– Что скажешь?
– Я бы хотела сначала научиться плавать.
– Верно. Говорить рано. Но ты не боишься воды?
– Не знаю. Теперь не знаю.
– Хорошо.
* * *
Вскоре море достаточно прогрелось, чтобы Ольвин мог начать свой урок. Зверек немного побаивалась: море встретило ее совсем не так, как река или озеро. Оно и двигалось, как река, и – находилось в неизменности, как озеро. Стихия моря была могуча и непреклонна, таинственна и скрытна, она манила и настораживала. Ольвин не торопил. Развалясь на берегу, он щурился на солнце и из-под ладони следил за тем, как Зверек бродит у кромки воды. Она то подходила к прибою, то убегала от волны. Когда она наигралась с волнами, он молча встал, разделся и вошел в воду. Теперь она восторженно следила за тем, как он ныряет, ненадолго исчезая под водой, затем, фыркая, показывается меж волн. Дав ей вволю полюбоваться его мастерством, Ольвин предложил ей присоединиться. Если бы он звал и настаивал, она бы не решилась ни за что! Но он не давил и не заставлял, а просто всем существом своим показывал, как ему хорошо в воде. Она решилась: скинув одежду, ежась от свежести воды, осторожно стала входить и остановилась по пояс в волнах. Ольвин отошел чуть дальше, и она сделала еще пару шагов; еще два шага Ольвина в море – еще немного шагов за ним. Он протянул руку, и Зверек доверчиво за нее взялась, но он вдруг решительно потянул ее на глубину, и она потеряла дно под ногами, беспомощно и смешно хватаясь за Ольвина.
– Доверяй воде, она сама хорошо учит; не мешай себе лишними движениями, – только и сказал он.
Удивительно, но на этот раз он не подшучивал над ней, не смеялся, не пытался поддеть и разозлить, как это нередко бывало в играх. Он был непривычно серьезен, и она доверилась ему полностью.
Ольвин и Зверек ночевали в лесу, в землянке Горвинда, который за несколько дней до начала их «морских» уроков ушел по своим таинственным делам. Землянка, по всей видимости, была местом непростым: Ольвин не сразу нашел ее, как будто она «пряталась» от него в отсутствие хозяина. И на второй и на третий день она «вела себя» так же. Чтобы отыскать ее, Ольвину приходилось настраивать себя особым образом: он прислушивался и принюхивался к лесу, как волк, закрывал глаза и опускал голову, как бы напрягая внутреннее зрение. И только после этого показывал рукой: сюда.
– Объясни мне – что это за место? – спросила она, замирая оттого, что задала, пожалуй, непозволительный вопрос.
– Поговаривают, – таинственным шепотом ответил Ольвин, – что эта землянка – подарок эльфов.
И еще Зверек обратила внимание, что Ольвин никогда не занимал места Учителя в землянке и ей не разрешал, а устраивался всегда в том углу, на который Зверьку в первый раз указал Горвинд.
Спать вместе в углу на шкуре было тепло. Ольвин легко добывал птиц для еды, а Зверек знала всякие коренья. Несколько дней пролетели незаметно, плавание было освоено, а ее представление о воде удивительно углубилось. Она поняла, что сила воды – неизмерима, нрав – коварный, намерения – двойственны. Обо всем этом предстояло подробно рассказать Учителю.
С тех пор море часто снилось ей, и там, в его глубинах, она чувствовала себя легко и свободно, как птица в небе. Во сне она «летала» под водой, вытянув вперед перед собой руки. Лишь легким усилием сознания управляя своим движением, она наслаждалась этой пьянящей свободой – свободой от собственного тела.
Стихия воды оказалась мостиком, соединяющим ее «солнечное» активное мышление и мистические «лунные» глубины души. «Морские» сны помогали лучше понимать задания Учителя и указывали на непроявленные, скрытые стороны ее собственной натуры. С шумом бегущая по камням река радовала, ободряла, вливала новые силы, унося с собой огорчения и недоумения прошедшего дня. Стоячая вода лесного озера таинственно заглядывала в душу, как будто выжидая, не захочет ли Зверек слиться с ней воедино, перейдя тончайшую грань, разделяющую два мира – две реальности.
Как-то раз, заглядевшись на воду озера, она вдруг ясно почуяла: оттуда, из потусторонности, на нее смотрит нечто; смотрит, как охотник из своего укрытия смотрел бы на добычу. Нечто жаждало затянуть ее сознание в себя, поглотить ее силу – либо с помощью ее сосредоточенного внимания и страха, как по мостику, выбраться наружу! Она с ужасом отшатнулась и, потеряв равновесие, упала в воду. Падение разом стряхнуло с нее оцепенение, страх пропал, и нечто исчезло без следа. Но тревога зацепилась и повисла на ее душе неудобным грузом, мешая подходить к воде.
Конечно же она рассказала о происшедшем Учителю, утаив маленькую подробность – что теперь ей вовсе не хочется подходить к воде, даже чтобы поиграть с Ольвином. И какое-то время ей удавалось, как ей казалось, это скрывать. Учитель наблюдал за Зверьком и задал лишь пару вопросов: почему она не купается и не общается больше с водой? Она отговорилась коротким «не хочу», и он больше не спрашивал. Но через несколько дней он сам предложил ей вымыться в ручье у дома, и она заметила у него в руках, видимо, заранее приготовленную сплетенную из травы «терку». Она фыркнула свое обычное «не хочу», но Учитель уже стоял в ручье по колено и ждал. Теперь ей требовалось вложить больше сил в сопротивление: «не хочу!» прозвучало громче и вызывающе. На шум пришел заинтересованный Ольвин и удобно устроился на пригорке неподалеку в предвкушении представления.
– Не хочешь? – наигранно удивленно воскликнул Учитель. – Я не спрашивал, хочешь ли ты! Я велел подойти ко мне! Или ты отказываешься слушаться меня?
– Но я никогда этого не делала, я не хочу! – Она уже ревела в голос.
– А я хочу, чтобы ты сделала это. Если «ты» не хочешь, я вымою тебя сам, так как «я» хочу этого!
Ольвин покатывался от смеха, и она использовала последний аргумент:
– Пусть он уйдет! Он неприятно смеется.
– А разве он хочет уйти? Посмотри сама – ему не хочется уходить. Теперь здесь каждый делает, что хочет!
От Горвинда исходили такая сила и уверенность, что она не посмела сопротивляться, когда он втащил ее, вопящую не своим голосом, в ручей, по дороге сорвав одежду. Несколько раз макнул под воду с головой и принялся деловито тереть ее жестким травяным пучком. Ольвин уже изнемогал от хохота, и она крикнула ему:
– Смотри не порви свой живот, злой Ольвин.
Она перестала вопить и лишь молча вздрагивала, когда очередная порция ледяной воды с «терки» лилась на спину. Наконец все закончилось. Учитель бросил траву в ручей и сказал:
– Иди согрейся.
И ушел. Трясясь и стуча зубами, она вскарабкалась на холм, на котором только что сидел куда-то незаметно пропавший Ольвин. А он появился так же незаметно, как и исчез, на этот раз с теплым одеялом из овечьей шерсти. Молча завернул Зверька в одеяло, подхватил в охапку, унес в дом и сел к очагу, посадив ее себе на колени. Она еще дрожала, хотя больше совсем ни на кого не сердилась. Сорванным и дрожащим от холода голосом, тихо, со смущением сказала Ольвину:
– От меня лягушками пахнет.
– Травой и ручьем, – так же тихо ответил он.
Пришел улыбающийся Горвинд и сел рядом. Она было надулась, но он протянул ей на ладони печеной рыбы, и она, лишь мгновение поколебавшись, потянулась к угощению прямо ртом, а Учитель погладил по голове…
А на следующее утро, как-то незаметно для себя самой, Зверек уже висела в своем излюбленном «гамаке» над речкой, болтая в воде руками и ногами.
* * *
День за днем утекало очередное лето. Они почти закончили приготовления к зиме: было запасено достаточно зерна и муки, сушеной рыбы и вяленого мяса, необходимых трав и кореньев. И еще оставались охота и рыбная ловля. Рангула мастерила удивительно красивые и добротные вещи: вязала одежду, шила теплые плащи, ткала одеяла, – люди из Тьярнарвада охотно покупали их или меняли на необходимое в хозяйстве. Оружие Ольвин предпочитал делать сам. Кузнец в поселке был другом Ольвина и с радостью позволял ему поработать в кузнице. Иногда к ним присоединялся Учитель. Когда Зверек узнала, что кузнеца зовут Йохи, она сильно удивилась, ведь Йохи – прозвище горного тролля! Но кузнец – рослый рыжий парень с громким голосом, орудовавший в своей мастерской, как тролль в пещере, – вполне оправдывал свое имя.
Звезды по ночам светили все ярче, холодным своим сиянием возвещая приближение зимы. Выучив, не без труда, основные звезды, важные для путешественников, Зверек получила наконец от Учителя первое задание: попасть в чащу леса с завязанными глазами и выбраться по звездам к дому. Она была в восторге! Душа ее ликовала: «Я знаю! Я знаю! Я справлюсь!» Но Ольвин, которому и предстояло завести ее поглубже в лес, хмурился и вздыхал. Горвинд заметил:
– Я не дал бы ей этого задания, если бы не был уверен в благополучном исходе. Сажай ее на лошадь и отправляйтесь. Пора.
Ольвин сел на лошадь. Продолжая хмуриться, сильной своей пятерней схватил Зверька за куртку между лопаток, поднял и усадил перед собой. Он сомневался! Но в лес, завязав ей глаза, все же отвез, ссадил, хотел было удалиться, но вернулся и, не говоря ни слова, расстегнул фибулу и бросил ей свой плащ.
