пег. И груди разные у них, и бёдра. Нет вообще ничего общего в тех девах. И он то видит. Вот-вот закричит, дурак. Агнес всё поняла. Пришлось его в лоб пальцем ткнуть: спи. Так его и повело, разморило. А девушка тем временем нужный вид приняла, растормошила пирожника и говорит:
— Пора тебе домой.
— А что со мной было? — пирожник у неё спрашивает.
— Что ж было? Заснул ты, вот что было.
— Заснул, — размышлял Петер Меер. — Да, заснул. И сон мне чудной снился, что с девкой какой-то я проснулся.
— С какой ещё девкой? — интересуется Агнес. — С красивой?
А пирожник молчит, нахмурившись, сон свой вспоминает. А потом и говорит серьёзно:
— Со злой девкой, со страшной.
С тех пор, он чуть другим стал, стал вопросы задавать разные, ненужные, что раньше его не интересовали. Хотел знать, где родители её? Отчего дядя её при себе не держит, а держит в Ланне? А откуда у неё слуги такие странные? А что в той, всегда закрытой, комнате?
И прочие, прочие. Дурачок думал, что хитрый он, что вопросики эти невинными ей покажутся, да вся хитрость его для Агнес была хитростью дитя неразумного. Насквозь она его видела. Как книгу открытую читала. Скудным умишком своим Петер Маер стал что-то про неё понимать.
Агнес даже пришлось с ним мягче быть, стать более податливой. Но дальше так продолжать было с ним нельзя. Так он и догадаться мог, что с соседями, с торговцами местными она вида одного, а с ним совсем другого. И что тогда?
В тот вечер она решила сама поехать поискать его; знала, что ночует он в сарае у своей тётки, которая за ночлег денег с него не брала.
Так и было; он с ещё парой молодых людей стоял на углу, болтая и ожидая сумерек, чтобы пойти спать. Карета Агнес проехала мимо них, не остановившись, и свернула за угол. Там девушка крикнула Игнатию:
— Медленнее езжай.
И тот сразу придержал коней. Теперь карета ехала медленно, а Агнес ждала. Догонит — не догонит. Конечно, догнал её карету Питер Маер, запрыгнул на ходу:
— А что это вы тут в такой час делаете? — и сразу полез её грудь мять.
Она не против, пусть балуется:
— Может соскучилась, — кокетливо говорит она и задёргивает занавеску. — Никто тебя не видел?
— Нет, да на улице уже и нет никого.
— А дружкам что сказал?
— Сказал, что спать пошёл.
Она удовлетворена, а он деловито начинает ей юбки задирать и в шею, в плечо целует.
— Стой, куда ты? — она одёргивает юбки. — Оставь.
— А что? Давайте тут я вас, по-быстрому, возьму, да домой езжайте. А я спать пойду, пока далеко от дома не отъехал.
— Нет уж, не девка я уличная, — отвечала Агнес и даже начала от него, приставучего, отбиваться, — сначала ужинать будем, а уж потом в кровать пойдём. Не иначе.
— Вот всё у вас, у господ, так, — говорил пирожник, смиряясь, — всё всегда непросто. Можете хоть под подол руку мою пустить, пока едем? Хоть ляжки поглажу ваши.
Агнес молча чуть подобрала юбки: это можно.
Карета въехала на двор, когда уже стемнело. Ута запирала ворота, Зельда отворяла им двери:
— Всё готово, госпожа.
И вправду стол был накрыт. Раньше она Петера так не баловала. К его приходу кушанья не готовили, ел он, что было, а тут несколько блюд, вино, пиво.
— Ишь ты, и впрямь всё как у господ, — восхитился он, — а с чего такой пир или может праздник какой?
— Садись, — сказал Агнес. И сама села на своё место во главу стола.
Петер Маер быстро сел и вперёд хозяйки потянул к себе из блюда большой кусок ягнятины. Лучший, как показалось, Агнес, кусок.
А она ему и говорит:
— Ты вино пробуй, — сама себе налила в стакан.
Хотела ему налить, а он стакан убрал:
— Я лучше пива.
И схватил кувшин.
— Ну пей пиво, — соглашается девушка.
А пирожник наливает себе целый стакан до краёв и говорит:
— Я, конечно, на ночь-то натрескался, но раз тут такая вкуснятина, то и ещё поем.
И выпил залпом всё пиво. Пока он пил, Агнес внимательно смотрела на него поверх своего стакана. Да, всё шло так, как она и задумывала. Теперь нужно было подождать.
— Ну, ешь и скажи, как баранина, не тверда ли? — спрашивала девушка, отставляя стакан.
Петера Маера лишний раз просить поесть было не нужно, он тут же принялся орудовать вилкой. Причём ножом он себя не утруждал, наколол кусок мяса на вилку и грыз его как кобель. Всегда так ел. Агнес взяла стакан, отпила маленький глоток и произнесла:
— Не торопись ты, не отнимут его у тебя.
— Вставать завтра рано, а мне ещё до дома бежать, — отвечал он. — Вы же меня тут ночевать не оставите?
Раньше она его почти никогда не оставляла. А сегодня… Всякое может статься.
— Ничего, добежишь, не впервой тебе. А ещё вон и пирог есть, его тоже поешь. Зря, что ли, прислуга старалась?
— Пирог? Пирог дело хорошее, — он стал глядеть на неё и скабрезно улыбаться, — только я не за этим пирогом сюда шёл. Вы меня своим пирожком угостили бы.
«Медленно, медленно зелье работает, или ему, здоровяку, четырёх капель мало? Наверное, нужно будет больше валерианы добавлять, хоть у неё и вкус резкий».
— Никуда я от тебя не денусь, — заверила его девушка, — а если тебе так веселее будет, так могу раздеться прямо тут.
— Конечно, но так вы меня ещё больше распалите, моя красавица, — отвечает довольный пирожник.
«Ничего, сейчас ты у меня успокоишься».
Агнес быстро встаёт, платье снять вместе с нижней рубахой для неё дело лёгкое — одно мгновение. Волосы, правда, растрепались, да уже ночь, чего причёску беречь? Кидает одежду на своё кресло, идёт к нему в чулках красных, с подвязками чуть выше колена и в туфлях.
— Ах, как же вы хороши, лучше и быть не может, — шепчет пирожник.
Он её за талию обнимает, по заду её гладит, тянется живот поцеловать, а она тем временем берёт его стакан и из левой руки, из малой склянки начинает капать в него капли. Делает это она спокойно, не волнуясь, что любовник увидит. А уже накапав, освобождается от его объятий и берёт кувшин с пивом. Наливает его в стакан. Он снова пытается её обнять, тянет к ней руку, а девушка ускользает и говорит:
— Выпей пива. И попробуй пирог. Как попробуешь то, что моя кухарка приготовила, так к моему лакомству приступишь.
— Ах, госпожа, не до
