от всех департаментов и правительств штатов, требовавших ответа, у него разболелась голова и начался жар. Если бы он мог поспать хотя бы три часа! Однако нужно написать и отправить письмо Вашингтону.
Позиция под Уильямсбергом просто прекрасна: спереди защищена оврагами, правый фланг прикрыт мельницей и прудом, левый — ручейками и озерками. Река Джеймс блокирована кораблями и ополченцами, которых с каждым днём становится всё больше. Лафайет деликатно рекомендовал де Грассу послать несколько судов в реку Йорк и к Вест-Пойнту, чтобы перекрыть и эту дорогу; к счастью, здесь генерал Дюпортайль, к нему адмирал наверняка прислушается. Англичане день и ночь строят укрепления; по данным лазутчиков, их ряды редеют из-за малярии, поэтому большая часть матросов тоже сошла на берег; Корнуоллис собирает весь провиант, какой может достать, и велел окрестным жителям перейти в Йорк. Штурмовать нашу позицию он не будет — это чревато большими потерями, а если попытается уйти, ему придётся бросить корабли, артиллерию, обоз, часть лошадей, всех негров и потерять треть армии.
Теперь зашифровать, переписать и… Дорогой генерал… Благодаря вам наша… позиция… хр…
* * *
Кабан резво бежал напролом через кусты, а на открытом месте внезапно поворачивал и устремлялся в другую сторону. Солдаты бросались на него плашмя и промахивались, он ускользал прямо из рук. Кто-то выстрелил и промазал. Вывернувшись в очередной раз, зверь устремился к спасительному лесу. "Эх, уйдёт!" Сзади послышались конский топот и гиканье; солдаты отпрыгнули в сторону, давая дорогу французскому гусару с пикой. Конь неумолимо догонял уставшего кабана; гусар поднял руку, примериваясь, бросок — кабан всхрипнул, упал и в последний раз дёрнул ногами.
Лафайет невольно отвлёкся на сцену охоты: она оживила в памяти детские воспоминания, родную Овернь… Однако Вашингтон вернул его к реальности, передав подзорную трубу.
Йорк защищала цепь из семи редутов и батарей, связанных между собой траншеями. Они не выглядели неприступными, артиллерия справится с ними в два счёта. Однако первыми заговорили пушки британцев. Американцы им не отвечали — гатили топь, только стрелки вели поединок с гессенскими егерями. К вечеру англичане отступили, бросив все укрепления, кроме одного редута на западе и двух на востоке. Американцы тотчас их заняли и подтащили пушки; в вечернем сумраке слышался шорох лопат и стук топоров: углубляли траншеи, рубили деревья для засек.
Позиции французов находились слева. Лафайет слышал грохот боя, продолжавшийся часа два у редута фузилёров, — там были Ноайль, Дама, Лозен… В это время американские сапёры втыкали сосновые щепки во влажный песок, размечая будущие апроши к первой параллели.
Второго октября британцы открыли ураганный огонь изо всех орудий; Лафайет был в числе тех, кто умолял генерала Вашингтона поберечь себя, но тот всё равно отправился объезжать линию фронта. Жильбер смотрел на него в подзорную трубу и страдал. "Всё будет хорошо, — твердил он себе, — с генералом ничего не случится; индейцы рассказывали мне, что он заговорённый". Господи, какая глупость. Не станет же он верить в эти басни, как дикарь. Но что, если Вашингтона в самом деле хранит Высшая сила? В его взгляде не было страха, даже затаённого. Если он за кого-нибудь и боится, то за него — Жильбера…
Генерал не любит рассказывать о себе, но Лафайет слышал от Джона Лоуренса, что Вашингтон не ладит со своим пасынком Джеки Кастисом, который всё делает ему наперекор. Миссис Вашингтон души не чает в сыне, поэтому генерал терпит его выходки… Как бы Жильберу хотелось доказать, что в нём Вашингтон обрёл благодарного, доброго, верного сына!
В ночь на шестое октября с погодой повезло: небо затянуло тучами, закрывшими луну, со стороны залива дул сильный ветер, то и дело брызгая в лицо дождём. Вашингтон взял кирку и несколькими ударами вспорол песчаную почву — начало траншее было положено. Поплевав в ладони, солдаты взялись за лопаты: предстояло прорыть ходы в две тысячи ярдов длиной, до самой реки Йорк, тогда можно будет обстреливать даже британские суда. Копали по ночам: днём британцы вели обстрел. За брустверами готовых укреплений устанавливали пушки. Девятого октября, в пять часов вечера, Вашингтон дал первый выстрел, и по всей длине параллели загрохотали американские и французские орудия, сметая британские люнеты. Канонада не прекращалась всю ночь, чтобы не давать англичанам роздыху. Когда рассвело, канониры меткими выстрелами разнесли большой каменный дом в Йорке и подожгли корабль "Харон", пламя с которого перекинулось на три соседних судна. Для этой английской эскадры река Йорк стала Летой…
Красные шарики ядер летели сквозь тьму — англичане продолжали палить по траншее, не зная, что американцев там уже нет: они роют вторую параллель. Разведчики перехватили письмо Корнуоллиса, которое удалось расшифровать Джеймсу Ловеллу: он заклинал Клинтона поспешить, потому что долго ему не продержаться. Генри Клинтон плывёт сюда из Нью-Йорка с пятью тысячами солдат. Нужно успеть до их прибытия.
Четырнадцатое октября. Закат угасал за лесом, за спиной у французов. Услышав с их стороны частые ружейные выстрелы, Лафайет понял: началось. Он выждал условленное время и подал сигнал; первая колонна американцев двинулась к английскому редуту — молча, стараясь производить как можно меньше шума. За батальоном Жима шёл батальон Гамильтона; отряд Джона Лоуренса заходил справа. Командовал Гамильтон; Жильберу пришлось уступить в этом Вашингтону, хотя он и хотел назначить командиром Жима. Оба полковники, оба его друзья; потакая одному, обижаешь другого. Каждый миг приходится делать выбор… Если б он только мог идти рядом с ними! Но он генерал, он должен следить за обстановкой и отдавать приказы.
Топоры вгрызались в колья засеки, выворачивая их из земли. "Тревога!" — крикнул часовой и выстрелил; американцы устремились вперёд с примкнутыми штыками, прыгая в наполненный грязью ров, карабкаясь по парапету, падая в воронки от снарядов… Светлячки выстрелов в тёмной ночи; чей-то крик: "Вперёд, ребята! Форт наш!" Кто это — Гамильтон или Лоуренс? Яркая вспышка, другая, третья; крики, мечущиеся чернильные тени… Англичане бросают гранаты! Лафайет двинул в бой колонну полковника Барбера и тотчас следом — колонну Хейзена. Как красиво они идут! Чётко, стройными рядами! Но что там, на редуте? Задние подсаживают передних, те лезут вверх по плечам своих товарищей… Выстрелы постепенно смолкли, теперь оттуда доносятся только страшные звуки рукопашного боя… Ещё один батальон развернулся слева, готовясь идти на выручку; прибыл вестовой от Уйэна: выступать? Нет, пока рано…
Несут… Кто? Полковник Барбер ранен… А Жима? Ранен в ногу? Гамильтон, Лоуренс? Живы! Гонец от полковника фон Цвайбрюккена: французы захватили второй редут! А вот и пленные — так мало? Всего несколько десятков человек… Наши потери: девять
