Ознакомительная версия.
— Вот-вот, — обрадовался Ветров, — эффект будет поразительным.
— А вы не пробовали оценить его?
— Пока нет. Тут многое зависит от внешних условий: структуры донесений, радиоэлектронной обстановки, помехового фона…
— Ну-ну, не надо набивать цену, — прервал его адмирал. — Расчетом боевой эффективности следует заняться прежде всего. Если появятся обнадеживающие результаты, нужно сразу же готовить правительственное постановление. Сделаем упор на новые идеи и отечественный приоритет, теперь это в цене. Работа может потянуть на премию, если, конечно, хорошенько посчитать и соответствующим образом представить. Смекаете?
— До премии пока далековато, — осторожно заметил Ветров.
— Ничего, ничего, учитесь сразу же ставить высокие цели, такие, чтоб миллиарда было не жалко. У исполнителей миллиардного заказа соответствующие полномочия и награды тоже соответствующие, ясно? Бросайте сюда всех своих людей, скажите, кого надо дополнительно, подкинем…
Только теперь Зеленцов занялся принесенным отзывом. Как и следовало ожидать, он ему явно не понравился. Правда, не настолько, чтобы испортить хорошее настроение.
— Неужели этот Денисов и впрямь такой толковый парень?
— Толковый, — подтвердил Ветров и, решив, что настал удобный случай, заговорил о целесообразности его перевода в институт и подключения к данной разработке.
Адмирал восторга не выразил. Люди его положения поневоле поставлены в такие условия, что главным достоинством потенциального сотрудника является не способность к научному творчеству, а наличие жилплощади.
— Посмотрим, — вяло сказал Зеленцов, — на всякий случай составьте справку на вашего протеже… А отзыв придется переписать. Там, наверху, любят четкие однозначные выводы, без двусмысленностей. Все эти армейские выкрутасы, типа «честен, но требует постоянного контроля», оставьте для аттестаций. Что, не согласны?
— Я сделал заключение по существу вопроса и написал, как умею.
— Этого мало! — Голос адмирала стал жестким. — Нужно писать так, как это требуется! — Вот где прорвалось недовольство профессорским своеволием, ему ведь были даны четкие намеки о содержании отзыва. — Удивляюсь вашему упрямству, особенно после того, как получили режим, о котором мечтает всякий ученый. Дело-то выеденного яйца не стоит.
Он замолчал, ожидая реакции, и Ветров отреагировал:
— Я сам теряюсь в догадках. Дело действительно не стоит того, чтобы идти на сделку со своей совестью. В жизни приходилось нередко поступаться собственными взглядами, а теперь хочется жить честно и называть цвет таким, каким его вижу.
— Рассуждаете не по чину, — прервал его Зеленцов. — Вооруженные силы, в которых вы изволите служить, построены по такому принципу, чтобы младшие выполняли волю старших и имели взгляды, которые диктуются интересами обороноспособности страны. Это раз. И второе, человек вашего звания не может уподобляться примитивному кочевнику: что видит, о том и поет. Степные элегии нужно оставить лейтенантам. Полковник должен всегда усматривать более высокие цели, и если вы их не увидели, то очень жаль. Они лежат на поверхности.
Вопрос о новой большой разработке будет решаться в той же инстанции, которая направила нам предложение этого старшего лейтенанта. Если сейчас признать, что одно вытекает из другого, мы лишимся приоритета. Особенно потом, когда встанет вопрос о премиях. Там подобные связки умеют хорошо отслеживать. И еще одно обстоятельство. В Озерное направлена специальная комиссия, направлена, надо понимать, не просто так. Будут, очевидно, оргвыводы, которым нам нет смысла противоречить. В таких случаях дело лучше всего притушить, тогда без шума, легко и спокойно можно будет решить вопрос о переводе Денисова к нам. Убедитесь, что никаких мафиозных мотивов в моих намерениях не просматривается, только элементарная предосторожность, продиктованная жизненным опытом. Конечно, удобно оградить себя научной скорлупой и следовать дискретной логике: да — нет, черное — белое… Разбейте скорлупу и посмотрите, что происходит вокруг. Разве не видите?
— Степь да степь кругом, — сказал Ветров, не выдержавший оскорбительных поучений.
Атмосфера беседы разительно переменилась. Адмирал, не способный даже представить, что ирония может распространяться в армейской структуре не только сверху вниз, брезгливо пододвинул Ветрову отзыв и сухо сказал:
— Извините, что начеркал. Напишите, как считаете нужным, заверьте свою подпись и передайте мне в установленном порядке.
«В установленном — это значит через адъютанта, — подумал Ветров, — отныне я лишаюсь счастья лицезреть его особу». Вслух же сказал: «Есть!» и повернулся кругом, как на строевом плацу.
— И вот еще что, — услышал он в спину, — готовьтесь доложить о научном замысле предполагаемой разработки на ученом совете. Он у нас планируется на следующей неделе.
Вот так неудачно закончился разговор с адмиралом. Ветров сначала подосадовал на неосторожно вырвавшиеся слова, да что толку сожалеть о случившемся? Рано или поздно такое все равно должно было произойти. Они с адмиралом действуют на непересекающихся плоскостях. Один хочет распространить законы военной жизни на все области, в том числе и на науку, где считает возможным диктовать свою волю. Другой не терпит некомпетентного вмешательства в сферу, где имеет устойчивый авторитет, и не стесняется говорить об этом прямо. Две плоскости — все равно что обкладки конденсатора, на которых скапливаются разнополярные заряды. В нормальном режиме они могут долго функционировать, а усилилось напряжение — вот тебе и пробой.
Как ни успокаивал себя Ветров, его не покидало ощущение явной нелогичности происшедшего. Он занят конкретными разработками, приносит, надо полагать, пользу и просит только не мешать работать, тем более, что сам ни на что не претендует, кроме самостоятельности. Какой был смысл в том, чтобы посылать его в Озерное с заданием, результаты которого заранее предопределены? Неужели не нашлось никого более покладистого? Зеленцов достаточно хорошо разбирается в людях, чтобы так опрометчиво идти на возможный конфликт. И эта неожиданная специальная комиссия в Озерном с таким вздорным поводом. Кому понадобилось отрывать людей от дела? Нельзя же всерьез говорить о всесилии Борзых. Интересно все-таки, что у них там происходит?
А там происходило вот что.
Уже неделю военный городок в Озерном жил напряженной жизнью. О работе комиссии знали все, ее членов надежно узнавали издалека, что давало возможность своевременно уклониться от встречи. Это была естественная реакция людей, напуганных необычностью ситуации. Проверяющие вели себя неординарно: ходили по удивительным маршрутам, задавали странные вопросы. Судя по всему, то были настоящие мастера своего дела, большинство в годах, хотя и в сравнительно небольших званиях. Таким вообще уже можно никуда не ходить, ничего не спрашивать, а сразу писать акты проверок. Тем не менее они ходили и спрашивали. Под их проницательным и всевидящим оком спрашиваемые терялись, путались с ответами и вели себя скованно, хотя те никого ни в чем не уличали, только делали какие-то хитрые пометки в своих блокнотах.
А вообще это были вполне нормальные люди. Майора Юсупова, проверявшего службу режима и секретное делопроизводство, на что, казалось бы, зверя, рискнули пригласить на холостяцкую пирушку. Майор пришел и вел себя вполне прилично, напоминая хищника лишь тем, что все время молчал и налегал на мясо. В остальном же был как все: пил, смеялся над забавными историями из местной жизни, а от анекдотов про Хабибуллина вообще укатывался. Однако своих профессиональных качеств не потерял, наоборот, стал проявлять их более откровенно — наверное, водка сыграла роль катализатора. В тот же вечер он облазил с биноклем окрестности гарнизона, а утром порекомендовал Микулину выключить электронный щит с наглядной агитацией.
— Почему? — удивился замполит, ревниво оберегающий свое изделие.
— Далеко видно, — проронил сквозь зубы Юсупов.
— Что видно? Ленинские слова? Призывы повышать боеготовность, изучать оружие и боевую технику?
Юсупов поглядел на него, как на недоумка, и снова цвыркнул:
— Э-э… Табунщикам говорят про оружие? Нет. Нефтяникам говорят? Нет. А кому говорят? То-то…
Упрямый Микулин, собравшийся пуститься в методологический спор, был вовремя остановлен комбатом. Спорить действительно не имело никакого смысла, поскольку служба Юсупова обладала незыблемым суверенитетом: свои кадры, свои средства, свои законы, логика тоже своя.
И Микулину пришлось смириться, упорство могло обернуться дополнительными хлопотами: заставили бы, скажем, прятать щит за маскировочную сетку или снизить яркость до минимума, чтобы никто ничего не видел. На всякий случай он дал команду прекратить звонкое пение песен — хитрый враг не только видит, но и слышит.
Ознакомительная версия.
