class="p1">— А среди недели у тебя времени не будет? — спросила Маша. Это был огромный, просто великий сдвиг. Тонина тактика опять сработала!
— Я очень постараюсь, — сказал Марат. Хотел ее поцеловать, но знал: жена не одобрит.
— Иди-иди, опоздаешь, — поторопила его Антонина.
Никакого совещания у Марата не было, с кем ему совещаться? Но дело имелось — такое, которое давно следовало исполнить, а то неудобно.
Перед тем, как идти к тестю на обед, он позвонил Клобуковым. Трубку взяла Юстина Аврельевна — удачно.
— Ради бога простите, что я так надолго пропал, — сказал Марат, назвавшись. — Это с моей стороны чудовищное свинство. Рукопись я давно посмотрел и готов к разговору, просто мне нужно было съездить в Ленинград, и я задержался там дольше, чем собирался.
Внутренне покривился: вранье становится моей второй натурой.
— Вы были в Ленинграде? А по Садовой, мимо Юсуповского сада, случайно не проходили или, может быть, проезжали? — спросила жена академика неожиданное.
— По Садовой? Нет. А… а почему вы спрашиваете?
— Я там выросла, на углу Садовой и Екатерингофского. Не была в Ленинграде с сорок первого года. Но часто вижу дом во сне. Иногда ужасно хочется съездить.
Она милая, подумал Марат. Разговаривает, будто мы давние друзья.
— Ну так съездили бы. Дорога недальняя.
— Нет, — вздохнула Клобукова. — Я чувствую, знаю, что делать этого не нужно. — И сменила тему. — Вы не извиняйтесь, спешки ведь никакой нет. У меня есть копия, так что работе это не помешало. И я невероятно благодарна, что вы нашли время ознакомиться с переводом. Когда мы можем встретиться?
Он пообещал, что заедет сегодня же, во второй половине дня.
Прямо из Лаврушинского и поехал, рукопись была с собой.
Юстина Аврельевна оказалась дома одна. Муж, несмотря на выходной, был в институте. Про сына она с улыбкой сказала: «Марик по воскресеньям всегда ходит в Исторический музей. Он у нас педант: движется от экспоната к экспонату, про каждый всё обстоятельно записывает. Пока дошел то ли до пятнадцатого, то ли до шестнадцатого века».
Сели за письменный стол, Марат достал папку. Разговор предстоял непростой.
Перевод, к сожалению, был неважный. Для академического слишком витиеватый, для поэтического суховатый. Нужно было объяснить это как-нибудь поделикатней, помягче, чтобы не обидеть хорошую женщину.
Но Клобукова всё поняла по первым же фразам. Очень расстроилась.
— Моя «Энеида» никуда не годится. Так я и знала! Это из-за того, что меня все время кидает из крайности в крайность. Хочется ничего не упустить и в то же время передать прелесть стиха. Но слова ложатся, как камни. А должны быть, как пузырьки в шампанском. У меня нет никакого поэтического дара, так ведь? Вы не щадите меня, пожалуйста, Марат Панкратович. Говорите правду.
— Поэтического дара нет, — признал он, потому что невозможно кривить душой, когда на тебя смотрят таким ясным, доверчивым взглядом. В Юстине Аврельевне было что-то, исключавшее всякую возможность лжи. Глядя ей в глаза, как сейчас, он, например, не смог бы наврать про поездку в Ленинград.
— Спасибо. Я очень ценю честность. И чем труднее она дается, тем больше. Вы не представляете, как вы мне помогли. Я так мучаюсь, что уродую нечто прекрасное. Ужасное чувство. Решено. Откажусь от работы и верну издательству аванс.
Плечи у нее опустились, голова поникла, но голос не дрожал.
— Не нужно этого делать, — быстро сказал Марат. — Я ведь пришел не просто раскритиковать вашу работу. У меня есть предложение. Вы не поэт, вы античница. Так сделайте не поэтический, а академический, научный перевод. В прозе, с множеством комментариев. Пусть те, кто хочет насладиться Вергилиевской строфой, читают Брюсова, а вашей версией будут пользоваться студенты. На Западе недавно вышел английский перевод «Евгения Онегина» — без рифм и размера, но очень точный и подробный, плюс тысяча страниц историко-культурных комментариев. Фактически это целая энциклопедия. Между прочим, работу выполнил поэт и прозаик, такой Владимир Набоков, из эмигрантов. Я читал один его роман в спецхране — очень мастеровито написано, а тут он оставил в стороне всякую художественность и превратился в ученого. Мне кажется, вам следовало бы пойти тем же путем.
— Какая… какая превосходная идея! Это превратит работу из мучения в наслаждение! И в ней действительно появится смысл!
Ее лицо просветлело и сразу стало моложе. Сколько ей, интересно, лет, подумал Марат. При старом муже женщины обычно выглядят намного старше своего возраста. И почему-то показалось, что Клобукову можно об этом спросить — попросту, как он спросил бы мужчину. Она не удивится, не станет жеманничать.
— Юстина Аврельевна, а можно я спрошу, сколько вам лет?
Нет, все-таки удивилась. Но не тому, чему удивилась бы обычная женщина.
— Почему же нельзя? Мне в прошлом месяце, первого июля, исполнилось сорок. И зовите меня просто «Юстиной», пожалуйста. А еще лучше «Тиной».
Ответ его совершенно поразил.
— Ничего себе! Мы с вами родились день в день! Я тоже появился на свет первого июля двадцать восьмого года.
Они в изумлении воззрились друга на друга. Марат вдруг увидел не женщину, а девочку, свою ровесницу. Юстина — нет, Тина — приподняла брови:
— Так вы тоже Cancer, Рак! Значит, у нас должно быть много общего.
Он улыбнулся.
— Я в знаки зодиака не верю. Это всё глупости.
— Ну давайте проверим. Мужчина-рак наделен творческим даром, у него развита интуиция, он целеустремлен, склонен к возвышенному образу мыслей, но из-за того, что всё время устремляет взор вверх, бывает черств и неуклюж в личных отношениях. Он эмоционален, но не умеет проявлять свои чувства. Трудно сближается с людьми. Очень раним, склонен к сомнениям.
— Вообще-то это мой портрет, — несколько сконфуженно признал Марат.
— Ну вот видите. Связь между звездами и личностью выявил еще Птолемей. Ах, как бы я хотела перевести «Тетрабиблос»!
— А что это, извините за невежество?
— Вы не знаете Птолемеев трактат «Тетрабиблос»? — поразилась Тина так, словно он признался в чем-то совершенно невероятном — скажем, никогда не слышал о вращении Земли вокруг Солнца. — Это одна из самых главных книг человеческой цивилизации. Сейчас я поставлю чайник и расскажу про нее.
Прелесть что за дама, подумал Марат. Кому по-настоящему повезло с женой, так это академику.
Клобуков вернулся как раз к чаю. Обрадовался гостю.
— Надо же, а я как раз сегодня думал о вашем отце. К нам в институт для обмена опытом приехал коллега-анестезиолог из Праги, доктор Квапил. Рассказывает очень интересно про то, что происходит у них в Чехословакии. Он у себя в клинике возглавил «гражданский комитет» — это такие общественные организации, которые у них создаются в коллективах
