть. Хочу! А раз хочу, значит, буду. У самого базилевса [13] на глазах! — И добавила загадочно-задумчиво: — А может, и не только на глазах…
Подружка только рот раскрыла.
— А что? — Хозяйка улыбнулась вызывающе. — Отчего бы и нет, а?
Но тут же, заметив безмолвно склонившегося в дверях раба-евнуха, вмиг окаменела лицом, спросила бесстрастно:
— Чего тебе, Навкратий?
— На дороге всадники, госпожа, — доложил тот, медленно выпрямляясь. — Похоже, к нам направляются.
— Похоже, похоже… — сросшиеся брови Хозяйки изогнулись гневно. — Ни на что не похоже! Почему раньше не заметили? Молчи, теперь нет времени на болтовню! Кто? Сколько? Ну! Что же ты как воды в рот набрал? Кто и сколько, спрашиваю?!
— Всех не более полусотни, госпожа. Впереди какой-то знатный военачальник. И с ним, если только глаза меня не обманули… Но я не уверен…
— Да не тяни ты!
— По-моему, племянник базилевса…
— Кто-о?!
— Племянник базилевса.
— С этого и надо было начинать тебе. Ну что ж…
Отдав распоряжения рабу и отослав его, Хозяйка обратилась к Подружке:
— О детях наших — ни слова! И не говори, что в гостях у меня, назовешься сестрой моей, скажешь, что живем здесь вместе.
И подмигнула озорным черным глазом, как в невозвратимое время их совместных веселых проказ.
Древние язычники называли это фортуной, именем богини судьбы. Их потомки-христиане — волей божьей. Еще говорят: провидение, что означает то же самое — судьбу. И нескончаем извечный спор: человек ли, как ни крутись, зависит от предначертанной ему свыше судьбы, или же судьба каждого человека зависит все-таки от него самого?
Когда полуграмотный македонский крестьянин пришел с котомкой за широким плечом в ошарашивший его Константинополь, где — за рост, силу и сметку — был принят в императорскую гвардию, — предполагал ли он тогда, что спустя годы, уже стариком, будет возведен на престол? Кто знает?..
И тогда, сам бездетный, вызвал он из родных краев своего племянника, создал ему в столице все условия для блестящего образования и — уже будучи на троне — привлек к управлению сложнейшими делами империи, а Незадолго до своей кончины юридически усыновил, — предполагал ли старый хитрец, что готовит матушке Истории незаурядный подарочек? Как знать, как знать…
А сам тот племянник? Уж он-то, фактически правя необозримым хозяйством при престарелом дядюшке-базилевсе, не мог ведь не догадаться, что вместе с хозяйством унаследует и пурпурную мантию императора? Конечно, не мог…
Но могла ли предполагать одна из дочерей смотрителя дикого зверья, циркачка и куртизанка, что еще во цвете лет станет не просто даже супругой императора, но одной из самобытнейших монархинь и вместе со своим богопомазанным мужем надолго войдет в Историю? Мечтать — могла…
Ну а Подружка ее, думала ли она, что станет наперсницей самой базилиссы и будет держать под своим каблучком прославленного полководца, который не раз швырял к ногам Империи целые страны и народы? Кто знает, что она думала?..
Так что же в этом грешном мире зависит от божества, от провидения, а что от самого человека? Что в конечном счете определяет судьбу каждого из нас — объективные закономерности, случайные стечения обстоятельств или наша воля, наш разум? Быть может, все вместе взятое? Но что же все-таки главнее в этом вместе взятом? Или — когда как? Знать бы…
4. Сходка
Шумели чада Стрибожьи в пожелтевших и облетающих кронах вековых дубов и лип по краям свободной от деревьев Лысой горы. Где-то через яр с ручьем, за еще одной горой, невидимые и неслышные отсюда, шумели неизбывные воды Днепра. А здесь, на великом Майдане [14], под неусыпным дозором страшных личин вырезанных из дерева богов, шумели поляне. Множество мужей — представителей родов полянских — собралось сюда на сходку.
На краю Майдана, под великим дубом с усохшей вершиной и долгим следом стрелы Перуновой вдоль неохватного ствола, восседали на покрытых иноземными коврами скамьях сивоусые старейшины. Поближе к ним расположились бывалые вожаки дружин, богатые гости [15], главари наибольших родов. В толпе, окруженной — для порядка — угрюмыми копейщиками, стояли с непокрытыми головами кметы старшей дружины, отцы семейств — ремесленники и смерды [16]: пахари и пастухи с поля, бортники и дровосеки из леса, рыбаки и звероловы с обоих берегов Днепра, а также кузнецы, гончары и кожемяки с раскинувшегося меж рекой и кручами Подола. В разных местах — под дубом и в толпе — белели бороды волхвов-кудесников, горели неистовым огнем их всевидящие глаза. От каждого рода, от каждой семьи прибыли сюда старшие, а у кого почему-либо семьи своей не было, тот мог явиться на сходку, если побывал хотя бы в одном походе. Поодаль, где позволяло место, толпились любопытные жены и девы, им здесь слова не давали, разве — по особому запросу, но и не прогоняли, пускай себе глядят и слушают.
Здесь, на великом Майдане, собрались на свою сходку лучшие люди полян — одного из антских племенных союзов. И пожалуй, нелишним и уместным будет здесь напоминание, что сами ромеи называли антов храбрейшими из храбрых. И еще можно сказать, что среди множества антских племен, занимавших тогда, в шестом веке нашей эры, равнины Восточной Европы, поляне имели землю наименьшую, но силу наибольшую. Ибо владели Горами над Днепром, где земля — щедрейшая, будь то лес на высотах или чернозем в долинах; где ясных дней в году — в самый раз, ни лишнего дождя, ни засухи; где ни один иноземный гость мимо не пройдет и ни один иноземный недруг своего не достигнет. На Подоле под высотами находился погост — торговое место, куда сходились со своими товарами гости со всех сторон: с полуночи и с полудня, с восхода и заката. Сюда же приходили торговать и поляне. А ежели кто-либо стремился навсегда уйти от суровых лесных зим вниз по Днепру, подальше, к теплу и плодородным землям степей и берегов Понта Евксинского [17], то ему также не миновать было Гор и уплаты мыта [18] за прохождение мимо. Во множестве пещер на Горах и в начинавшихся как раз отсюда дремучих лесах можно было надежно упрятать собранные впрок сокровища. Нет, что и говорить, лучшего места, чем Горы над Днепром, не найти. Вот почему кто волей, а кто и неволей с силой полянской принужден был считаться. И когда собирались охочие дружины антских племен — нередко в сговоре с живущими на закатной стороне братьями своими славинами, чтобы потормошить богатые ромейские земли, на которых в незапамятное время и те и другие обитали, но были вытеснены оттуда древнейшими римлянами, — то в таких походах именно полянские вожаки, все чаще называемые князьями, вели за собой решающую силу, приводили наибольший полон, пригоняли наилучших коней и скот, добывали больше золота, серебра, ценных каменьев и всяческого оружия.
Так и на сей раз — воротилась дружина полянская из похода не с пустыми руками, но и не сказать, чтобы с великой добычей. А главное — без вожака: оставили его кости на дальних берегах Истра, непогребенными. Да и не его одного…
Остатки дружины с невеликим полоном и малой добычей привели к родным Горам брат павшего вожака Идар и юный Кий — старший из оставшихся сыновей, однако теперь не единственный: одна из жен Рекса (а богатые анты в ту давнюю языческую пору могли иметь по нескольку жен) только на днях родила мальчика — назвали Щеком. Жаль, не довелось отцу полюбоваться своим беззубым крикуном…
