Придя на смену революционерам шестидесятникам, народники на определенном этапе отказываются от прежних форм политической борьбы, видя свою цель в мирной социалистической пропаганде, организации школ, артелей, укреплении крестьянской общины, которая представлялась им антагонистом капиталистического и сердцевиной будущего социалистического строя. Но глубокую революционность духа лучшей части народников, присущую для семидесятников, писатель увидеть и показать не сумел.
В центре романа — образ Стожарова, сильной, «критически мыслящей личности», в котором воплощаются черты борца за «прочное человеческое счастье и человеческую свободу». Как отмечалось исследователями, во времена интенсивных поисков новых форм общественной борьбы литературные персонажи, претендующие на роль революционных деятелей, часто выглядят противоречивыми, ходульными, декларативными. Это в полной мере относится к Стожарову с его декларациями, колебаниями от материализма Чернышевского к позитивизму Конта, от обличения новых «хозяев жизни», которые «сосут из народа соки еще злобнее, чем это делали прежде помещики», — до призывов к «совести» кровососов «сундучников»...
Правдиво в целом воссоздавая картины «опрощения» народнической интеллигенции, ее попытки «слиться с народом», Мордовцев как писатель-реалист показывает, что с самого начала эта затея была обречена. Народники остаются чужими и непонятными для крестьян.
В романе «Знамения времени», написанном на остро актуальном материале, правдиво отражены настроения, идейные поиски части народнической интеллигенции. Однако их взгляды, нередко страдающие иллюзиями проповеди «теории малых дел», неправомерно выдаются за общую тенденцию. При этом осталось незамеченным растущее стремление народнической молодежи активизировать борьбу революционными методами. Надуманными представляются многие сентенции славянофильского характера, немало в произведении и просто слабостей художественного плана.
И несмотря на все это, «Знамения времени» явились живым, остро прозвучавшим откликом на запросы эпохи, в них был поставлен целый ряд насущных проблем идейной жизни молодого поколения. В «Истории моего современника» В. Г. Короленко отмечал широчайшую популярность романа Мордовцева: «Роман имел в то время огромный успех. Его зачитывали, комментировали, разгадывали намеки, которые, наверное, оставались загадкой для самого автора... Слово, которое герои Мордовцева закутывали эзоповскими намеками и шарадами... было, конечно, «революция». Это оно стояло впереди, как туча, издали поблескивая своими молниями, на горизонте общества, вышедшего из крепостного строя и остановленного на пути к всестороннему раскрепощению...» [Короленко В. Г. Собр. соч.: В 10 т. — М., 1954. — Т. 5. — С. 316— 317]
Популярности романа, особенно среди молодежи, не могло помешать противодействие царской цензуры. Возможно даже, что запрещение отдельного издания «Знамений времени», конфискация номеров журнала, где был опубликован роман впервые, изъятие их из общественных библиотек — все это лишь подогревало интерес к «крамольному» произведению. Роман Д. Мордовцева занимает место среди тех произведений, в которых с прогрессивных позиций изображены представители демократической разночинной интеллигенции шестидесятых годов. Закономерно М. Горький в статье «Разложение личности» (1909), уже в новых исторических условиях, столь же четко относит героя «Знамений времени» Стожарова, вместе с героями Чернышевского, Омулевского, Гаршина, к тому типу, который решительно противостоял консервативноохранительной, «антинигилистической» литературе: «...Мы увидим в этих книгах совершенно открытое, пылкое и сильное чувство ненависти к тому типу, который другая литературная группа пыталась очертить в образах Рахметова, Рябинина, Стожарова, Светлова и т. п.»
Публикация романа вызвала целую волну обсуждений, дискуссий. Характерно при этом, что выход в свет «Знамений времени» в 1900 г. после снятия цензурного запрета вновь вызвал горячую полемику между А. Богдановичем (статья «Воскресшая книга») и Н. Михайловским, критически оценивавшим роман.
Для многих произведений Д. Мордовцева характерен прием использования актуального политического события, своего рода политизации повествования. Такова, например, сцена казни в прологе «Знамений времени», прямо, до деталей, напоминающая о расправе с народником-революционером Каракозовым после неудачного покушения на Александра II. Обратившись к новому для себя жанру, Д. Мордовцев (после написания исторической драмы «Степан Малый» по мотивам своего же очерка о правителе Черногории, боровшемся против владычества турок под именем российского императора Петра III) работает над новой драмой, отразившей новое оживление т. н. «славянского вопроса» в конце 60х — начале 70х годов. В драме «Гавличек», впоследствии названной «Пражский погром 1848 г.», представлены — прямо или косвенно — Карел Гавличек-Боровский, чешский поэт и публицист, живший в 1843 — 1844 гг. в Москве, и другие деятели чешского возрождения, а также Герцен, Бакунин, Белинский. Эта драма вместе с двумя другими — «Степан Малый» и «Добровольцы» — составили книгу «Славянские драмы» (1877). Однако сборник был запрещен как имеющий «вредное влияние». В представлении министра внутренних дел подчеркивалось: «В трех драмах Д. Мордовцева обнаруживается страстное возбуждение к борьбе против тирании... притеснителей свободы мысли и печати, отягчающих народ непосильными податями и трудом, одним словом, — к борьбе против всякого проявления правительственной власти.
...Главными пропагандистами и деятелями политического народного движения являются студенты, к гражданской доблести которых автор относится с видимым сочувствием.
...В пьесах, написанных страстным поэтическим языком, выведены под весьма прозрачным замаскированием русские политические эмигранты — Герцен и Бакунин, — имена и мнение которых производят обаятельное впечатление на некоторых читателей» [Добровольский Л. М. Запрещенная книга в России. 1825— 1904. Архивнобиблиографические разыскания. — М., 1962. — С. 124— 125]. Тираж запрещенной книги в количестве 1175 экземпляров был уничтожен.
Можно, к сожалению, сказать, что царская цензура относилась к работам Д. Мордовцева на протяжении многих лет с большим вниманием и пониманием подлинного их содержания, нежели многие их официальные критики на страницах печати, как это ни пародоксально.
На основе биографических данных близких автору людей создавался роман «Профессор Ратмиров» (разделы публиковались в «Книжках недели», 1889). По своему жанру — это прообраз «романизованных биографий», где речь идет об аресте героя накануне его свадьбы, о следствии, допросах, ссылке в Саратов, жизни ссыльного профессора и его окружении. Под прозрачными псевдонимами были выведены реальные исторические лица: Ратмиров — Костомаров, Елена Врубельская — Алина Крагельская, Лемиш — Кулиш, Змиевич — Юзефович, поэт и художник Опанас Тарасович Кравченко, «сосланный за Арал», — Шевченко, Николай Гаврилович — Чернышевский и т. д. Публикация романа была прекращена после вмешательства и возражений вдовы Костомарова [Укр. перевод — «Правда» (1889, т. III— IV), отд. изд. — 1892].
Широко известны были в свое время путевые очерки писателя, внесшего активный вклад в развитие и этого жанра нашей прозы: «Поездка к пирамидам», «Поездка в Иерусалим», «На Арарат», «Из прекрасного далека», «По Италии. Дорожные арабески», «По Испании. Дорожные арабески». Впечатления от поездки на Украину в 1883 г. отражены в полных лиризма автобиографических очерках, составивших сборник «Под небом Украины» (1884), поэтизирующих природу Украины, жизнь, быт народа, его песни, задушевные думы [Укр. перевод — «Зоря», 1893, № 2 — 8, 17].
Д. Мордовцев обладал характером полемиста, горячего журнального бойца, зачинателя обсуждения таких проблем, как задачи провинциальной печати, судьбы раскольников, роль и характер внешней торговли и др. Особое место среди полемически-публицистических его выступлений принадлежит ответу на публикацию П. Кулиша «Крашанка русинам i полякам на великдень 1882 року» (Львів, 1882). В своей остро прозвучавшей брошюре «За крашанку — писанка. П. Ол. Кулішові» (СПб., 1882) Д. Мордовцев рассматривает эволюцию Кулиша до написания им «панского», «аристократического» по своему духу «послания», в котором Кулиш, заигрывая и пресмыкаясь перед польским панством, фактически клевещет на героическое прошлое украинского народа, называя борцов за его свободу «запорожской голотой», «нашими пиратами», «разгульным пьянством и дурным мужичьем». Опираясь на фактический материал, Мордовцев говорит об издании «Основы», деятельности Шевченко, Костомарова, Белозерского, что имеет несомненное значение для понимания ряда явлений развития украинской культуры.
