Вскоре два десятка выборных от всех ремесленных братчин, сняв шапки, входили в зал, озираясь на зловещие лица бояр, слыша за спиной сердитые перешептывания домовитых мужей и купцов.
Изяслав сидел на троне, выпятив грудь вперед и вскинув подбородок. По бокам от трона стояли два телохранителя. Ходатаи низко поклонились князю.
Затем рослый детина, пропахший щелочью и сырыми кожами, видимо, скорняк, заговорил громким сипловатым голосом:
- Беда пришла на Русь, и люд киевский, забыв обиды, вознамерился дать сражение нехристям, но тысяцкий Коснячко набрал в пеший полк всего пять тыщ человек да и тех вооружил кое-как. Меж тем бояре челядь свою вооружили справно, сами тоже, чай, не с голыми руками на поганых выйдут. Не по справедливости это, княже. Воеводы твои нашими телами хотят путь свой к победе вымостить!
Желая сгладить резкие слова кожевника, к Изяславу обратился согбенный трудом и годами костлявый белобородый, но еще крепкий старик, на шее у которого висело тесло на веревочке.
- К чему тратить время на пустые разговоры. Половцы разбрелись по земле нашей, дай, князь, оружие и коней, мы всем миром сразимся с ними!
- Мало вам того оружия, что вы у оружейников моих награбили! - грозно произнес Изяслав. - И про бесчинства ваши мне тоже ведомо! Врагов в городе родном ищете, забыв заповеди христианские!
- За жадность свою иудей Ерухим головой поплатился, - смело возразил князю белобородый плотник, - кто на беде людской наживается, тот вдвойне грешник. Удумал он у должников своих, тех, что в войско вступили, детей в залог брать. Коль не воротится какой должник из похода живым, то детей его в рабство за долги. За рабов-то неплохие деньги выручить можно. У нас говорят так,княже: злому человеку не прибавит Бог веку.
Среди бояр прокатился гневный смешок.
- Ничего вы от меня не получите, смутьяны, - повысил голос Изяслав, - покуда убийц не выдадите. Сроку вам даю до полудня, а там пощады не ждите!
Кожевник обменялся со старым плотником многозначительным взглядом, мол, что я говорил!
- Благодарим на добром слове, великий князь, - в голосе скорняка послышалась ирония. - Речи твои коротки и ясны.
- Волю твою, князь, мы перескажем киевлянам, - добавил плотник.
Ходатаи ушли.
Пошумело людское море под дворцовыми окнами, поволновалось и растеклось тремя большими потоками в разные стороны. Часть киевлян направилась к дому Коснячко, другая часть - к митрополичьим палатам, большинство же собралось на вече у Брячеславова дворища, принадлежавшего когда-то отцу Всеслава.
- Чернь ясно что-то затевает, - говорили бояре. - Надо первыми напасть и выгнать весь сброд из Верхнего Града. А то смутьяны еще чего доброго запустят нам красного петуха и именье наше пожгут!
Однако решимость, появившаяся у Изяслава при разговоре с посланцами, теперь, когда толпы киевлян ушли от дворца, исчезла. Ему казалось, что опасность миновала, народ пошумит и разойдется. Князь был убежден, что его угрозы подействовали. Надо лишь проявить терпение.
- Еще намашетесь мечами, когда с погаными столкнетесь, - ворчливо отвечал боярам Изяслав.
Неожиданно во дворце объявился Коснячко, его сразу же провели к Изяславу.
- Что же ты, боярин, народ не утихомирил, как я велел! Почто в справу воинскую облекся? - вопрошал Изяслав, глядя на стоящего перед ним воеводу в кольчуге и шлеме с мечом у пояса. - Ужель на половцев собрался?
- Пора бы тебе прозреть, княже, - сурово проговорил Коснячко. - Дом и двор мой разграблены, челядь разогнана, насилу мне удалось жену и дочь из беды вызволить, в бане они прятались с кольем да топорами. Четверых моих дружинников поранили, а сыну моему стрелой глаз едва не вышибли. Вели, князь, дружине своей разогнать лиходеев, а не то…
- Не то что? - прищурился Изяслав.
- Поздно будет, вот что, - спокойно ответил Коснячко. - Народ уже дворы Микулы и Зерновита громит.
Оба боярина разом изменились в лице и вскочили со скамьи.
- Выручай, князь! - воскликнул Микула. - Скоро и до тебя доберутся!
- Полдень еще не наступил, - неуверенно промолвил Изяслав, - надо бы еще подождать чуток…
- Да чего тут ждать, княже?! - возмущенно закричал Зерновит. - Покуда нас за ноги не поволокут, так, что ли?! Подымай дружину, Ярославич!
- С кем мы на поганых пойдем, коль простолюдинов порубим? - с неменьшим возмущением ответил Изяслав. - Забыли вы, бояре, какой ныне враг в пределах наших! Народ угомонить надо, а не доводить до озлобления! Сядь, Зерновит. Но успокоить Зерновита было не так-то просто.
- Ушам своим не верю, братья, - гневался он. - Неужто князь наш с чернью заодно! Да видано ли такое?!
Бояре зароптали. Их единодушие не на шутку испугало Изяслава. Он всегда чувствовал, что в его старшей дружине зреет тайное недовольство, подспудно копится непокорность.
- Я вижу, бояре мои решили верх надо мной взять, - чеканя слова, с горечью проговорил Изяслав. - Выгадали времечко!
- Не о том ты молвишь, князь, - поморщился Коснячко. - Киев нужно спасать, а не о главенстве думать!
- И я о том же, - сказал Изяслав. - Не время братоубийственную свару начинать, когда половцы…
- Чернь страшнее половцев, княже! - вскричал Зерновит. - Степняки из-за валов киевских грозят, а меньшие люди в самом Киеве на нас ножи точат. Веди нас, князь, на киевских смутьянов!
- Поднимай дружину, князь.
- Спасенья ждать неоткуда.
- Веди, не то сами пойдем! - зазвучали нетерпеливые голоса.
Бояре повскакивали с мест и обступили княжеский трон. На их лицах были мольба, настойчивость, угроза…
Угрозу Изяслав почувствовал особенно остро.
«Придется уступить, - подумал князь, - начать сечу с народом прямо в Киеве на радость поганым».
Ему вдруг вспомнился давнишний разговор с братом Святославом о том, кто из них пастырь над волками, кто над овцами. Кто на деле князь, а кто только княжескую шапку носит. Святослав-то мнит себя вожаком в своей дружине, не то что Изяслав. И взыграло упрямство в Изяславе после этих мыслей!
С гневными упреками обрушился князь на своих бояр:
- Ради добра своего готовы проливать кровь христианскую. Вместо того чтобы общую напасть использовать для сплочения с народом, рветесь выместить на бедноте свою ярость.
Я пошлю гонца к митрополиту, - говорил Изяслав, - через его посредство мы достигнем с народом согласия. Пылкая речь князя бояр не вразумила.
- Что ж, княже, - с усмешкой молвил Зерновит, дерзко глядя в глаза Изяславу, - придется нам самим о себе думать. Прощай!
Зерновит без поклона повернулся к Изяславу спиной и зашагал к дверям из зала. За ним молча последовали остальные бояре. У трона остались лишь Коснячко, Чудив и Тука.
- Одумайся, княже, - вполголоса произнес Коснячко, - ведь без дружины ты, как голова без тела, как рука без пальцев. Одумайся!
- Еще вернетесь ко мне, - крикнул Изяслав во след боярам, - да только приму ли я вас обратно!
Зерновит вдруг остановился и обернулся. Замерли на месте и прочие бояре, глядя кто на него, кто на князя.
- Разве ты один князь на Руси? - громко и вызывающе бросил Зерновит, и гулкое эхо отозвалось ему в высоких закругленных сводах обширной палаты.
Если бы взгляд мог убивать…
Ели молча. Сосредоточенно жевали холодную гречневую кашу и хлеб, постукивая деревянными ложками о края глиняных мисок.
На поставце одиноко горел медный светильник, наполненный конопляным маслом, его пламени явно не хватало, чтобы осветить все углы обширной трапезной.
Во главе стола сидел Святослав. По левую руку от него разместились Олег, Давыд и Роман. По правую - грузно восседал воевода Веремуд. Он один не притрагивался к еде, глядя на проголодавшихся князя и княжичей.
На дворе стояла глубокая ночь, никто в Чернигове не ждал возвращения княжеской рати в такое время.
Святослав нарочно привел дружину домой в столь поздний час, чтобы не будоражить город женским плачем по погибшим воинам, не выставлять напоказ свое поредевшее и потрепанное воинство. Не приходилось еще черниговскому князю битым быть, впервые возвратился он в свой стольный град с опозоренными знаменами.
- Много воинов полегло? - участливо спросил Веремуд.
Он не участвовал в этом походе, замещая Святослава в городе.
- Много, - негромко ответил Святослав. - Почитай, четыре сотни дружинников. И каких дружинников!
С Веремудом можно было быть откровенным, он князю первый советник. Воевода сочувственно вздохнул: знал он, как ценит свою дружину Святослав.
Скрипнула дверь, в полумрак трапезной вступила Регелинда с кувшином холодного квасу в руках. Она была в цветастом сарафане, босая, с еле прибранными волосами. Заспанное лицо Регелинды не выражало ничего, кроме откровенного желания продолжить прерванный сон.
