— Вижу, плохо работает гестапо на оккупированной территории. На фотографии, которую вы держите в руках, господин штандартенфюрер, запечатлен уголовник Василий Носов. Это вор-рецидивист, или, как в России ему подобные себя называют, вор в законе!
— Простите, но нам это известно, — осмелился подать голос обер-лейтенант Курт.
— Обер-лейтенант знает, что говорит. — расплылся в улыбке Лансдорф. — Под его контролем и служат Германии все русские полицейские.
— Хорошо, пусть будет по-вашему, — гость из Берлина поднялся из кресла и, стремясь придать своему голосу как можно более убедительный тон, проговорил: — Тогда скажите мне, господа, что вам еще известно об этом человеке?
— Разве только то, — смутился Курт, — что как начальник полиции он нас вполне устраивает, служит добросовестно и…
— Вы уверены в его лояльности фюреру, как в себе лично? — с едкой улыбкой перебил его Штерн.
Несколько секунд обер-лейтенант молчал, обдумывая услышанное, а затем тихо произнес:
— Я начинаю понимать, вы к нам приехали именно по поводу этого человека?
Вопрос прозвучал непраздно. Вилли Штерн понял, что он означает закамуфлированное требование выложить все о цели своего приезда в город.
— Совершенно справедливо, — согласился он. — Я прилетел именно из-за этого человека — он необходим для очень важной операции.
— А какова в ней наша роль? — поинтересовался Лансдорф.
— Мне нужны машина и ваше полное невмешательство в мои дела и поступки, — Штерн вперил взгляд в штандартенфюрера, который сразу же вытянулся по стойке «смирно» и замер.
— Всем обеспечим, не сомневайтесь! — чеканя каждое слово, отрапортовал он.
— Тогда прикажите принести мне ужин и приготовить ванную, — сказал Штерн, возвращаясь в кресло. — Спокойной ночи, господа. Я был рад с вами познакомиться и прошу сегодня больше меня не беспокоить…
* * *
Бригитта Кранц, сидя в первом ряду, не узнавала обычно красноречивого пропагандиста. Информацию о положении на фронтах он читал сбивчиво и непонятно. Сегодня обычно ровный и четкий голос Классена звучал глухо и невыразительно. Персонал госпиталя и раненые не могли понять, чем так расстроен «птенец гнезда» доктора Геббельса. Не закончив одной фразы, он переходил на другую, потом снова возвращался к первой, уже прерванной. «Что с ним? — думала Бригитта. — Наверное, у него какое-то несчастье в семье. А может быть, дела на фронте так плохи, что Классен не решается говорить о них?»
Пропагандист, видимо, понял, что несет околесицу. Извинившись, он вышел, оставив слушателей в полном недоумении и беспокойстве.
Вернувшись в свой кабинет, женщина услышала, как звонит телефон, и поспешила к аппарату.
— Да, начальник госпиталя Кранц… Послушайте, господин зондерфюрер, я ведь уже сказала вам… Состояние вашего здоровья не вызывает опасений. И мест у нас свободных нет. Даже коридоры заняты ранеными… У вас другие сведения? Они ошибочны, уверяю вас и… Прошу больше не звонить и не отнимать у меня время!
Бригитта бросила трубку на стол. Раздраженный голос зондерфюрера все еще звучал из нее на весь кабинет. Тогда она положила трубку на рычаг.
В кабинет вошел хирург Адольф Крамер. Бригитта указала ему на стул и тяжело вздохнула.
— Кто-то хочет казаться больным и с вашей помощью сбежать в Германию? — высказал свою догадку хирург.
— Именно так, — еще раз вздохнула Бригитта и развела руками. — Операция «Цитадель» на Курской дуге всех держит в напряжении. Если наши войска не победят русских, то…
— Мы уже проиграли танковое сражение на Курской дуге, — сказал Крамер и низко опустил голову. — Теперь на разгром России нам можно не рассчитывать!
Тут опять зазвонил телефон, и потрясенная Бригитта машинально взяла трубку. Послышался мужской сердитый голос:
— Фрау Бригитта?
— Да, это я! — ответила она раздраженно. — Если вы относительно «кому-то полечиться в госпитале», господин комендант, то я здоровых людей принимать не буду!
— Я как раз и звоню вам по этому поводу, — послышался голос коменданта. — Госпиталь не дом отдыха и там места только для раненых! Фамилии тех, кто желает «подлечиться» и получить отпуск в Германию, сообщайте немедленно лично мне!
Адольф Крамер сидел, обхватив голову руками. Когда Бригитта положила трубку, он усмехнулся.
— Теперь у бравых офицеров вермахта не героическое, а чемоданное настроение, — сказал он, поднимаясь с места. — Все мысли сейчас не о победе над врагом и мировом господстве, а как уцелеть в развязанной самими же бойне…
Он вышел, что-то еще бормоча себе под нос и сутулясь. Бригитта не удерживала его. Оставшись одна, она подошла к окну и, распахнув створки, закурила. Теперь ей была понятна спутанная и сбивчивая речь пропагандиста Классена. Он знал о поражении на Курской дуге. Германией война проиграна, и эта победа советских войск окончательно сломит дух немецкой армии.
Стук в дверь. Вошел Карл Пеннер, врач из терапевтического отделения.
— Извините, фрау Бригитта, — начал он прямо от порога. — Я хочу обратиться к вам с просьбой.
— Излагай, я слушаю, — ответила она, выбрасывая папиросу и закрывая окно.
— Даже не знаю, с чего начать… — нахмурился Пеннер, топчась на месте. — Мне нужна ампула с цианидом, — ошеломил он неожиданной просьбой. — Без вашего письменного разрешения мне ее на складе не дают.
Бригитта села за стол и сложила перед собой руки.
— Прошу прощения, Карл, но для каких целей тебе понадобился цианид?
Пеннер нахмурился и провел ладонями по волосам.
— Я хочу убить себя, если попаду в руки русских.
— А почему ты считаешь, что непременно попадешь в их руки?
— Я уверен в этом. Русские громят наших на всех фронтах. Сначала нас отшвырнули от Москвы, затем Сталинград, а теперь уже и Курская дуга… Скоро начнется большое отступление, и у нас мало шансов на спасение.
— Если начнется отступление, то о раненых и медперсонале позаботятся в первую очередь.
— В первую очередь позаботятся о себе, — возразил Пеннер с уверенностью. — Раненых и нас с вами бросят на произвол судьбы. Это будет именно так, можете мне поверить!
— И вы предпочитаете умереть, а не сдаться в плен? Почему вы так боитесь русских, ведь они люди, а не звери?
Пеннер, явно волнуясь, снова пригладил волосы ладонями.
— Русские не звери, — согласился он. — Вот только жестокость всегда порождает жестокость. Наше вторжение в Россию, бесчеловечность относительно мирных жителей, сожженные города и села… Такого нам не простят. Победители не будут разбираться, кто из нас, немцев, причинил им зло. Для них все мы «проклятые фашисты», захватчики и враги, которым нет прощения. Нас будут выгребать из России, как вшей, одной гребенкой…
— Хорошо, я дам тебе ампулу с ядом, Карл, — вздохнула Бригитта. — Только прежде ты дашь мне слово использовать цианид только тогда, когда не будет иного выхода.
Их разговор был прерван стуком в дверь. На этот раз в кабинет заглянул дежурный санитар.
— Чего тебе, Ганс? — спросила Бригитта.
— К вам просится какой-то человек в гражданском костюме.
— Чего он хочет?
— Требует пропустить в кабинет и не задавать лишних вопросов.
— И все?
— Нет, он еще просил передать, что его зовут Вилли Штерн…
— Кто-кто? — быстро переспросила Бригитта, меняясь в лице. — Немедленно приведите в мой кабинет!
Карл Пеннер, понимающе усмехнувшись, покинул её. Бригитта даже не заметила этого. Она тяжело дышала в ожидании.
Топот приближающихся шагов в коридоре, скрип двери… В кабинет вошел высокий худощавый, физически крепкий человек. Русые волосы зачесаны назад. Красиво очерченный рот с припухшими губами заметно оживлял его бледное лицо.
— Господи, это ты! — воскликнула женщина, устремляясь к вошедшему. — Как я счастлива, что снова вижу тебя живым и невредимым.
— Я тоже бесконечно счастлив, душа моя, — ответил гость, жарко целуя ее в лоб, щеки, губы. — Ты стала еще прекраснее, чем была прежде! Я просто умираю от любви к тебе, голубка моя ненаглядная…
— День солнечный будет, нам на руку, — сказал Яшка-хромой. — Ну а теперь вперед и с песнями, — усмехнулся он и тихонько подтолкнул в спину Калачева и Ржавого.
Беглецы спустились с обрыва к реке по крутой тропинке. Яшка вздохнул, перекрестился и сбежал за ними следом. Скоро их фигуры растаяли в чаще леса.
Полные сил, они за пару часов ушли далеко от поселка. Теплая погода сопровождала их и все последующие дни в тайге. Беглецы хорошо понимали, как нужно торопиться: если зарядят дожди, передвижение по густому, непроходимому лесу осложнится.
— Что-то не нравится мне эта делюга, — сказал Ржавый, когда они поужинали и устраивались на ночлег.
