самых уязвимых местах. И когда придут союзники, немцы будут сильно озадачены. – Он слегка отодвинулся от нее, его глаза блестели, и Ева поняла, что он с нетерпением ждет грядущей битвы.
– Я прошу тебя, – прошептала она, – пожалуйста, останься со мной в Швейцарии. Реми, а вдруг ты погибнешь?
Он отвернулся:
– Если я погибну за Францию, то моя жизнь будет прожита не зря. Я участвую в спасении своей страны – и это мой долг. А жалею я лишь о том, что мне придется принести в жертву наше с тобой будущее.
Рыдание вырвалось из груди Евы, но она смогла заглушить его в тот самый момент, когда к ним подошел человек в форме французского жандарма.
– Документы, – пролаял он. Ева одарила его нежной, как она надеялась, улыбкой, а затем протянула поддельные документы на себя и детей, достав их из сумочки, куда всего несколько минут назад положила, вытащив из своего рукава. Реми также отдал ему свои документы. Полицейский принялся листать их бумаги с хмурым видом.
– С ними все должно быть в порядке, – сказал Реми после мучительной минуты ожидания, за которую полицейский не проронил ни слова. Ева чувствовала, как дрожала и прижималась к ней Жаклин.
– Да, наверное, – сказал человек в форме, а затем поднял взгляд и пристально посмотрел на Реми. Он даже не предпринял попытки вернуть им документы. – Видите ли, этот маршрут очень популярен у контрабандистов.
– Контрабандистов? – в недоумении рассмеялся Реми, и его наигранное удивление выглядело весьма убедительно. – Месье, мы едем вместе с детьми. Вы подозреваете их в контрабанде? Чего? Денег? Оружия?
Ева с трудом сдержала удивленный вздох. Неужели Реми не понимал, что он провоцирует жандарма?
Полицейский перевел взгляд с Реми на детей, а затем – на Еву.
– Полагаю, вам известно, что здесь незаконно перевозят людей. Как я могу убедиться, что эти дети ваши?
– Да как вы вообще можете такое говорить! – Ева изобразила искреннее возмущение. – Я сама их всех родила! А сейчас мы едем к моей матери, которая живет в Анси. Через два дня мы собираемся вернуться обратно.
Он пристально посмотрел на нее, а затем с усмешкой обратился к старшему из мальчиков.
– Ты ведь Жорж, так? Кто твои родители? Как их зовут?
Лицо мальчика покраснело, он в изумлении уставился на жандарма. Ева уже собиралась вмешаться и быстро выпалить их имена, но четырехлетняя Жаклин опередила ее:
– Мою маму зовут Люси Бессон, а папу – Андре Бессон, – сказала она спокойным голосом, вытаращив на полицейского глаза. – А вы кто такой? Родители сказали, что немецкие солдаты не страшные, что они наши друзья, но вы ведь не немец.
Мужчина с удивлением посмотрел на нее, а потом обратился к Реми:
– Вы сказали своей дочери, что ей стоит доверять немцам?
Реми пожал плечами, а Ева с трудом сдержала вздох облегчения. Жандарм назвал Жаклин их дочерью, значит, он им поверил.
– Что ж, – продолжил жандарм. – Теперь я вижу, что вы не контрабандисты. Вы просто идиоты.
Он вернул им документы и ушел прочь, качая головой. Реми и Ева подождали, пока он свернул за угол и скрылся из виду, а потом одновременно склонились к малышке.
– Как ты поняла, что нужно сказать? – спросила Ева. – Ты спасла нас!
Девочка улыбнулась.
– Старшие братья научили меня, что, когда врешь, надо посильнее выпучивать глаза, и тогда тебе все поверят. – Затем улыбка исчезла с ее лица, она опустила голову и шепотом добавила: – Их забрали вместе с мамой и папой.
Ева обняла девочку, словно пыталась забрать у нее те ужас и боль, которые та испытала. Но Ева опоздала: боль утраты навсегда отпечаталась в душе этой девочки, как татуировка, – со временем она может потускнеть, но никогда не сотрется.
Незадолго до наступления полуночи к станции подошел поезд на Анси. Опустив головы, Реми и Ева поместили свою «семью» в вагон. Последние несколько часов они наблюдали за спящими детьми и шепотом делились событиями, которые произошли с ними за время их разлуки. Еве хотелось насладиться каждым мгновением, проведенным с Реми, но, когда дети заняли свои места и поезд поехал по темной сельской местности, усталость взяла свое. Ева не спала уже две ночи, но сейчас рядом с Реми она почувствовала себя в полной безопасности – такого чудесного ощущения ей давно уже не доводилось испытывать.
– Отдохни, – прошептал он ей, стараясь не разбудить дремавших детей. – Я пригляжу за вами и разбужу тебя, если начнут проверять документы.
Ева с трудом подавила зевок:
– Ты тоже, наверное, устал.
Он нежно дотронулся до ее щеки:
– Ева, мне будет приятно смотреть, как ты спишь.
Несколько часов она дремала на его плече, а после того как немецкий солдат со скучающим видом быстро просмотрел их документы, Ева настояла на том, чтобы и Реми тоже поспал. Он положил ей голову на плечо; поглаживая его по волосам, она удивлялась тому чуду, которое свело их вместе. Но как скоро им придется расстаться?
В начале седьмого утра Ева разбудила Реми, а потом они вместе стали поднимать детей. В шесть тридцать поезд остановился перед маленьким вокзалом в Анси. Они быстро вышли и по узкой дорожке, убегающей от станции прочь, поспешили к стоявшей неподалеку протестантской церкви – приземистому кирпичному зданию с большим крестом над входом. Скамьи внутри были сделаны из темного гладкого дерева, а над алтарем сиял простой металлический крест.
– Подожди здесь с детьми, – шепнул Еве Реми. – Если кто-нибудь войдет, притворись, что молишься. Здешнего пастора зовут Шапаль. Он подтвердит твои слова.
– А ты куда?
– Повидаться с пастором.
Ева удивленно посмотрела на него:
– С пастором?
– Здесь, в Анси, протестанты и католики работают вместе, помогают людям вроде нас выбраться из страны. Пастор подскажет, враг нам или друг водитель автобуса, который сегодня утром отправится в Коллонж-су-Салев. Если он не один из нас, нам придется переночевать здесь. Если же он друг, приготовься к дальнейшей поездке.
– Ты уже не раз это делал? – Реми открылся перед ней с совершенно другой стороны.
Он кивнул:
– Никогда еще я не сопровождал человека, за которого так сильно переживаю. Все должно пройти замечательно. – Он ушел, прежде чем Ева успела ответить.
Дети молча сидели рядом с ней, два старших мальчика внимательно смотрели на крест. Жорж на коленке отбивал рукой быстрый ритм, а Жаклин накручивала на палец прядь волос. Ева чувствовала исходившую от них тревогу.
– Все будет хорошо, – тихо сказала она, наклоняясь к детям. – Он скоро вернется. Он знает, что делать.
– Почему вы так думаете? – спросил Морис – второй по старшинству из мальчиков.
– Просто знаю, и все. Он делал это уже много раз. Я готова доверить ему свою жизнь.
– Он правда ваш муж? – спросила Жаклин.
У Евы вдруг перехватило дыхание так, что на мгновение она лишилась дара речи.
– Нет. Не муж, но мы должны притворяться.
– Только он не притворяется, – заметил Жорж. – Он вас любит. Это точно.
Ева посмотрела на него с удивлением:
– Мы просто давно знакомы.
– Нет, дело не только в этом. Он потихоньку смотрит на
