С крайней башни зло рявкнула пушечка и еще двое упали, выпустив веревки из рук. Вновь выстрелил Меней, со стен посыпались стрелы, втыкаясь в ивовые щиты, жаля татар в спины. Но они продолжали раскачивать бревно с еще большим усердием и удары становились все чаще и сильнее. Ворота сперва лишь слабо поскрипывали, но вот Басманов услышал треск сломанной доски и радостные вопли нападающих. Он перевел взгляд на татарские сотни и мурашки поползли по спине — к башне приближалось несколько повозок с ярко пылающим хворостом и нещадно дымящей соломой. Дым слабым ветром тянуло к воротам, укрывая раскачивающих бревно татар. Повозки подкатывались все ближе к башне и вскоре ткнулись в нижние венды, дым пополз кверху, закрывая видимость стрелкам.
— Воды! Воду сюда! — закричал Басманов.
— Да есть вода! Не ори, боярин, — злобно крикнул кто-то из стоявших рядом с ним мужиков. — Посторонился бы лучше, а то, неровен час, заденем случаем, — и поток воды хлынул сверху на пылающую повозку.
Басманов, чуть было не схвативший обидчика за одежду, неожиданно смешался, поняв свою ненужность здесь, и поспешил вниз по ступеням. Здесь его чуть не столкнули лезшие с ведрами, ушатами, бадьями бородатые мужики, громко кричавшие: "Поберегись! Зашибем!" — Иные вворачивали слова и покрепче, не обращая внимания на Алексея Даниловича. Наконец, он спрыгнул на землю и, оглянувшись, увидел как кто-то уже размашисто орудовал топором, другой, стоявший рядом, ожесточенно работал копьем и понял — татары полезли на стены. Но там, наверху, мужики и стрельцы должны справиться и без него. Главное сейчас — ворота. И он почти бегом заспешил туда, выхватив из ножен саблю, утирая струившийся из-под войлочной поддевки под шлемом липкий пот.
Левая створка ворот висела, покачиваясь, на одной петле и в образовавшийся проем заглядывали татары, прикрытые лохматыми шапками до самых глаз. Кое-где поблескивали шлемы, но лица невозможно было рассмотреть за клубами едкого дыма горевшего на телегах хвороста. Судя по всему, и татарам он причинял немалое беспокойство, они сипло кашляли, терли глаза рукавами халатов и, прижимаясь к стене, потихоньку продвигались внутрь городка, выставив перед собой кто кривые тонкие сабли, кто короткие копья, прикрываясь круглыми щитами. Несколько человек повисли, ухватившись за покосившуюся створку ворот, пытаясь сорвать и сбросить на землю.
Их было еще слишком мало для решительного броска и, кинься сейчас русские ратники с топорами и саблями, и побежали бы татары вон. Рязанцы же, не слыша решительной команды, стояли полукругом на площади, поглядывая друг на друга, подбадривая и подсмеиваясь, словно и не ощущали близости смерти.
Басманов понял, что настал решительный миг и от него зависит судьба города. Он увидел стоявшего с факелом в руках Фрола Черенка, не сводившего настороженного взгляда с ордынцев, окликнул его. Тот ответил кивком головы, показывая, что у него все готово и он ждет лишь момента для поджога пороховых бочек. Тогда Басманов шагнул к стоящим с оружием в руках рязанцам и стрельцам и крикнул, перекрывая шум боя:
— А ну, айда в сторону! Отскочь! — и указал поднятой саблей на стоявшие сзади них пушки. Люди прижались к стене, освободив пушкарям пространство перед воротами. Осмелевшие татары, получившие подмогу в числе конников, втиснувшимися в узкий проход, ощетинились копьями и саблями, двинулись на рязанцев, щеря в страшном оскале зубы, дико вереща и воя на свой лад. Басманов прикинул, что татар собралось в арке ворот едва ли не с полсотни и крикнул Флору:
— Давай! Поджигай! — и бросился за угол башни. Пушкари поднесли фитили к запалу, и один за другим грохнули два выстрела. И тут же мощный взрыв потряс стены башен. Из арки вырвалось пламя, опалив жарким языком находившихся близко людей, и унеслось, словно втянутое невидимой рукой обратно, упав на полосатые татарские халаты и лохматые шапки. Послышался дикий визг и на площадь выбросило несколько обгоревших, искореженных тел. Черные, обугленные, они еще извивались, шевелились, даже пытались ползти, но медленно замирали, успокаиваясь, и оставались лежать головешками перед остолбеневшими рязанцами.
Басманов осторожно глянул в проем ворот и хоть ожидал увидеть нечто подобное, но груда поверженных тел, разорванных пополам, с оторванными головами, потрясла его. Теперь уже не было обеих створок ворот. Их унесло куда-то, а на одном шарнирном крючке висело, покачиваясь, разодранное конское седло. Несколько лошадей бились на земле. Запах жареного мяса ударил ему в нос, вызывая тошноту. С трудом преодолевая ее, Басманов закричал:
— Давай, тащи сюда телеги! Заваливай их камнями, бревнами, пока татары не очухались, в ворота по новой не полезли!
Стрельцы и мужики кинулись исполнять, а Басманов увидел бежавшего к ним воеводу Пронского.
— Татары на угловую башню, что к реке выходит, залезли. Стрельцов там всего ничего оставлено было, не ждали оттуда, они и опрокинули наших, — торопливо говорил воевода.
— Мать вашу так! — выругался, не сдерживаясь Басманов. — А ты куда смотрел? Пока я тут у ворот управляюсь, мог бы и людей на подмогу послать. Много их на башне?
— Да человек двадцать…
— А наших?
— Тоже около того…
— И неужели не выдюжат? Не скинут их?
— Раненых много, а татары все лезут и лезут. Надо бы с десяток человек послать туда.
— Эй, мужики, кто с топорами, с саблями, айда на угловую башню! Горячее дело там заварилось, — и твердо зная, что за ним пойдут, не оглядываясь, побежал к башне, где шел бой.
Еще издали он увидел, что воевода не зря паниковал. Крымцы теснили рязанцев, ловко орудуя саблями против вооруженных топорами мужиков. Защитники тяжело отмахивались от тонких клинков татар, постепенно отступая вдоль помоста, а тем временем с наружной стороны, через стену перебирались новые и новые воины, азартно поблескивая глазами с ходу бросались в бой.
Басманов подождал бегущих за ним стрельцов и спросил:
— У кого луки при себе? — луки были у четверых. — Становитесь напротив настила и снимайте их стрелами. А остальные — за мной, с другой стороны зайдем. А ты, — обратился к высокому угловатому мужику с рогатиной в руках, — давай первым. Твоего оружия они точно испугаются. Только всех не вали, нам оставь малость.
— Это мы сейчас, — засопел мужик и поспешил к приставной лестнице, взбираясь на помост со своим грозным оружием в руках.
Четверо человек выхватили луки и послали первые стрелы. Татары, не ожидавшие подобного поворота, заметались на помосте, кинулись в противоположную сторону, но там их встретил детина с рогатиной наперевес, пригвоздив ей накрепко попавшегося воина к крепостной стене. Мужики, что первыми встретили татар на башне, значительно отступили, и теперь, получив поддержку, кинулись на них, со свистом опуская топоры на мохнатые бараньи шапки. Татары падали на помост, обливаясь кровью, а к тем, кто спрыгнул на землю, уже спешил Басманов, наконец-то получивший возможность дать волю истосковавшимся по хмельной работе рукам.
— На! На! На! — сыпал он удары. Вот татарин упал с рассеченной головой, и Алексей Данилович, увлекшись боем, не углядел кинувшегося на него сбоку невысокого крымца и не успел заслониться. Удар сабли пришелся в предплечье, звякнула броня, онемела рука. Но он тут же развернувшись вогнал острие сабли в живот оскалившегося татарина и, крутанув рукоять, рванул ее на себя. Повинуясь движению сабли и еще не веря, что его настигла смерть, татарин сделал два шага вперед, попытался поднять руку, качнулся и, цепляясь носками сапог за корни вывернутой травы, медленно повалился вперед, не сводя стекленеющего взгляда с Басманова.
— Готов, — прошептал Алексей Данилович и повел онемевшим плечом. Оно побаливало, но левая рука действовала. — Слава тебе. Господи, — перекрестился он, переложив саблю в занемевшую руку, — еще повоюем.
Он оглянулся по сторонам и убедился, что стрельцы и мужики славно поработали, сбросив со стен крымцев. К нему подтащили татарина, сломавшего ногу, когда он неудачно спрыгнул вниз со стены.
— Куда его девать? — обратился стрелец, крепко державший пленного за ворот халата.
— А куда хошь, — махнул рукой Басманов, — хоть тут прирежь басурманина.
— Не-е-е… Пущай поживет калечным. Сведу его покамест в воеводский подвал. А потом может и продам ихним же.
До Басманова донеслись гулкие выстрелы со стороны ворот, и он еще раз глянув на защитников угловой башни, стаскивавших вниз убитых татар и наспех перевязывающих холстиной собственные раны, кивнул мужикам, подошедшим к нему:
— Ладно, теперь и сами справятся. Пошли к воротам.
Бой длился до позднего вечера, то затихая на короткое время, давая возможность защитникам поменяться, прижечь раны, зарядить пищали и пушки, загасить начинавшие тлеть башни и бревна стен, вновь стойко встречать лезущих на штурм, правда, уже без прежнего азарта, крымцев.
