И вот делается первый ход: в ЦК, в КГБ, в Президиум Верховного Совета хлынули потоком письма «трудящихся» с жалобами на руководство Краснодарского края с конкретными фактами безобразий Медунова. «Трудящиеся» в них изложили все, что собрал КГБ о «деятельности» Сергея Медунова как в Краснодаре, так и в Сочи. Есть такой, если не ошибаюсь, рожденный в России афоризм: «Ответом было молчание».
Хладнокровный и неумолимый Андропов делает второй ход. Письма «трудящихся» — с таким же содержанием — начинают бомбить газету «Правда», и — неслыханное дело! — подборка этих писем появляется в главном печатном органе КПСС. Надо реагировать: «партийная общественность» — и не только она — ждет реакции Кремля и Старой площади. И реакция следует: вызываются «на ковер» в соответствующие кабинеты редактор «Правды» Юрий Афанасьев и получает высочайший разнос. Сергей Медунов, хотя и с подмоченной репутацией, остается на своем посту и, чувствуя неуязвимость собственной персоны, благодаря самому высокому покровительству, продолжает прежний образ жизни и действий. То есть Леонид Брежнев еще в силе, он, если нужно, может защитить «своих друзей», следует сказать точнее: «свою опору».
Возникает небольшая пауза. Очевидно, она понадобилась тогдашнему Председателю КГБ, чтобы проанализировать причины неудач и предпринять новые действия. Лобовые удары по краснодарскому фавориту Генерального на время прекращены. И хотя публикации в прессе, в основном в московской (журнал «Человек и закон», газета «Советская культура»), разоблачающие краснодарского наместника, появляются,— они лишь фон, на котором Юрий Андропов делает третий ход.
На календаре уже 1981 год. События разворачиваются в Сочи. Андропов превращает в своего союзника главного прокурора курортного края, снабдив его всеми необходимыми материалами и, очевидно, заверив в своей поддержке. Прокурор привлекает к уголовной ответственности несколько самых высоких партийных чиновников города, обвиняя их — с фактами в руках — в коррупции, и среди привлеченных главное действующее лицо — председатель горисполкома, ставленник и друг Сергея Медунова. Совершенно ясно: на суде неизбежно всплывет имя первого секретаря Краснодарского крайкома КПСС, который из свидетеля превратится в обвиняемого. Так задумано главным режиссером этого трагикомического спектакля. Но судебному процессу не суждено состояться — в происходящие события вмешивается Москва. В преступника, клеветника, карьериста превращается прокурор; его увольняют с работы, исключают из партии, он заключен под домашний арест, в квартире произведен обыск… В очередной раз Брежнев доказывает Председателю КГБ, что сила и власть за ним.
Казалось бы, борьба на этом этапе явно неравна, надо бы отступить, угомониться. Но Андропов понимает: в этой первой схватке с Брежневым отступать нельзя. И проиграть — трижды нельзя.
Его следующий, четвертый ход, по высшим номенклатурным правилам, — удар ниже пояса. Он нарушает незыблемую партийную «мораль»,— по русской пословице, не выносить сор из избы («Престиж партии и правительства — превыше всего»): и Медунов, и Брежнев, и все члены Политбюро о сочинских безобразиях узнают из западной прессы — туда, с подачи КГБ, ушла информация, компрометирующая руководство Сочи. Теперь замять дело не удается. Новый, присланный Москвой прокурор возобновляет разбирательство. Начинается судебный процесс, и все знают: в зале незримо присутствует Председатель КГБ, и у него наверняка припасены и другие впечатляющие факты на многих партийных функционеров — и в Сочи, и в Краснодаре, и в Москве,— он их придерживает до поры. Единственное, что удается суду,— это уберечь Медунова от привлечения его в зал, где проходит процесс, в качестве свидетеля. Однако председатель Сочинского горисполкома «за взяточничество в особо крупных размерах» и коррупцию приговорен к тринадцати годам исправительных лагерей; меньшие сроки получают еще несколько партийных функционеров из славного курортного города. Юрий Андропов дышит Медунову в затылок… Но это еще не победа.
…Почти год Председатель КГБ собирает материалы на краснодарского владыку, но теперь упор сделан на его связи с московскими покровителями, и прежде всего с Леонидом Брежневым. Связи эти небескорыстны: «законы» коррупции одинаковы для всех этажей власти…
И наконец, Юрий Андропов в затянувшемся «краснодарском деле» делает пятый, последний, ход. При этом сам он на заключительном «действии» спектакля не присутствует: на Секретариате ЦК в июле 1982 года о «последних выявленных фактах злоупотребления властью товарищем Медуновым» делает сообщение новый Председатель КГБ Василий Камарчук. В его кратком докладе названы и московские покровители Медунова пофамильно, не упомянут только Генеральный секретарь КПСС, однако «сообщение» составлено так хитроумно, виртуозно, казуистически точно, что все присутствующие на Секретариате понимают, кто скрывается за умолчанием. Решение всех членов Секретариата единодушно (голосуя «за», наверняка все они подумали об Андропове): «освободить от работы».
Вечером на подмосковной даче об этом решении узнает Леонид Брежнев и, выслушав подробности «работы» Секретариата ЦК от «своего человека», подавив вздох (это мое допущение: «подавив вздох»), соглашается с товарищами. Таким образом признав свое окончательное поражение. Единственное, что он сумел сделать для своего друга,— это дать ему маленькую должность в сельскохозяйственном министерстве, тем самым как бы отсрочив судебное разбирательство дела Сергея Медунова. А быть суду над ним или не быть — решать Юрию Андропову. Это наверняка понимает номинальный руководитель Советского Союза.
Каким мыслям предается сейчас (если в состоянии предаться…) Леонид Брежнев, отдыхая в Крыму?
Может быть, эту статью следовало бы назвать так: «Одиночество Генерального». Он, больной и немощный, сейчас трагически одинок: уже без власти, без «верных» соратников, без той поддержки, которая диктуется круговой порукой,— она целенаправленными действиями Юрия Андропова разрушена и нейтрализована.
Что последует дальше?
Пока с полной уверенностью могу сказать лишь одно: развязка близка».
Кабинет Юрия Владимировича Андропова в здании ЦК КПСС преобразился: светло, солнечно — непроницаемые шторы на всех окнах заменены новыми, легкими, светло-коричневого цвета (как в его прежнем кабинете на Лубянке). Вместо портрета Ленина над письменным столом — картина в резной деревянной раме, написанная живописцем (может быть, тем самым, в мастерскую которого однажды попал американский журналист Артур Вагорски) по законам социалистического реализма: Леонид Ильич Брежнев в парадном мундире Главнокомандующего, при всех орденах и звездах, моложавый, подтянутый, бодрый, беседует с двумя пожилыми мужчинами, убеленными сединой, в штатских костюмах; на втором плане штормящее море, военный корабль на самом горизонте. «Новороссийск. Ветераны Малой земли».
Полки картотеки Михаила Андреевича Суслова приспособлены отчасти под библиотеку, отчасти в собрание документов и справочного материала, необходимых для работы нового Главного Идеолога страны.
На письменном столе, как и на Лубянке, ничего лишнего. Только два предмета перекочевали сюда с площади Дзержинского: сувенир, подаренный коллегами, кажется, из Ставрополья: в декоративное миниатюрное бревно, стоящее «на попа», вогнан еще более миниатюрный топор; внизу бревна тонкой славянской вязью написано: «Не руби сплеча». Работая в КГБ, размышляя над сложными решениями, которые надо принять, Юрий Владимирович любил подолгу смотреть на эту безделушку… И настольные часы круглой формы в виде флотского руля с ручками.
Часы шли бесшумно и показывали точное время: без двух минут десять утра.
Хозяин кабинета сидел в новом удобном кресле, сделанном по его индивидуальному заказу, привычно вытянув ноги и расслабившись.
Послышался слабый звуковой фон на щите селектора, прозвучал бодрый молодой голос нового секретаря, перекочевавшего в здание ЦК на Старой площади из приемной Председателя КГБ на Лубянке:
— Юрий Владимирович, товарищ Попков.
— Просите.
Начальник Пятого управления КГБ появился в кабинете из бесшумно закрывающейся двери — крупный, аккуратный, в сером отглаженном костюме, с черной кожаной папкой в левой руке. На лице — внимание и тревога, которую он пытался скрыть, но не получалось…
— Здравствуйте, Юрий Владимирович.
— Здравствуйте.— Голос Андропова звучал непривычно официально,— Проходите, Фрол Дмитриевич, садитесь.
Рукопожатие тоже было почти официальным.
— В нашем распоряжении один час. Посвятим его только одному вопросу — журналистскому.
— Все готово, Юрий Владимирович. Господина Жозефа Рафта встречаем сегодня ночью, программа расписана по дням, даже по часам.— Попков раскрыл свою папку.— Сейчас я вам…
