чашу, и Мойска провел острым ножом по горлу, из перерезанной артерии в чашу фонтаном хлынула алая кровь.
Как только показались первые капли крови, музыканты заиграли еще громче. Музыка должна была привлечь внимание богов к жертвоприношению, заодно и заглушить предсмертные хрипы животного.
Бык дернулся, но его крепко держали, затем его колени подкосились и он упал.
Мойска взял чашу и подошел к разгоревшемуся костру, от которого уже полыхало нестерпимым жаром.
Музыка притихла – внимание богов привлечено громким звуком, теперь надо было дать им насладиться пищей.
Мойска, не обращая внимания на жар, медленно вылил кровь в огонь. Костер пыхнул в потемневшее небо сладкую струю дыма.
Когда в огонь упала последняя капля крови, Мойска, не глядя, протянул в сторону чашу. Чашу у него приняли.
Мойска многозначительно взглянул на князей. Кивнул, и они встали на уходящую к богам тропу. За их спинами встали дружинники и старшины. Таким образом боги должны были их лучше видеть.
Мойска сел и закрыл глаза. Сели и остальные. Наступила тишина. Все прислушивались – боги предпочитали иметь дело с волхвом, но никто не мог запретить им сообщить откровения и любому другому человеку. Все же они боги.
Люди сидели долго. От долгого вслушивания в тишину им слышалось разное: это и крики ночных птиц, и фырканье и ржание коней у подножия холма, и лай собак в затянутых вечерней дымкой селениях, и даже шум далекого моря.
Тишина полна звуков, и понятных, и таинственных, только как выделить из них голоса богов?
К тому же голову заполняли мысли.
Князь Словен думал над тем, куда пропала Порусса и почему именно ее пропажа была избрана Болгаром поводом для войны. Эти размышления мешали ему прислушиваться к тишине, и тогда он попытался прогнать из головы эту мысль. Но ненужная мысль, как всегда, заполняла мозг. И чтобы отвлечься от нее, Словен стал сочинять план ведения войны. Ведь, что бы ни сказали боги, ясно было, что войны не избежать, потому что ее хотели все – и Болгар, и его братья, и их племена, и даже народ, вождем которого был сам Словен.
Словен оценил силы, которыми располагал он и его противники. К его удовлетворению, расклад выходил благоприятный, с учетом городского ополчения у Словена сил было больше. Он не побоялся бы воевать с Болгаром и меньшими силами. Но когда у тебя сил больше, чувствуешь себя как-то увереннее. Поэтому победа явно должна была остаться за ним.
Несколько обескураживала позиция Болгара. Словен знал Болгара – воин тот был не только храбрый, но и рассудительный, а потому не мог не рассчитать соотношения сил. Но если он, видя, что соотношение сил не в его пользу, все же начинает войну, то, значит, у него задуман какой-то хитроумный план.
«Коварство в крови у Болгара! – подумал Словен и задал себе вопрос: – Но что тогда задумал Болгар? На что он рассчитывает, вступая в войну с заведомо меньшими силами?»
На этот вопрос у Словена пока ответа не было, и это его беспокоило.
От мыслей Словена оторвал Мойска. Мойска поднял руки. Затем встал и обернулся к князьям и старшинам.
– Хвала богам! – громко проговорил Мойска. – Я слышал голоса богов. Боги обещают нам победу в войне.
Это было главное, что хотели услышать от волхва.
Боги Словену ничего не сказали, даже полслова, и он подумал, что все-таки боги и в самом деле предпочитают иметь дело с волхвами.
Пока совершалось гадание, слуги разделали быка и его туша успела прожариться над костром.
Теперь наступило время для пира.
Пир под священным дубом продолжался до утра, и Словен вернулся во дворец уставший.
Слуги смыли с него пот и грязь теплой водой, и Словен собрался вздремнуть. Он укладывался на ложе в любимой беседке, обвитой виноградом, где было всегда прохладно, и думал, что, пока Болгар и его братья не выступили, надо будет провести военный совет и определиться с планом ведения войны. Военный совет лучше назначить на утро, пока будет прохладно и пока головы людей будут работать лучше.
К тому же сегодня воеводы будут заняты сбором городского ополчения.
Мысли текли вяло, и Словен почти заснул, как послышался голос Руса:
– Брат, просыпайся!
Голос звучал тревожно, и потому в груди Словена екнуло сердце. Он быстро сел.
– Что случилось?!
Перед ним стояли Рус и Сыроядец. За их спинами – две девушки и очень крепкий молодой человек.
Одну из девушек Словен сразу признал – это была Порусса. Словен встал.
– Так – вот и пропажа нашлась! – проговорил он, и его глаза пыхнули недоумением. Он повернулся к Русу. – Рус, неужели ты и в самом деле похитил девушку?!
Рус мотнул головой.
– Что ты! Что ты! Она сама сбежала от отца!
– Сбежала?! – Теперь Словен бросил изумленный взгляд на девушку.
Порусса покраснела и попыталась спрятаться за спину Руса.
– Ну ты выходи, чего уж там прятаться, если нашлась! Сумела напроказничать, сумей теперь и ответ держать, – с усмешкой проговорил Словен. – Ты хоть знаешь, что из-за тебя война начинается?
Рус заступился за девушку:
– Она не виновата. Ее захватили разбойники-ахейцы. Хорошо хоть, Данав оказался при ней, он вступил в сражение с разбойниками, а потом и князь Сыроядец спас их и привез к нам во дворец.
На диковатом лице Сыроядца появился оскал, который, по всей видимости, должен был изобразить улыбку.
– Я ехал по тракту, смотрю – этот богатырь, – он кивнул в сторону Данава, – один дерется сразу с десятком. Чуть в стороне девки трясутся от страха. Думаю – надо выручать. Надеялся, что будет славная драчка. Но разбойники как заметили меня, так сразу и разбежались. А когда рассмотрел девок, смотрю – а это Порусса, из-за которой на пиру все перессорились. Вот и привез их сюда.
Словен бросил строгий взгляд на Данава:
– Кто же ты будешь, добрый молодец?
Данав сделал шаг вперед.
– Деревенские кличут меня Данавом.
– Слышал уже это имя, – сказал Словен.
Данав кивнул на Денепру.
– А это Денепра, моя невеста. Она служанка у княжны Поруссы.
– Ага, – проговорил Словен, – и как же вы сошлись вместе с княжной?
– Я пас на горном пастбище деревенское стадо. А позавчера на пастбище пришла княжна.
Словен строго взглянул на молодого человека.
– Ты знал, что княжна сбежала от отца и ее ищут?
– Знал! – смело проговорил Данав.
– А почему же не отвел ее к отцу? – спросил Словен.
– Она просила меня привести к князю Русу. Я не хотел ее вести, но она
