У Тэмуджина разом потеплело в груди, он восторженно и удивленно перебирал в уме слова, искусно сложенные андой.
«Зря я на него обиделся из-за пустого, – с благодарным чувством думал он, – прекрасный парень и хороший друг, только, может быть, немного ветреный… – И улыбнулся про себя, вспоминая давнее прошлое. – Изучил ли ты волчий язык, брат Джамуха, как похвалялся, это мы посмотрим, но человечьим языком, видно, овладел неплохо…»
Тэмуджин очнулся от мимолетных раздумий, посмотрел на братьев. Бэлгутэй уже сел на место.
– Ну, а теперь расскажите все по порядку.
Хасар, исполненный гордости от важного дела, порученного ему, сурово сдвинул брови, начал неспешно:
– Джамуха встретил нас по-хорошему, как послов, и весь вечер просидел с нами. Когда мы рассказали ему обо всем, он аж покраснел от злобы на меркит. Поклялся, что будет мстить им за тебя, пока с пяти пальцев не потеряет ногти[26]. Обещал сразу же выйти в поход, как только соберет свое войско. Правда, потом он сказал, что возьмет только один тумэн, а дядей своих не будет звать…
– Почему? – удивленно спросил Тэмуджин.
Хасар недоуменно пожал плечами.
– Видно, тоже не очень-то ладит с ними или, может быть, добычей не хочет делиться. А тебе он советует поднять свой отцовский тумэн, вот и будет у вас вместе два тумэна. О месте и времени встречи он долго советовался со своим дядей Ухэром, а тот еще узнавал у шаманов, и потом они назвали урочище Ботогон-Бооржи, что на истоке Онона. Это в горах, выше той поляны, где мы в позапрошлом году летовали.
– Почему так далеко? – расспрашивал Тэмуджин. – Разве нельзя где-нибудь поближе соединиться. Что он сказал?
– Это его дядя Ухэр так решил, – Хасар пожал плечами. – Нам он сказал, что не нужно стоять в степи с таким большим войском. Мол, увидят те же тайчиуты и донесут меркитам. Лучше, говорит, собраться в тайге, а идти туда скрытно, ночами. Сами они пойдут прямым путем с юго-востока, а мы вместе с ханом – с юга и так, мол, еще и дорогу сократим.
Тэмуджин понял, что дядя у Джамухи бывалый в таких делах и был рад этому. «Мы с андой еще не приучены водить войска, – думал он, – а это не с соседскими парнями на прутьях биться. Очень хорошо, что в походе будет кому подать анде разумный совет. А я возьму с собой Мэнлига».
– А когда он будет на месте? – спросил он.
– Обещал на пятый день новой луны.
– Больше он ничего не передавал?
– Ничего, только на прощанье, поднимая последнюю чашу, он передал тебе эти красивые слова. Он словно свадебный юроол пропел и просил передать слово в слово.
Тэмуджин улыбнулся, вновь ощутив приятное тепло в груди, сказал:
– Ладно, позовите ко мне нукеров и отдыхайте.
Те пришли сразу. Тэмуджин сидел задумчивый и обрадованный вестью, принесенной братьями; в ушах его все еще звенели торжественные слова анды. Он движением головы пригласил нукеров присесть, взглянул на Джэлмэ:
– Ты поедешь к Мэнлигу и расскажешь ему обо всем. Вместе вы направитесь к отцовскому войску и передадите тысячникам мой приказ: «Идем в поход на меркитов. С запада на помощь к нам идет хан Тогорил, с востока идет Джамуха. Поднимайте войско и приведите его к Керулену, к тому броду, что ниже устья речки Тана. Там мы соединимся с войском хана и пойдем на встречу с Джамухой».
Тот с готовностью кивнул, всем своим видом заверяя, что сделает все быстро и точно. Тэмуджин посмотрел на Боорчи.
– Ты поедешь к хану Тогорилу и скажешь, что я буду ждать его на Керулене, в первый день новой луны. Буду стоять напротив брода на северном берегу, там, где стоит одинокая кривая сосна, туда его и приведешь.
Тот так же молча кивнул.
– Ну, берите с собой еду, все, что нужно, и поезжайте.
Отправив нукеров, он долго сидел один. Ответ Джамухи воодушевил его – было ясно, что тот с охотой взялся помогать ему. Тэмуджин был уверен, что отцовские тысячники выполнят приказ. Осталось лишь дождаться того дня, когда хан и анда соберутся и выйдут в поход. Мимолетно вспомнился Кокэчу, но он отчужденно подумал о нем: «Пусть пока побудет в сторонке, его это заставит немного призадуматься обо мне – поймет, что я могу обойтись и без него».
* * *
И только теперь он вспомнил о том, что надо поговорить с матерью – о Сочигэл, да еще расспросить о ее прежних отношениях с меркитским нойоном и убрать эту недоговоренность между ними.
Борясь с нежеланием, зная, что разговор будет трудный, он пошел в большой чум.
О поведении Сочигэл, о том, что она, скорее всего, выдала врагам Бортэ и Хоахчин, Тэмуджин подумывал время от времени, когда ехал от кереитского хана, но до того как решить все неотложные дела, он держал эти мысли в стороне.
Мать сидела у очага, зашивала порванную кем-то из братьев рубаху. Тэмулун сидела рядом; с ее лица до сих пор не сходил затаенный испуг, и она все время держалась рядом с матерью. С болезненной тоской взглянув на вошедшего Тэмуджина, она быстро встала, отошла на женскую половину и стала у стены, не зная, сесть ей или стоять в присутствии старшего брата.
Тэмуджин прошел на хоймор, сел, мельком взглянув на мать. На ней, было видно, тяжело сказались постигшие семью напасти. Она сгорбилась, будто разом постарела на много лет, и сидела, как подраненная стрелой птица. Страдальчески прищуренные глаза, словно от какой-то внутренней боли, выдавали ее надорванное состояние. Лишившись почти всего хозяйства и оставшись без троих взрослых женщин рядом, теперь она была вконец растеряна и, казалось, не знала, как дальше ей быть. Лишь женская привычка все время что-то делать заставляла ее работать, не оставаться без движения. Тэмуджину стало жалко мать, ему не хотелось втягивать ее в тяжелый разговор, но он через силу заставил себя сказать:
– Нам надо поговорить.
– О чем? – застыв бесстрастным лицом, она лишь напряженным голосом выдала свое волнение.
– Сначала поговорим о Сочигэл. Ведь она предала нас. Что мне сделать с ней, когда увижу ее?
Мать долго молчала.
– Мы не знаем точно, предала она или нет, и потому не можем так говорить.
– Какое нужно еще доказательство, чтобы нам увериться в этом? – зная нрав матери, Тэмуджин набирался терпения. – Она сама далась им в руки, пришла прямо на поляну, показалась им на глаза… Она все сделала, чтобы попасть к ним. Ведь если бы она не хотела этого, то обошла бы то место стороной, лес ведь большой и она не совсем сумасшедшая…
В глазах матери пропала недавняя отрешенность, она выпрямила спину и, видно, вникая в дело, решила отстоять свое.
– Ошибиться может каждый, а людям надо верить, – опустив шитье и грустно глядя в огонь очага, она стала говорить. – Даже если все указывает на то, что она изменила нам, должна быть возможность ей оправдаться, потому что на свете все может быть. Даже если и решила она предаться им, думая, что это тайчиуты, какой от этого теперь прок? Того, что случилось, не вернешь, а скоро ты будешь в такой силе, что тебе уже не будет дела до того, что она сделала. А ведь она мать нашего Бэлгутэя, как же он переживет такое, если ты ее обвинишь и предашь наказанию? Так что пусть она живет, она и так несчастна, а хороший нойон должен уметь отпускать даже самую тяжкую вину.
Тэмуджин долго молчал, думая над ее словами.
«Ладно, – решил он, не придя ни к чему, – найдем ее, и все само станет на место. Но за Бортэ я никогда не прощу ее, подлую предательницу. Теперь-то уж видно, что она такое же животное, как и ее Бэктэр…»
– Есть еще другой разговор, – сказал он.
– Говори, – вздохнула мать.
– Я никогда не расспрашивал тебя о твоем прежнем замужестве у меркитского Чиледу-багатура…
Он заметил, как разом вспыхнуло лицо матери, словно у юной девушки. Подавляя в себе нерешительность, он твердо закончил:
– Но теперь пришло время поговорить об этом.
– А зачем тебе это знать? – голос матери звучал неуверенно.
– Я должен знать все, – Тэмуджин требовательно посмотрел на нее.
Она убрала в сторону шитье, оглянулась на дочь.
– Тэмулун, иди, собери еще корзину аргала.
Та быстро вышла.
– Ну, спрашивай.
– Когда отец отбил тебя у Чиледу-багатура, не обещал ли тот потом вернуться за тобой?
– Нет, он ничего не обещал.
– И после он ведь не пытался возвратить тебя?
– Нет.
– Его среди напавших не было, и от него они нам ничего не передавали, значит, его уже нет в живых.
– Выходит, так, – вздохнула мать.
– А раз так, эти люди пришли просто поживиться на нас. Ведь наш отец не убил Чиледу, дал ему уйти, и потому для кровной мести у них повода нет, однако они пытались нас убить – значит, они посягнули незаконно.
– Наверно, так.
– Сам Чиледу в свое время не появлялся, значит, он скоро забыл тебя и не стремился воссоединиться с тобой. Так?
– Да.
– Выходит, эти люди, когда узнали, что отец наш Есугей-багатур погиб и мы ослабли, а еще разузнав от кого-то, что у меня есть молодая жена, пришли просто ограбить нас, а то, что наш отец отобрал тебя у них, был только повод. Да еще они собирались нас убить, а тебя забрать с собой, чтобы ты пасла их овец. Это слышали Хасар и Бэлгутэй, они говорили тебе об этом?
