– У хорошего человека что ни день появляются новые друзья!
– Мне и старых довольно.
Главарь приложился к ковшу с пивом и продолжил:
– Слышал я, большое несчастье произошло пару лет назад с норвежским ярлом Витордом: был убит он, и два его сына, и все люди его двора.
– Большое несчастье, – эхом отозвалась Рангула.
Ее брат промолчал, внимательно глядя на гостей.
– Предали их всех земле с большими почестями, и самого ярла, и остальных, – главарь бросил взгляд на Зверька, – да вот только не нашли его дочь, ни среди живых, ни среди убитых, – пропала девчонка. Говорят: кто-то увел ее.
– Может быть, плохо искали? – озабоченно предположил Ольвин.
– Может быть. Зато у тебя в доме, как я посмотрю, ртов прибавилось.
– Да, забот много, – согласился Ольвин.
– Хорошая девчонка: красивая и выглядит крепкой, откуда ты привел ее?
– Она воспитывается в моем доме. Рангуле с ней веселее.
– Это уж точно, – подхватила сестра, – она мне как дочь.
Чужак все больше хмурился: разговор тек не по тому руслу, что ему было нужно. Голос его становился все жестче и мрачнее:
– Слышал я, что Горвинд появился в наших краях? Я бы повидался с ним!
– Я бы тоже повидался с ним с большой охотой, – вполне чистосердечно поддержал Ольвин.
– Конунг приглашал его к себе на службу и не пожалеет самых дорогих подарков, если Горвинд согласится. Увидишь – передай ему приглашение.
– Что делать Горвинду в такой глуши? – притворно вздохнул Ольвин. – Он любит путешествовать. Наверно, и сейчас далеко. Мне нечего сказать тебе.
– Спрошу тебя еще об одном: не продашь ли ты мне девчонку? Я дам за нее хорошие деньги! Хочу сделать подарок конунгу, а девчонка через пару лет войдет в года – красивая рабыня.
– Она свободная, – поспешно заявила Рангула.
– Жаль, что отказываю тебе, – добавил Ольвин, глядя ему прямо в лицо.
Голос его оставался по-прежнему ровным, только потемнели глаза и обе руки легли на колени в готовности схватиться за оружие. Подумав, он добавил:
– К тому же у нее скверный характер.
Он протянул к Зверьку руку, делая вид, что просто хочет притянуть ее к себе, но тут она почувствовала, что он довольно больно ее щиплет!
Думай, Зверек, думай! И кажется, она поняла его правильно: дом огласился ее истошным диким ревом. Рангула вполне искренне вздрогнула, и на пол полетела посуда. Гость поморщился:
– Что ж, нам пора…
Когда они наконец ушли, в доме еще долго стояла тишина. Рангула устало присела на скамью, следя за тем, как брат молча меряет шагами жилище. Зверек забилась в угол. Ольвин подошел к ней, не проронив ни слова, осмотрел руку, которую щипал, потом как-то неловко погладил по щеке. Она благодарно потерлась щекой о его сильную ладонь, но он развернул ее за плечи и подтолкнул: «Ступай».
Этой зимой их больше никто не беспокоил.
* * *
К весне все руны по образцу, оставленному Учителем, были выучены, и на дощечках, которые приносил Зверьку Ольвин, стали появляться первые слова. Вечерами, при свете очага, она усердно выцарапывала их большим гвоздем. Ольвин садился рядом и с уважением поглядывал, как она, слизывая пот с верхней губы, пыхтит над своей работой. Свои дощечки она брала даже в постель, и Ольвин не запрещал ей это делать, хотя страшно бранился, наткнувшись на них во сне.
В один из таких вечеров, когда Рангула занималась рукоделием, Ольвин мастерил новое весло, а Зверек корпела над очередной дощечкой, распахнулась дверь. Все разом подняли головы, а вошедший радостно оглядел всю компанию. Рангула и Ольвин вскочили и бросились ему навстречу, а Зверек прилипла к полу, уронив дощечку, ловя с замиранием сердца синий взгляд.
– Горвинд! Наконец-то! – Ольвин буквально обрушился на него со своими горячими объятиями, и Горвинду пришлось чуть ли не защищаться:
– Полегче, полегче, друг! Ты же знаешь: я еще слишком слаб.
Дорогого гостя усадили к очагу, куда Ольвин не замедлил подбросить поленьев, а Рангула принялась с воодушевлением хлопотать над столом.
Горвинд был бледен, похудел, но лицо его выражало полное умиротворение, а глаза светились покоем. Зверек не замедлила тут же устроиться у ног Учителя, взирая на него снизу вверх с немым обожанием: Учитель вернулся – мир начал быть!
– А, Зверек! – Он ласково потрепал ее по макушке. – Я рад, что этот парень тебя не продал!
Рангула ахнула и чуть не уронила очередной горшок, а Ольвин лишь головой потряс:
– Ты все знаешь!
– Знаю и более того – конунг меня ищет. Но мы поговорим об этом позже.
* * *
Как поняла Зверек из разговоров, история с конунгом тянулась уже довольно давно. Горвинд был знаком с ним не первый год. В свое время, появившись при дворе конунга, он произвел на правителя сильное впечатление своими познаниями и способностями. Конунг был не прочь заполучить Горвинда в свою дружину и даже предлагал изрядную плату сверх установленной по обычаю. Конунг пользовался репутацией человека умного, смелого, но своенравного и не слишком щепетильного в вопросах чести и соблюдения обычаев – с ним и с людьми его двора предпочитали не связываться. Отказать конунгу напрямую в его просьбе – риск большой. Если не смертельный! Предполагали, что ярл Виторд – один из тех немногих, кто осмелился защищать свои права на альтинге. О последствиях Зверек знала. Ей ли не знать!
Учитель не отказал конунгу прямо – отговорился намерением отправиться в дальнее путешествие. Что, собственно, было правдой: лукавство было не в чести у Горвинда. Но конунг, будучи далеко не глуп, истинное положение вещей ясно понял и затаил обиду. Не теряя надежды все же привлечь Горвинда к своему двору, он долго действовал непрямо и осторожно, но теперь дело, кажется, дошло до открытой угрозы.
И новое происшествие не заставило себя ждать, не прошло и месяца. Как-то раз Зверек проснулась от приглушенных голосов: разговаривали Ольвин и Горвинд. Едва-едва светало, но Горвинд уже был готов куда-то уйти. По всему было видно, что Ольвин пытается его отговорить. И похоже, безуспешно.
– Я долго решал, и ты меня не убедишь, мне надо встретиться с ним. – Горвинд был непреклонен. – Человек пришел издалека и скоро уйдет, я не могу упустить возможность повидать его.
– Если надо тебе, пойду и я.
Ольвин порывисто схватил Горвинда за плечо, но тот по-дружески мягко, но решительно освободился от его руки и отрицательно покачал головой:
– Нет, тебе идти незачем.
– Опасность остается, – настаивал Ольвин, – я пойду с тобой.
И он принялся решительно собираться, снимая со стены оружие.
– Э, нет. Ты останешься здесь: если что – одному мне будет легче уйти. Ты знаешь, что я умею.
Именно последние слова привели Ольвина в замешательство: похоже, возразить ему было нечего, но волнение его все же не ослабевало.
Он остался, а Горвинд ушел.
Рассвет был каким-то тусклым. Набежали тучи, и вскоре пошел дождь. Ольвин никуда не уходил. Он как будто прислушивался к чему-то внутри себя и ждал. И Зверек ждала. И тоже слушала: сердцу было тревожно. Ей не нравилось, что Учитель ушел один и не разрешил Ольвину пойти с собой. Очень не нравилось! Где-то глубоко в лесу ворочался гром, как большое неспокойное животное. Ветер гнал и гнал тучи. Несколько раз Ольвин подходил к стене за оружием и уже протягивал руку, но в последний момент отступал.
В какой-то момент Зверек совершенно ясно почувствовала: надо подойти к Ольвину и сказать что-то очень-очень важное! Но она не понимала – что?! В это же мгновение Ольвин сел на скамью, уперся локтями в колени, обреченно уронил голову на руки и глухо прорычал:
– Не знаю, что делать!!!
И она, решившись, подошла, тронула его за рукав и потянула на себя. Он поднял голову и встретил ее взгляд. Нет, он смотрел не на нее, а куда-то далеко «сквозь» ее глаза. И тут же принял решение. Немного времени потребовалось, чтобы викинг взял оружие и сел на коня. Зверьку оставалось только ждать.
Страшно. По-прежнему страшно. Она забилась в угол. Гроза прошла над домом и стихла где-то вдали. Стук копыт во дворе – она выбежала посмотреть: Ольвин, в запятнанной кровью рваной одежде, сильно припадая на одну ногу, впряг лошадь в повозку и, не говоря ни слова, опять уехал. Вновь потянулись часы ожидания. Напряжение в душе отступило, его место заняли усталость и тупое беспокойство. В доме оставаться больше не было сил, и она вышла.
Дождь кончился, было свежо, и крупные капли неспешно опадали с ветвей. Зверек уверенно шла навстречу Ольвину и Учителю: она твердо знала теперь, что они вернутся.
Из-за лесного поворота сначала послышался стук колес, потом показалась сама повозка. Ольвин вел коня под уздцы, медленно хромая рядом с повозкой, в которой навзничь, раскинув руки и закрыв глаза, лежал Учитель. На мгновение ее сердце упало и остановилось. Она не помня себя подлетела к повозке и повисла на ней, заглядывая в лицо Учителя: смертельная бледность, бескровные губы. К счастью, дыхание его жизни было невредимо – это она почувствовала ясно. Но оставаться безучастной она не могла. «Возьми моей силы, возьми сколько хочешь!» – молила она про себя. И, изо всех сил стараясь сосредоточиться, как он учил ее, стала передавать свою силу ему. Не открывая глаз, Учитель вдруг произнес медленно, но твердо:
