стало ясно, что продолжение веселья не получится.
– Будь я на месте губернатора, немедленно взялся бы за укрепление города, – сказал, вставая, адъютант. – А ещё…
Поручик вдруг умолк и покраснел. В дверях стоял генерал-губернатор Иван Андреевич Рейнсдорп.
Вид у него был не генеральский и тем более не губернаторский. Иван Андреевич невысокого роста и с круглым брюшком. Ножки тонкие, в длинных чулках, башмаках и серого цвета атласных кюлотах. Такой же, со срезанными полами кафтан, расшитый серебряной травкой. На кафтане – звезда, кресты, медали… Яйцеобразное раскрасневшееся от выпивки лицо губернатора было маловыразительно: преобладали черты туповатости, чванства.
– Опять ты, молодой болтун, мелешь вздор? – строго прикрикнул он на вытянувшегося в струнку адъютанта. – Сам трус, баба, да ещё других запугиваешь? Зачем везде трезвонить? А вы напрасно его слушаете, господа! – добавил он более сдержанным, но не менее строгим тоном, обращаясь ко всем присутствующим.
Графу Артемьеву было жаль юношу, которого, впрочем, заслуженно отчитали за его болтливость. Но он не смог удержаться от улыбки при виде того, как губернатор нёс себя от двери к столу. Он шёл как бы на цыпочках, прижав локти к бокам, оттопырив мизинцы и слегка повиливая бёдрами. У стола Иван Андреевич приостановился, вскинул к глазам лорнет, через который осмотрел каждого из присутствующих в библиотеке. Приветливо улыбнувшись графу Артемьеву, губернатор заговорил:
– Что вам успел наплести этот трусливый заяц, Александр Прокофьевич?
– Он был краток, но, думаю, что сказал только правду, – глядя ему в глаза, ответил граф. – Юноша беспокоится о городе, справедливо считая Пугачёва коварным и опасным врагом. Этот посланник, навестивший вас только что, вероятно, ничего обнадёживающего вам не принёс?
– Ничего скорбного он тоже не привёз. И я не вижу причин для беспокойства. Вельгельмьян Пугатшофф всего лишь самозванец и разбойник. Я распорядился выслать в Татищеву крепость барона Билова с отрядом. Он и надерёт самозванцу задницу!
Странная усмешка искривила губы губернатора.
– Всего лишь отряд? – одновременно удивились присутствующие.
– Достаточно, чтобы разгромить Вельгельмьяна и притащить его в кандалах ко мне!
– Да его разбойники этот отряд одними шапками закидают! – воскликнул возмущённо майор Курбатов, осмелев от выпитого.
– Не извольте беспокоиться, Антон Семёнович! – глянул на него через свой лорнет губернатор. – Барон знает своё дело! Он разнесёт в пух и прах мерзавцев!
– Но это невозможно! – крикнул Бурцев.
– Молчите, капитан, а то я и вас назову трусом! – погрозил ему холёным пальчиком Рейнсдорп. – Пусть численность отряда вас не заботит. Предоставьте это мне. Барон Билов опытный военачальник и воюет не числом, а умением!
– Я и не боюсь, ваше превосходительство! – поспешил ответить Бурцев. – Просто мне почему-то тоскливо.
– И скучно, – поддержал его, вздохнув, Курбатов.
– У страха глаза велики, – сказал губернатор, беря графа Артемьева под руку. – Мужицкая дерзость – вот всё, на что эти грязные казаки способны. Дурачьё и невежи! Нашли себе в атаманы беглого каторжника, осмелившегося назвать себя царём, и думают, что с ним горы свернуть смогут!
– А если смогут, Иван Андреевич? – спросил граф.
– Тогда мы всех их переловим, перевешаем и снова наступит полное спокойствие, – холодно ответил губернатор.
Разговор оборвался. Безликий, подавив зевоту, посмотрел на Александра Прокофьевича. И в это время в библиотеку вошёл слуга, чтобы сообщить о поданном ужине.
– Прошу вас, ваше сиятельство, – не отпуская руки графа, направился к двери губернатор, увлекая его за собой.
Александр Прокофьевич молча шёл с ним рядом. Слова Рейнсдорпа не выходили у него из головы.
Даже за столом граф был занят своими мыслями и не произнёс почти ни единого слова, а после ужина он сразу засобирался домой.
* * *
Граф Артемьев и Безликий распрощались с Иваном Андреевичем, его супругой и вышли на улицу. Александр Прокофьевич шагал молча, унесясь мыслями куда-то очень далеко.
Безликий шёл рядом и то и дело поглядывал на графа, как бы ожидая, что он скажет. Но Александр Прокофьевич молчал, словно не понимая этих вопрошающих взглядов.
Печальным было их возвращение домой. Никто из них так и не произнёс ни звука. И вдруг, уже на подходе к шляпному салону, неожиданно раздался спокойный голос графа Артемьева:
– Это конец. Если Пугачёв, не дай Бог, узнает, какой в Оренбурге губернатор, то он захочет взять город немедленно, не затрачивая особых усилий…
Быстрее ветра комендант Яицка Симонов мчался в городок на своём вороном коне. В его сердце бушевала буря и шевелился страх. Ночью вдалеке от Яицка в это неспокойное время скакать по степи одному было крайне неразумно и опасно. И вот он уже скачет по лесу. До городка не так уж и близко, а тут…
– Стой! – раздался из-за деревьев требовательный окрик.
Конь вздыбился и шарахнулся в сторону. Из-за дерева метнулась тень и схватила коня за уздечку.
– Это я тебя на встречу вызвал, комендант! – прокричал незнакомец. – Признаться, я и не надеялся, что ты приедешь. Храбрецов нынче заметно поубавилось.
– Это ты, Ярёма? – спросил Симонов, сойдя с коня и озираясь по сторонам.
– Я, а кто же ещё. А ты не сумлевайся, комендант.
– А почему ты вызвал меня сюда, да ещё ночью?
– Не шибко хотелось мелькать перед людьми зазря, – ответил Ярёма. – Слухи бы поползли да пересуды разные. А это нам обоим зараз не с руки!
– А я бы ни за что не приехал, если бы ты не передал мне письмо от…
– Ступайте за мной, – взяв его за руку, потянул за собою в лес Портнов.
– Куда ещё? – насторожился комендант, всё ещё чувствуя тревогу в душе.
– Там полянка есть, за кустами. Никто нас там не сыщет.
– Для чего? Ах, Господи, я же прочёл в письме для чего. Только не разобрал некоторых слов.
– Письмо промокло. Под ливень я попал и промок до нитки.
– Но почерк я узнал. Это рука…
– Пойдёмте, говорю вам, господин комендант. В лесу всё обсудим, – прошептал горячо Ярёма. – Тут не место о делах говорить. Могут и лазутчики Емельки-самозванца зараз объявиться.
– Постой, что-то мне не нравится твоя настойчивость, любезный? – забеспокоился Симонов. – А не в засаду ли ты меня заманиваешь?
– Ни слова! Ступайте за мной! – настойчиво и властно потребовал Портнов и сам шагнул в лес. Коменданту ничего не оставалось, как набраться храбрости и последовать за ним, ведя под уздцы коня.
Они вышли на просторную поляну, посреди которой теплился небольшой костёр. Симонов привязал коня к ветке, Ярёма бросил свой факел в костёр. Оба уселись на траву друг перед другом.
– Надеюсь, мне незачем повторять то, что написано в письме? – спросил Портнов, глядя на тлеющие в золе угли.
– Я
