— Вы его знаете? — спросил Матахатиро.
— Что-то припоминаю. Погоди, сейчас проверим.
Мамия хлопнул в ладоши. В коридоре послышались шаги, и в комнату заглянул тот самый самурай средних лет, который встретил Матахатиро при входе в дом. Мамия подошел к фусума и, присев на корточки, начал с ним о чем-то шептаться. Как только самурай ушел, старейшина вновь обратился к Матахатиро:
— Так и есть. У Отоми был родственник по имени Гонсиро. В наказание за какой-то проступок его лишили звания самурая, и эта ветвь рода оказалась прерванной. Сидзума — третий сын Гонсиро. По слухам, в Эдо он изучал приемы школы Тогун-рю, стал неплохим фехтовальщиком, а затем скитался по разным провинциям. Еще мне доводилось слышать, что у него какая-то необычная манера боя.
— Это правда. Я имел возможность в этом убедиться.
— Так что, ты с ним не только встретиться, но и подраться успел?
— Да нет, всего-то один раз мечи скрестили.
— Ну и как он тебе показался? Я помню, ты у нас был лучшим в отряде конного эскорта. Если вам с ним сойтись, кто кого одолеет?
Матахатиро промолчал, поскольку ответить на этот вопрос было непросто. Мамия несколько мгновений глядел на него, но, так и не дождавшись ответа, скрестил руки на груди и задумчиво произнес:
— Хм, интересно, с чего это он вдруг понадобился Отоми… Не иначе в охрану к себе позвал.
— Может быть, в охрану. А может быть, и для того, чтобы на вашу милость натравить. Зная его пристрастие к ночным убийствам, такую цель предположить нетрудно.
— Ты думаешь, Отоми хочет меня убить? — с завидным хладнокровием спросил Мамия. — Ну, что же, если он готов на это пойти, мне следует его опередить. Конечно, — размышлял он вслух, — чтобы окончательно припереть его к стенке и заставить сделать сэппуку, потребуется немало времени. Может быть, проще…
Старейшина внезапно посмотрел на Матахатиро. На его лице заиграла лукавая улыбка.
— А что, Аоэ, не хочешь ли послужить на благо родного клана, а? Ведь это самый верный способ. И хлопот немного, и дело закончим, — не меняя позы, вполголоса произнес Мамия.
— Вы приказываете мне убить господина управляющего?
— Это не приказ. Просто я с тобой советуюсь.
— И при этом я буду по-прежнему считаться дезертиром? — Матахатиро с подозрением посмотрел на Мамию. Два года, которые он провел, добывая себе пропитание работой телохранителя, увидев и познав самые низменные стороны человеческой натуры, приучили его к осторожности.
«Это не шутки», — подумал он. Мамия понимает, что устранение Отоми с помощью одних только доказательств его преступления — долгий и трудный путь. Отоми опытный интриган, и его влияние в клане поистине огромно. Много сил потребуется, чтобы разрушить это влияние, лишить его должности и приговорить к сэппуку. Зато, если убрать Отоми, все оставшиеся вопросы можно будет решить быстро и безо всякого труда.
Однако тайное убийство первого из всех самурайских старшин клана, вне зависимости от имеющихся причин, неизбежно ударило бы по самому Мамии. Градом посыпались бы упреки и обвинения как от своих же самураев, так и из других кланов.
Но если бы это убийство совершил дезертир Матахатиро Аоэ, дело приняло бы совершенно иной оборот. В этом случае Мамии не составит труда выйти сухим из воды, отрицая, что преступление было совершено по его наущению. Это не шутки! Матахатиро не позволит сделать из себя телохранителя Мамии, да к тому же задаром.
— Ваша милость, — сказал он, — прежде чем отдавать такой приказ, я прошу вас вернуть мне сто коку дохода и мое место в отряде конного эскорта. После этого распоряжайтесь мною, как вам будет угодно.
— Пока я только выясняю, готов ли ты стать на нашу сторону. Разумеется, со временем мы все обсудим, включая прибавку к твоему прежнему жалованию. — Мамия хитро взглянул на Матахатиро, но тот смотрел на него, не говоря ни слова. Лукавый огонек в глазах Мамии погас, он разнял скрещенные на груди руки и положил их на колени. — Ладно. Считай, что никакого разговора не было. За службу не беспокойся, я похлопочу, чтобы тебя как можно скорее восстановили в звании.
— Покорнейше благодарю.
— А пока постарайся лишний раз не выходить из дому. Неизвестно, что задумал этот ронин, да и люди из лагеря Отоми тоже не дремлют. Не забывай, что ты наш самый важный свидетель. Береги себя.
5
В начале второй луны Матахатиро получил приказ о выходе на службу.
Со времени его встречи со старейшиной Мамией, которая состоялась незадолго до нового года, Матахатиро затворником сидел у себя дома. Люди Отоми его не беспокоили, и ни о каких убийствах в клане тоже было не слышно. На первый взгляд казалось, что жизнь течет своим чередом, и ничего особенного в ней не случается, однако невидимая война за власть продолжалась.
Одним из подтверждений тому стал указ о восстановлении Матахатиро в отряде конного эскорта, который он уже отчаялся когда-нибудь получить. Этот приказ означал, что Отоми шаг за шагом сдает свои позиции, а старейшина Мамия, напротив, обретает все большее влияние. Похоже, что старейшина решил все же отказаться от тайных козней и интриг, и начал играть по правилам, открыто атакуя своего противника.
В этот вечер в доме Аоэ праздновали получение высочайшего указа. Юки сварила красный рис,[99] а Матахатиро впервые за долгое время позволил себе выпить сакэ и с непривычки захмелел.
То ли остатки хмеля придали ему смелости, то ли падающий за окнами снег нашептал ему имя невесты,[100] но в один прекрасный момент Матахатиро решился зайти в комнату к Юки. Он вышел из своей комнатенки размером в три татами, приютившейся сбоку от входа в дом, и направился в гостиную. Через щель в фусума было видно, что в комнате еще горит фонарик.
— Можно войти? — спросил Матахатиро.
— Да, — коротко ответила Юки. Ее голос прозвучал робко и застенчиво. Раздвинув перегородку, Матахатиро увидел, что Юки, вскочив с пола, спешно набрасывает на ночной халат расшитую цветами накидку. Ее постель уже была приготовлена.
— А, ничего, — смутился Матахатиро, — я зайду позже.
Он уже собрался было задвинуть за собой фусума, как вдруг Юки, подняв взгляд, сдавленно промолвила:
— Не уходите.
Матахатиро задвинул перегородку, прошел в комнату и сел на пол. Они молча сидели друг против друга. Опустив голову, Юки смотрела на татами.
— Я… хотел поговорить о твоем отце, — нарушил молчание Матахатиро, с трудом выговаривая каждое слово. — Мне казалось, что после того случая между нами больше ничего нет. Я ждал, что ты будешь мстить, и твердо решил непременно принять смерть от твоей руки… Но ты так и не появилась. Более того, стала жить в моем доме. Признаться честно, я просто возликовал, когда увидел тебя здесь. Простой человек не властен над своим сердцем. Но я понимаю, что на этом ничего не закончилось. Я понимаю…
Юки молча кивнула и снова уставилась глазами в пол.
— Есть правила самурайских домов, — продолжал Матахатиро. — И по этим правилам мы не можем стать мужем и женой.
— Вы хотите, чтобы я ушла? — Юки подняла голову и посмотрела на Матахатиро. Ее лицо, покрытое легким ночным макияжем, казалось бледным. С растерянным видом она добавила: — Только, сударь, мне теперь некуда идти. Бабушка позвала меня жить с ней, и для этого мне пришлось бросить свой дом.
Матахатиро не знал, что ответить. Юки рано потеряла мать, и потому жила вдвоем с отцом. Пять лет назад, когда Матахатиро и Юки обручились, ее отец, Кидзаэмон Хиранума, не позаботился о том, как лучше оформить наследство. Он любил повторять, что для него и зять, и приемный сын[101] суть одно и то же.
Так до самой смерти он и не уладил это дело. Поэтому, когда Юки, отклонив несколько предложений о браке, перешла жить в дом Аоэ, она фактически отказалась от притязаний на свой отчий дом. И хотя дом этот формально еще принадлежал ее семье, вернуться туда она уже не могла. Обо всем этом Юки и рассказала Матахатиро.
Внезапно ее лицо покраснело, а в глазах, в упор глядевших на Матахатиро, заблестели слезы.
— Вы знаете, сударь, что мне уже двадцать лет. Пока я ждала вас… Двадцать!
У Юки были ясные глаза и точеный нос. И только одна деталь не гармонировала с обликом самурайской дочери — слишком чувственный рот с выдающейся вперед нижней губой. Ее подбородок задрожал, и она в отчаянии закрыла лицо руками.
Матахатиро почувствовал, что все его представления о том, как должен вести себя настоящий мужчина, разбились вдребезги. Он протянул руку и сказал:
— Ну, не надо. Иди ко мне.
Юки пересела поближе к Матахатиро и с неожиданной страстью бросилась к нему в объятия. Матахатиро обнял ее и погладил по спине. Уткнувшись лицом в грудь Матахатиро, Юки прошептала:
