Скифы. Великая Скифия - Александр Дмитриевич Майборода

Коман вскинулся:

– Как – «только повод»?!

Болгар спохватился:

– Разумеется – причина. Причин для войны со Словеном много, а похищение Поруссы – главная из них.

– А если Порусса всего лишь самовольно уехала домой? – задал вопрос Коман.

– Нет ее дома, – сказал Болгар.

– Откуда ты знаешь? – спросил Коман.

– Я уже посылал гонцов проверить это, – сказал Болгар.

Коман понурил голову:

– У Словена ее нет, дома тоже. Бесследно пропала… Жаль девку.

– Увидишь, она у Словена объявится, – уверенно проговорил Болгар и с напором продолжил: – А вообще – дело сделано. Теперь надо думать о том, как воевать.

– Это уж подумай сам. Я поеду домой, – проговорил Коман.

– Поедешь и через две недели вернешься с войском. Сбор на поле около моего города, – сказал Болгар. – Коман, я знаю, что ты не хочешь этой войны. Но война объявлена и назад хода нет.

Болгар на мгновение замолчал, затем бросил жесткий взгляд на Комана.

– Коман, и не вздумай задержаться хоть на один день. Хоть ты мне и брат, но за опоздание я убью тебя.

– Ты – меня убьешь? – с удивлением глянул на Болгара Коман, встретился с его взглядом и опустил глаза – у Болгара так яростно горел взор, что не было никаких сомнений в том, что он исполнит свое обещание.

Вернувшись домой, Коман приказал объявить, что собирает дружину для войны со Словеном. Он рассчитывал обойтись одной дружиной, потому не пошел за помощью к совету племени.

Коман предполагал набрать небольшое войско – его легче было прокормить, ведь князь обязан содержать дружину за свой счет и делиться с ней своей долей военной добычи, а серьезных боевых действий не намечалось.

Не прилагал Коман усердия для сбора войска, но неожиданно для него народа стало набираться довольно много.

Сначала Коман этому удивился, но потом понял: после нескольких лет засухи люди обнищали и теперь они надеялись поправить свои дела за счет военной добычи.

Повздыхал Коман, но никого не стал прогонять.

Как и было условлено, через две недели он привел свое войско на поле около столицы Болгара – Загорска.

На подъезде к городу его войско встретил сам Болгар.

Коман подъехал к нему. Болгар был весь покрыт пылью. Его лицо загорело до черноты.

Несмотря на усталость, он был доволен.

– Успел! И войско-то большое привел. Ну, брат, честно говоря, не ожидал от тебя такого. Думал, ты приведешь дружину – не больше, – говорил он, обнимая брата.

– Уж воевать так воевать, – проговорил Коман, освобождаясь от объятий брата.

– Ты все недоволен, – рассмеялся Болгар. – Так я прав оказался – неделю назад мне сообщили, что Порусса и в самом деле оказалась у Словена. Там теперь готовят ее свадьбу с Русом.

Коман почувствовал, как с его сердца словно камень свалился, но заодно появилась и злость.

– Она была у Словена, когда мы требовали ее возврата? – задал вопрос Коман.

– Была или не была – не знаю. Но передают, что она появилась на людях на другой день, как только мы уехали. Говорят, что якобы ее захватили разбойники-ахейцы, но ее освободил какой-то пастух и привез во дворец к Словену, – ядовито улыбаясь, сообщил Болгар. Он всем своим видом показывал, что не верит в эту историю.

– Сказки все это. Откуда тут могут взяться ахейцы? – проговорил Коман.

– Я тоже этой сказке не верю, но, чтобы проверить, отправил посла к Ахею, – сказал Болгар. – Тот сообщил, что его воины никогда не входили в земли Словена. Ему незачем ссориться со Словеном.

Разговаривая, они подъехали к городу, и Коман увидел, что под каменными стенами появился еще один город – из палаток, шатров и шалашей. Здесь жизнь била ключом – дымились костры, слышались многочисленные голоса, ржание лошадей, лай собак. Коман не удержался от восклицания:

– Однако какое большое войско собралось!

Болгар гордо подбоченился.

– Это только мое войско, Истера и Мешхеда. Пусть твои разбивают лагерь рядом, а завтра выдвигаемся на Градо.

– А союзники? Их нет? – спросил Коман.

– Почему же? – проговорил Болгар. – Ахей уже ведет свое войско вдоль берега моря. Он подойдет к Градо через два дня. Тогда же на кораблях подойдет и царь Паний. Ассириец здорово обрадовался, когда узнал, что начали войну со Словеном.

– Еще бы, у него давняя ненависть к Словену, – сказал Коман. – Но что они потребуют за свою помощь?

– Паний хочет только, чтобы мы признали его независимость и освободили от дани. Это несложно. Все равно Ассирия далеко и требуется много усилий, чтобы собирать с нее дань. Ахей хочет того же. Ну и пусть – греки слишком бедны, чтобы что-то брать с них, – сказал Болгар.

– Как бы остальные по их примеру не отказались платить дань, – осторожно заметил Коман.

– С остальными будет другой разговор, – проговорил Болгар. – Когда я стану царем, я с ними разберусь, особенно с теми, кто будет помогать Словену.

Жрица богини Макоши оказалась неутомимой, и Тан за ночь не сомкнул глаз. Но как только первые солнечные лучи окрасили золотом вершины гор, жрица поцеловала Тана и, сказав, что ей надо отлучиться, исчезла в глубине помещений.

Тан подождал и вскоре не заметил, как задремал. Очнулся он, почувствовав едва ощутимое движение в комнате, и сразу сел.

– Кто тут? – спросил он, вглядываясь в тень в углу комнаты. Из тени вышла служанка Вольги.

– Это я.

– Ах, это ты, – проговорил Тан и потянулся за одеждой. Одеваясь, он поинтересовался: – Ты что тут делаешь?

– Твой завтрак на столе, – сказала девушка. – Когда ты поешь, я отведу тебя домой.

Тан подошел к столу. К кувшину вина и блюду с фруктами добавилось деревянное блюдо с жареной птицей.

Тан налил в стакан вина, сделал глоток и стал отламывать ножку у птицы. Птица была горячая – ее приготовили недавно.

– А где она? – спросил Тан.

– Кто – она? – спросила девушка.

– Та, с которой я провел ночь, – сказал Тан.

– Я никого не видела, – сказала девушка.

– Ну, была же тут женщина, – проговорил Тан, чувствуя смущение и недоумение. – Ведь не могло же мне все это присниться?

– Старая или молодая была женщина?

– Наверно, молодая… – неуверенно проговорил Тан.

– Если ты не знаешь, с кем ты провел ночь, то как я могу это знать? – спросила девушка.

Тан бросил внимательный взгляд на ее лицо. Оно было серьезно, но в уголках губ блуждала едва заметная