Ознакомительная версия.
И снова хозяин озадаченно смотрел на огонь, уже не скрывая изумления в своих глазах, обдумывая его слова. Тэмуджин, внешне храня уверенную бесстрастность, теперь сам был удивлен тем, как сильно его слова поразили соплеменника. Он лег у стены на потнике, а хозяин все еще сидел у очага при слабом огне, продолжал раздумывать.
* * *
Тэмуджин проснулся, когда сумерки уже растворились в утреннем свете. В дымоход просматривалось бледное голубоватое небо. Хозяина в юрте не было.
«Проспал!! Упустил время…» – Раздосадованный, он вскочил на ноги, быстро вышел из юрты и тут же встал в изумлении. У коновязи стояли два молодых подседланных коня с притороченными дорожными сумами. На ближнем черном пятилетке были его седло, узда с недоуздком.
За юртой послышался шорох шагов. С невысокого бугорка, где над кучей камней торчал маленький кустик, спускался хозяин. Хоромго с луком, колчан и мадага висели у него на широком боевом ремне.
– Я помолился духам предков, испросил благословения в путь, – хозяин подошел к каурой лошади, подтянул подпругу. – Пусть ваша кобыла отдохнет в нашем табуне, а свежие кони будут надежнее.
– Бросаешь табун? – спросил Тэмуджин.
Он только сейчас начал понимать происходящее: этот парень поверил его вчерашним словам и решил идти с ним, чтобы помогать ему добиваться правильной жизни в степи. «Все бросил ради того, чтобы идти за мной», – пораженно подумал он, разом осознавая всю тяжесть ответственности того, что он сотворил: поманил человека, заставил в себя поверить, а сможет ли оправдать его веру?
– Скоро приедут братья, присмотрят за табуном, а меня ждет дорога, – убежденно сказал тот, взнуздывая лошадей. – Я слышал, что вы сохранили отцовское знамя и поэтому пойду с вами до конца… если примете, до смерти буду вашим нукером.
– Путь будет нелегок, – Тэмуджин все еще недоверчиво смотрел на него.
– Путь одолеет идущий, – улыбнулся тот. – Я долго думал этой ночью. И для меня теперь нет вернее той дороги, которую вы мне показали.
Тэмуджин глубоко вздохнул. Скрывая тревожное волнение, вскипавшее у него в груди, он подтянул на поясе ремень, прицепил к нему хоромго, колчан, поправил тяжелую мадагу. Повернувшись, он хотел взять поводья и привычным прыжком взбросить свое жилистое тело в седло, но хозяин, придерживая коня под узцы, правой рукой держал ему стремя. Тэмуджин степенно воссел на коня и, глядя далеко вперед, на край дальнего увала, разобрал поводья.
С места тронули рысью. Хозяин прикрикнул на увязавшихся было собак, указав им на все еще дремавших в стороне кобылиц, на скаку пристроился к Тэмуджину по правую руку. Некоторое время он ехал, приотстав от него на три шага. Тэмуджин молча указал плетью на место рядом с собой. Тот догнал его. Звякнуло стремя о стремя.
– Как тебя зовут? – спросил Тэмуджин.
– Боорчи, сын сулдусского харачу Нагу-Баяна.
– Ты мой первый нукер, – сказал Тэмуджин. – Будем с тобой друзьями.
Боорчи в ответ склонил голову.
Не сбавляя бега лошадей, они выехали на ближний холм и перевалили за склон. Боорчи не оглянулся на оставленное в низине свое стойбище.
На девятый день месяца уболжин[28] Мэнлиг получил весть от своего старого друга, одного из бывших десятников охранной сотни Есугея-нойона. Тот теперь жил в керуленской степи во владениях джелаиров – у сородичей своей жены. С молодым гонцом – тоже бывшим нукером Есугея и тоже проживавшим теперь в зятьях у джелаиров – друг сообщал ему о внезапном уходе пришельцев из монгольской степи.
Через десять дней тот же человек сообщил ему о том, что с низовьев Онона возвращаются борджигинские рода во главе с тайчиутами, прибавляя, что идут они озлобленные, захватывают земли у других родов, грабят скот и убивают людей. Еще он сообщал, что тысячи Есугея не вернулись вместе со всеми и остались в низовьях Онона.
После этого почти полмесяца из степи не было вестей, а на седьмой день новой луны к Мэнлигу прибыли гонцы от главного нойона рода джадаран. Они передавали ему слова нойона Хара Хадана: тот напоминал Мэнлигу о его обещании склонить на его сторону войско Есугея, которое он давал позапрошлой осенью, когда просился жить в его владениях и спрашивал, готов ли он исполнить обещанное.
Мэнлиг посоветовался с Кокэчу. Вдвоем они решили: лучше привести войско Есугея к джадаранам и тогда они будут рядом, под рукой, чем эти тысячи будут кочевать в дальних краях без присмотра.
Отправив гонцов с обещанием сделать все возможное, Мэнлиг заседлал своего лучшего коня, взял с собой двоих нукеров с заводными лошадьми и тронулся в путь. Ехали быстро и настороже, стороной объезжая большие долины с обильными травами, где наверняка теперь стояли курени развоевавшихся борджигинских родов. С верховья Керулена через горы перебрались в верховье Хурха, оттуда перешли на Барх, ниже Эга переправились через Онон и по северной стороне двинулись в низовья. Издали они видели большие курени с плотно составленными юртами, как на войне. Скота у всех было мало, не видно было, как раньше, в каждом урочище многосотенных стад коней и коров. Не видно было в степи и людей, разъезжавших вольно, без страха. Трижды их замечали какие-то разъезды по пятнадцать-двадцать всадников, пускались за ними в погоню, но они отстреливались и отрывались от них на своих отборных лошадях.
На двенадцатый день пути после полудня они были на Аге. По запаху дыма, шедшего по долине реки, они нашли между сопок один из передовых куреней, зашли к тысячнику, расспросили дорогу и к вечеру того же дня были в курене Сагана.
На этот раз тот встретил Мэнлига пышно и торжественно. Позвал шестерых своих сотников, оказавшихся в это время в курене и, усадив Мэнлига рядом с собой на хойморе, потчевал как близкого человека. Сам он держался важно, словно независимый нойон и, подвыпив, много рассуждал о жизни в степи.
– Времена изменились, – говорил он, искоса поглядывая на Мэнлига. – Порядок нарушился, а рода монголов теперь бьются между собой. А раз так, мы сами будем выбирать себе дорогу. Мы больше не будем слушать никаких нойонов. Ведь куда они нас зовут? Со своими воевать!.. Таргудай недавно позвал нас на войну с джадаранами, мы открыто отказались… Он ничего не сказал нам в ответ, значит, опасается трогать. И отныне мы будем жить своей головой. Хватит нами помыкать, мы не его нукеры!..
Сотники его одобрительно кивали головами, соглашаясь с ним.
«Почувствовали волю, пока смута, – думал Мэнлиг, незаметно приглядываясь к ним. Он мелкими глотками прихлебывал горячий суп. – Надо их отрезвить…»
– Как здесь травы? – спросил он. – Я видел, что повсюду вытоптано. Ведь куреней тут с начала лета не один десяток кочевало. Как зимовать будете?
– Ты видел то, что у реки, – беспечно махнул рукой Саган. – А по краям немало осталось нетронутого, нам хватит… А ты что, приехал нас бескормицей пугать? Я ведь знаю, что ты не просто так в такую даль приехал. Ну, говори, что у тебя есть, а мы послушаем.
– Потом поговорим, – сказал Мэнлиг, твердо посмотрев ему в глаза. – Дело у меня к тебе непростое.
– Ладно, потом так потом, – согласился тот. – Мы никуда не торопимся. Отдыхайте с дороги, пейте, ешьте…
Наутро, оставшись с хозяином наедине, Мэнлиг приступил к главному разговору. Склонившись к нему у очага, он тихим, доверительным голосом начал:
– Я приехал к тебе с плохой вестью, Саган-аха. Сын мой Кокэчу часто бывает в тайчиутском курене, у него там свои люди и через них он узнает, что там делается. Недавно он услышал, что нойоны и старейшины борджигинов собираются поделить ваш тумэн на мелкие части и развести по ближним улусам. Я вчера не хотел говорить при твоих людях, потому и промолчал, а сейчас нам с тобой надо решить, как теперь быть.
– Вон как они решили, – Саган, уже опохмелившийся, весь подобрался на месте и хищно прищуренными глазами уставился на него. – Это происки Таргудая, мне теперь все ясно. После того, как мы отказались ему помогать в войне со своими, он затаил на нас зло.
– Может быть и Таргудая, – соглашался Мэнлиг. – Но если совет старейшин это решит, то вам нельзя будет отказаться, ведь войско Есугея по закону принадлежит не вам, а борджигинским нойонам…
– Что нам теперь делать, уходить?
– Дальше по Шэлгэ идти вам опасно, там татары слишком близко, узнают, что это войско Есугея и тогда вам не сдобровать. – Помедлив, глядя на озадаченного Сагана, он сказал: – Я думаю, что лучше всего будет вам идти к джадаранам.
– И воевать против борджигинов? – тот недоуменно посмотрел на него. – Только что оторвались от одной смуты, а теперь туда же, только с другой стороны?
– Ты подумай хорошенько, – Мэнлиг положил руку ему на плечо. – Джадараны не имеют никаких прав на войско Есугея и вам с теми нойонами будет полегче, чем с тайчиутскими, это одно. А другое – то, что ты хорошо знаешь: борджигинские нойоны вместе с самим Таргудаем на самом деле люди все мелкие и трусливые. Когда они узнают, что вы перешли к джадаранам, а с ними теперь и джелаиры, и хонгираты, и олхонуты и другие, они побоятся завязывать со всеми войну.
Ознакомительная версия.
