Александр III не терпел интриг. Ему не раз говорили, что все неугодные Бобрикову лица из гвардии изгонялись, а назначения получали бездарные, но послушные дельцы. Так, командиром гвардейского корпуса, вместо принца Ольденбургского, был назначен генерал-адъютант Манзей, совершенное ничтожество в военном отношении, к тому же открыто живший с женой отставного генерала Эллиса. Император выслушивал окружающих, но ждал, желая во всём разобраться лично. Случай представился во время очередных крупных манёвров под Петербургом.
Одной стороной войск командовал Раух, другой – Овандер, а общее руководство было возложено на Бобрикова. Действия генерала, отличившегося в передовом и западном отрядах Гурко во время похода 1877 – 1878 годов, вскоре поставили банкира в погонах в крайне затруднительное положение. Раух каждым движением отсекал возможность Овандера к отступлению и почти зажал его войска в мешок.
Александр III, не очень любивший верховую езду, на этот раз долго не слезал с лошади, следя за ходом манёвров. Он видел, что Раух перешёл в наступление, оставив лишь узкую щель между боевыми порядками, воспользоваться которой Овандер, не подозревавший об этом, конечно, не мог. Внезапно его части пришли в движение и вырвались из кольца.
– Что такое? – в недоумении спросил государь у Ванновского.
– Может быть, действия разведки? – сам не веря этому, сказал военный министр.
– Уж не возглавляет ли эту разведку Бобриков! – помрачнел император.
Он приказал Ванновскому произвести расследование: каким образом мог узнать Овандер, что предпримет Раух. Когда производился разбор учений, все заметили отсутствие на нём генерала Бобрикова. Государь удалил его. Вскоре после этого Александр III подписал указ о несовместительстве государственной службы с банковскими делами…
Хотя армия и была любимейшим детищем императора, сам он процарствовал тринадцать лет мирно, и эти годы мира и спокойствия Россия приобрела не ценой уступок, а благодаря справедливой и неколебимой твёрдости государя. Его царствование, отмечал Витте, не нуждалось в лаврах; у него не было самолюбия правителя, желающего побед посредством горя своих подданных, для того, чтобы украсить страницы своего царствования. Но об императоре Александре III все знали, что, не желая никаких военных лавров, император никогда не поступится честью и достоинством вверенной ему Богом России.
Обдумав в этом смысле желательную для России внешнюю политику, а в делах внутренних решив принять меры для подъёма производительных сил страны, государь применял эту программу в течение всего своего правления и тотчас после кончины был назван Царём Миротворцем.
Вместе с тем этот неповоротливый гигант с крайне добродушной физиономией и бесконечно добрыми глазами внушал Европе, с одной стороны, как будто бы страх, а с другой – недоумение: что такое? Все боялись: а что, если вдруг этот гигант да гаркнет!
Хорошо известна нелюбовь Александра III к Германии, ко всему немецкому, к засилью немцев в русской армии. Здесь он находил полное понимание со стороны душки Минни: ведь Датское королевство в неравной войне с Германией потеряло в 1864 году не только немецкоязычную Голштинию, но и населённый коренными жителями Шлезвиг. Но император необыкновенно взвешенно и разумно подходил к европейской большой политике. Он хорошо, куда как лучше своих послов и министров, знал, чего стоит всесильный канцлер Бисмарк, и ценил его как человека, с которым можно сговориться, не жертвуя при этом национальными интересами и в то же время не посягая на интересы Германии. Александр III считал, что Бисмарк как германский канцлер обязан проводить именно германскую политику, и не разделял мнения отечественных дипломатов, которые после Берлинского конгресса обвиняли Бисмарка в предательстве русских интересов. Государь справедливо полагал, что в этой неудаче повинны только русские государственные деятели.
Вместе с тем Александр III искал противовеса австро-германскому пакту, постоянно угрожавшему России, и нашёл союзника в лице Франции. Замысел этот складывался у него давно, но, в отличие от покойного генерала Скобелева, который в конце жизни везде и всюду заявлял, будто новый царь продаёт Германии интересы России, и искал быстрого сближения с Парижем, император неторопливо, но основательно подготавливал новый альянс.
После очередных манёвров, на которых присутствовали молодой кайзер Вильгельм II и Бисмарк, император с семьёй отбыл в 1890 году в Данию. В это время в Копенгаген пришло французское военное судно. Однажды Александр III, в морской форме, пошёл на своём катере по рейду и направился к этому кораблю. Когда французы, следившие за императорским катером, увидели, что тот направился к ним, на борту корабля был поднят русский флаг, а государь встречен с подобающими ему почестями. Приняв рапорт командира, Александр III сказал:
– Я рад ступить на французскую территорию. Ведь военный корабль за границей является представителем своего государства. А с Францией у России должны быть самые добрые отношения…
Через год в Кронштадт прибыла французская эскадра под флагом адмирала Жерве.
Гофмаршал князь Оболенский докладывал императору о программе пребывания французских моряков. В их честь в Большом Петергофском дворце должен был состояться торжественный обед.
– Ваше величество, – спросил он, – соизволите ли вы провозгласить только тост в честь эскадры или скажете речь?
– Это будет, Владимир Сергеевич, – отвечал Александр III, – тост за Францию, за адмирала и за эскадру.
– Но ваше величество, – напомнил гофмаршал, – в таких случаях по этикету следует играть гимн…
Усмехнувшись в бороду, император, словно не понимая вопроса, спокойно сказал:
– Так и следует поступить.
– Но ваше величество, ведь это «Марсельеза»![153]
– Да, это их гимн, – последовал ответ. – Значит, его и следует играть.
– Но ваше величество, это «Марсельеза»! – не унимался Оболенский.
Александр III остудил его пыл:
– Ах, князь! Вы, кажется, хотите, чтобы я сочинил новый гимн для французов. Нет уж, играйте тот, какой есть…
Тёплым июльским утром, украшенный цветами и национальными флагами, Кронштадт ожидал корабли французской эскадры. К встрече с французами готовился лорд-мэр Петербурга Лихачёв, прекрасный оратор и крупный домовладелец с Фурштадтской улицы, добившийся очень многого благодаря женщинам, которые пленялись его мужественной красотой. Он говорил по-французски едва ли не лучше, чем по-русски, и был чистым французом по натуре: обладал беспечным и расточительным нравом и всегда находился в долгу как в шелку.
На торжественном обеде в Большом Петергофском дворце Александр III произнёс короткий и энергичный тост, после чего раздались звуки «Марсельезы» – революционного гимна санкюлотов-тираноборцев:
О, дети родины, вперёд!
Настал день нашей славы!
На нас тиранов рать идёт,
Поднявши стяг кровавый!
К оружию, граждане!
К оружию, граждане!
Настал черёд Лихачёва, который напомнил о тесном переплетении судеб двух великих держав.
– Но хотя французы сожгли Москву, а русские взяли Париж, – воскликнул он, – те и другие оставались противниками, но никогда не были врагами!..
В августе того же года было заключено общедипломатическое соглашение между Россией и Францией, носившее сугубо секретный характер. А через год русская эскадра под флагом адмирала Авелана прибыла в Тулон. Газеты, журналы, брошюры заполнились репортажами о франко-русских торжествах. В Лионе, Марселе и Париже, где побывали русские моряки, особой популярностью пользовалась карикатура художника Каран д'Аша[154], изобразившего Францию в образе разборчивой невесты, отвергающей одного за другим поклонников, а затем бросающейся в объятия русского казака. Не осталась в стороне кондитерская и винно-водочная промышленность: были изготовлены «франко-русские бисквиты к чаю», ликёры «Дуня» и «Москвичка».
Когда намечали кандидата для командования эскадрой, Александр III приказал отметить в списке против каждого адмирала, насколько он владеет французским языком. В список внесли три определения: адмиралы, вполне владеющие французским языком, владеющие в достаточной степени и не особенно владеющие им. В числе последних был контр-адмирал Авелан. Государь выбрал его как выдающегося флотоводца, а по поводу французского языка заметил:
– В таких случаях лучше меньше говорить, чтобы не увлечься…
В самом деле, некоторым военным чинам следовало набрать в рот воды. В том же году генералом Обручевым и заместителем начальника генерального штаба Франции Буадефром была подписана секретная франко-русская военная конвенция, носившая чисто оборонительный характер и не предполагавшая никаких территориальных приобретений за чей-либо счёт.
