— Здравствуйте, Юрий Владимирович.
— Здравствуйте.— Голос Андропова звучал непривычно официально,— Проходите, Фрол Дмитриевич, садитесь.
Рукопожатие тоже было почти официальным.
— В нашем распоряжении один час. Посвятим его только одному вопросу — журналистскому.
— Все готово, Юрий Владимирович. Господина Жозефа Рафта встречаем сегодня ночью, программа расписана по дням, даже по часам.— Попков раскрыл свою папку.— Сейчас я вам…
— Одну минуту, Фрол Дмитриевич,— перебил секретарь ЦК и, выдвинув ящик письменного стола, вынул из него газету «Дейли ньюс» за 18 июля 1982 года.— Я прочитал в этой газете статейку вашего Артура Вагорски. Вы с ней знакомы?
— Знаком, Юрий Владимирович…
— Что же получается, товарищ Попков? Что пишет этот джентльмен? Как это понимать? Он вышел у вас из-под контроля? Вы его уже не снабжаете соответствующей информацией?
— Снабжаем. Но он имеет, как вы понимаете, и другие источники информации. Его подруга…
— Знаю, знаю! — не сумев подавить раздражение, перебил Андропов.— Но подобных публикаций допускать больше нельзя. Скажите… Материалы этого Вагорски попадают в передачи «голосов»?
— Впрямую ни на одну радиостанцию на Западе, вещающих на Советский Союз, он не работает. У него нет с ними ни кратковременных контрактов, ни договоров. Но выдержки из его статей в обзорные передачи попасть могут. Ведь в последнее время с начала этого года Артур Вагорски пишет только о вас. А к вам, Юрий Владимирович, сейчас в западных средствах массовой информации самый пристальный интерес.
По лицу Андропова скользнула еле заметная улыбка и тут же исчезла.
«Кажется, пронесло»,— с облегчением подумал начальник Пятого управления КГБ.
— Придется заткнуть ему пасть,— сказал он,— Немедленно этим займусь. Выдворим из страны. Надо только организовать предлог.
— Погодите, погодите! — усмехнулся Юрий Владимирович и взглянул на свой любимый сувенир.— Ваш Вагорски безусловно талантливый журналист, в принципе правильно все понимающий. Помните его статью, в которой он рассуждает о Сталине? Оригинально, смело. Во многом я с ним согласен. Просто надо его правильно направить. Ведь кто-то из ваших сотрудников с ним работает?
— Да, Юрий Владимирович.
— Вот и поработайте еще, сами проследите.
— Будет сделано, Юрий Владимирович.
— Отлично. А теперь перейдем к Жозефу Рафту. Итак, ночью вы его встречаете.
— Да. Самолет из Нью-Йорка, в котором он летит, в Шереметьеве-2 будет в один час сорок минут.
— Где вы его поселите?
— В «Национале», в нашем номере.
— Можно было бы и в «Москве». Что, там нет наших номеров?
На этот раз усмехнулся Фрол Дмитриевич.
— В гостинице «Москва» мы не только свои номера прослушиваем.
— И на здоровье,— поморщился Андропов,— Я о другом. Не надо с рядовым зарубежным журналистом роскошествовать. Знаю я эти золоченые апартаменты в «Национале». Плебейством отдает.
— Немедленно исправим.
— Да когда уже поправлять! Пусть. Но, осуществляя программу, учтите это обстоятельство.
— Обязательно учтем, Юрий Владимирович.
— Значит, он у нас впервые?
— Да, впервые. Господину Рафту двадцать семь лет, совсем еще молодой человек. Но весьма перспективный. В своем журнале «Нью-йоркер» числится «первым пером». С ним в Штатах поработали. Ведь вы его политические статьи о Советском Союзе читали?
— Читал. И — удовлетворен.
— А ведь только по полученным от нас материалам…
— Каким образом они были ему предоставлены? — перебил Андропов.
— Через одного польского корреспондента, работающего в Нью-Йорке. Он у нас уже четвертый год. Якобы пишет книгу о России. Легенда для Рафта.
— Понятно. Время нас торопит. В одиннадцать десять у меня встреча с редакторами литературных журналов. Поэтому перейдем к программе.
Начальник Пятого управления вынул из папки плотный глянцевый лист бумаги.
— Господин Рафт пробудет у нас две недели. Запланировано семь встреч. Что-то может измениться в ходе визита.
— Итак, семь основных встреч.
— Да. Социальный и профессиональный спектр мы с вами прикидывали.
— Давайте, давайте, Фрол Дмитриевич! — В голосе Андропова появился азарт,— Имен не называйте. Я постараюсь угадать.
— Хорошо. Журналист…— Попков затянул паузу.
— Дальше, дальше! — Юрий Владимирович сидел в своем новом кресле замерев, полузакрыв глаза; впрочем, под толстыми стеклами очков этого не было видно.
— Экономист… Физик… Режиссер…
Андропов улыбнулся. Попков опять замолчал.
— Продолжайте, мой дорогой, продолжайте!
— Американист… Поэт… Диссидент. Все!
От непонятного напряжения у Попкова вспотел лоб.
— Давайте сюда ваш листок,— крепко потирая руки, сказал новый Главный Идеолог советской империи.
Он быстро пробежал список фамилий, отпечатанный на глянцевом листе синим шрифтом.
— Да…— Лицо Юрия Владимировича стало серьезным.— Всех угадал. Кроме одного.
— Кого же не угадали? — с любопытством спросил разработчик операции под названием «Золотое перо».
— Вернее, угадал. Однако предположил, что вам хватит фантазии…
— О ком речь? — осмелился перебить Попков.
— О поэте, естественно. Опять Евтушенко! Если у него имеется мой городской телефон и Евгений Александрович мне иногда дружески позванивает… И встречались мы с ним, беседовали… Но, уважаемый Фрол Дмитриевич! Зачем же его надо всюду… Прямо подхалимаж какой-то! Что, кроме Жени, безусловно талантливого поэта и гибкого умного человека, у нас с вами больше никого нет?
— Есть, конечно, Юрий Владимирович. Как говорится, только свистни. Недоработка, исправим.
— Исправляйте! — Андропов вдруг коротко хохотнул,— Теперь вот что… Как мы с вами и обговаривали, наш журналист будет работать на два фронта.
— То есть?
— Он печатает свои статьи в американском журнале, так сказать, для западного общественного мнения, и этот же материал становится достоянием наших доморощенных радиослушателей всяческих враждебных «голосов».
— Ах, вот вы о чем! — оживился начальник Пятого управления КГБ.— Простите, не сразу понял. Разумеется, Юрий Владимирович. У Жозефа Рафта договор с «Голосом Америки» на пять двадцатиминутных передач, уж простите, о вашей персоне. Наш человек в «Голосе» все сделал в лучшем виде: оплата у господина Рафта по высшему классу, а он, по американским меркам, человек не очень состоятельный. Содержание передач тоже будет под контролем.
Возникла пауза.
Андропов задумчиво смотрел в окно. Там, на улице, потемнело: ветер нагнал тучи, собирался дождь.
— Скажите,— нарушил молчание хозяин кабинета,— Василий Витальевич в курсе операции «Золотое перо»?
— Нет, Юрий Владимирович.— Голос Попкова был тверд и спокоен.— Нет, не в курсе. У него и без того много дел — вникает в полученное хозяйство. Могу уточнить: вникает досконально.
— Василий Витальевич человек дотошный,— без всякого выражения сказал Андропов.— Жаль, я не могу вас чайком попоить…— Оба взглянули на круглые часы: было без семи минут одиннадцать.— Ничего, в другой раз.
— Вы, Юрий Владимирович, я слышал, в отпуск собрались?
— Да, с первого августа. Едем с женой в Крым, в Форос. Но у нас с вами будет постоянная связь. Сообщайте мне со всеми подробностями о похождениях нашего американского друга.
— Непременно, Юрий Владимирович.
— И последнее. Кто с ним будет работать? Полагаю, они в приемной?
— Так точно! Один журналист, другой работник МИДа.
— Самое короткое знакомство. Я только на них взгляну. Уложимся в пять — десять минут.
Юрий Владимирович нажал кнопку на боковой панели стола.
Бесшумно открылась дверь. В ней появился молодой человек с открытым русским лицом и военной выправкой.
— Пригласите товарищей,— сказал Андропов. Секретарь отступил назад и в сторону, прозвучал его приветливый голос:
— Проходите, пожалуйста.
…Американский журналист Жозеф Рафт, корреспондент журнала «Ныо-йоркер», где он действительно в последнее время числился если не «первым пером», то одним из первых, проснулся и первое мгновение не мог понять, где он, что с ним.
Жозеф лежал на широкой мягкой кровати, без брюк, но почему-то в рубашке и галстуке, поверх одеяла, закутавшись шелковой накидкой. Лежал на спине, и над ним был высокий белый потолок с золоченой лепниной: амурчики с луками и стрелами и полуобнаженные прелестные создания женского пола разыгрывали невинные любовные сцены.
— Понятно,— сориентировался господин Рафт,— я в России. Они привезли меня в отель… Как он называется, черт бы его взял?
Американец резким спортивным движением поднял с постели свое натренированное тело и очутился перед большим зеркалом в полуовальной резной раме, тоже золоченой.
