Они долго стояли так, обнявшись изо всех сил и неподвижно застыв среди мелькающих вблизи от них под лунным светом серых теней.
Наконец, Тэмуджин, изможденный, будто после долгой изнурительной работы, мягко освободился от ее объятий, с просветленным взглядом оглянулся вокруг.
Боорчи и Джэлмэ стояли в пяти шагах, держали коней. Они поклонились Бортэ, прижав руки к груди. Хасара и Бэлгутэя не было видно.
Неподалеку в беспорядке темнели меркитские возы, растянувшись между холмами, запряженные в них быки тяжело дышали. Вокруг них, съежившись, беспомощно оглядываясь, стояли какие-то женщины, старики, неумолчным плачем исходили дети. Сопротивление меркитов было сломлено, тут и там кучками и поодиночке валялось множество мертвецов, вопили во тьме редкие раненые. Воины Тэмуджина, рассыпавшись, рысью носились по окрестностям, ловили бежавших, пытавшихся скрыться в оврагах и камнях, под кнутами пригоняли их к возам.
– Где братья? – спросил Тэмуджин.
– Бэлгутэй ищет свою мать, и Хасар с ним, – сказал Боорчи.
– Матери Сочигэл здесь нет, – вдруг сказала Бортэ.
– Где же она? – оглянувшись на нее, спросил Тэмуджин.
– Она в соседнем курене, Тохто-Беки отдал ее одному сотнику.
– Ладно, наверно, найдется, – недолго подумав, равнодушно сказал Тэмуджин и приказал подъехавшему сотнику: – Пусть передадут хану Тогорилу и Джамухе-нойону, что я нашел свою жену и предлагаю до утра прекратить преследование.
Сотник махнул двум ближним воинам, и те, тут же повернув коней, поскакали куда-то вправо, по южному склону холма.
Вернувшись, они заняли опустевший меркитский курень. Захваченный народ был согнан поближе к крайним юртам и оставлен ночевать под караулом. Тысячи воинов, заняв окрестные холмы и, разжигая на них костры, располагались на ночь.
По всему куреню горели огни, было светло, как днем. Воины трех улусов теснились между юртами, словно собравшись на какой-нибудь племенной праздник. Борджигины, джадараны и кереиты, заняв разные части куреня, с шумом хозяйничали в них, обживали пустые юрты, располагались у внешних очагов.
Бегом проносились пленные меркитские женщины, подростки, несли в бурдюках воду, таскали в охапках и подолах аргал. Многие воины, не дожидаясь их, ломали на дрова брошенные среди юрт арбы, резали овец из пригнанной откуда-то отары, наспех варили в котлах мясо и спешили наполнить свои голодные желудки.
К полуночи было выпито все крепкое, что было найдено в юртах. Кое-где начали раздаваться веселые, победные песни. Но общая усталость взяла свое и скоро, расставив караулы, большая часть войска погрузилась в сон.
Нойоны заняли три главных айла в середине куреня. Хан Тогорил со своими кереитами расположился в айле Тохто-Беки; Джамуха с нукерами – в айле Хаатая-Дармалы; Тэмуджин с Бортэ поселились в юрте Дайр-Усуна. Эти три меркитских нойона, как выяснилось, и возглавляли набег на стойбище Тэмуджина.
Вскоре после Бортэ нашлась и старая Хоахчин, которую меркиты держали вместе с рабами. В поисках Сочигэл в соседний курень ускакали Бэлгутэй и Хасар – оттуда прибыли вестники и доложили, что большинство жителей куреня не успели уйти; с братьями Тэмуджин отправил десятку всадников.
Наскоро устроив Бортэ с Хоахчин и поставив у них охрану, Тэмуджин напоследок крепко обнял жену и поспешил на совет к хану Тогорилу. Как ни хотелось ему побыть вместе с женой после долгой разлуки, было неудобно перед ханом и андой, да и поговорка «Хороший мужчина любит коня, а плохой – жену», часто звучавшая в народе, не давала ему задерживаться.
Хан вместе с Джамухой, Мэнлигом и несколькими тысячниками ждали его в большой юрте. Из нее хан приказал вынести все лишнее, и в ней теперь стало просторно, можно было собираться на советы.
– Главное дело мы сделали! – восседая на хойморе, с улыбкой встретил его Тогорил. – Вернули твою жену. Ну, что, доволен ты нынешним днем?
Джамуха и Мэнлиг, сидя по обе его стороны, многозначительно перемигивались, с ног до головы оглядывая Тэмуджина.
– Камень свалился с моей души, – искренне признался он, без улыбки, с горящими глазами глядя на хана. – Если бы не вы и не Джамуха-анда, то не знаю, что я сейчас делал бы, наверно, умер от горя…
– Вот, видите, как хорошо иметь надежных друзей, – наставительно промолвил хан и взглянул на пожилого нукера, сидевшего у входа, – ну, где у вас там мясо?
Тот с готовностью вскочил с места и вышел из юрты. Скоро он принес широкий котел с дымящимся варевом. Хан засучил рукава, взглядом выбирая себе кусок пожирнее, промолвил:
– Надо утолить голод, да подумать, что будем делать дальше. Ешьте мясо и выкладывайте свои мысли.
– Надо первым делом найти меркитских вождей, – сказал Тэмуджин, присев рядом с Джамухой и без охоты берясь за баранье ребро. – Надо поскорее поймать их, тогда и остальные меркиты присмиреют.
– Надо согнать меркитский народ вместе с табунами в одно место, – вставил Джамуха.
Хан оставил без внимания его слова и посмотрел на Тэмуджина:
– Правильно говоришь, змею надо сразу хватать за голову. Нужно послать за ними погоню, об этом-то и надо подумать нашим тысячникам.
Те, сидя у очага ниже всех, скромно помалкивали, отрезая ножами мясо. Мэнлиг, подумав, переглянулся с Саганом и высказался:
– Утром, как станут видны следы, нужно послать за ними сильный отряд. Наверно, Тохто-Беки все-таки успел собрать какую-то часть войска и сейчас имеет под рукой несколько тысяч.
Тогорил внимательно посмотрел на него, будто запоминая.
– Верно думаешь, – одобрил он и распорядился, глядя на остальных: – Поскорее узнайте, сколько с ним сейчас воинов, успели присоединиться к нему войска других куреней или нет. Да пошлите гонцов ко всем нашим отрядам, пусть доложат, как у них идут дела. Главное, узнать, сколько меркитов ушло в леса, соединились ли их войска, смогут ли завтра дать нам сражение. Это мы должны знать к утру. Понятно вам?
– Да, – с готовностью отвечали тысячники.
– Тогда идите, – махнул им Тогорил.
Те встали и с поклонами вышли из юрты. Ушел с ними и Мэнлиг.
– Ну, сын мой и ты, младший мой брат, – Тогорил переводил усталый, благодушный взгляд с одного на другого, – вот и исполнили мы с вами первое наше общее дело. Если и дальше боги будут милостивы к нам, тогда мы вместе свершим еще много больших дел. Главное, быть нам всегда заодно, и тогда никакие враги не страшны. Запомнили?
Тэмуджин взглянул на Джамуху, тот горячо и радостно смотрел на него. Почти в один голос они произнесли:
– Да!
– Ну, тогда не будем терять времени, нам надо до утра отоспаться да набрать побольше сил. Идите.
Они поклонились и вышли наружу. Вокруг ханской юрты горели костры, возле них сидело не меньше полусотни воинов охраны. Всюду разносилась ставшая уже привычной для слуха кереитская речь.
– Устал я, – вздохнул Джамуха, – да и тебе надо к молодой жене. Будет еще время, мы с тобой повеселимся…
– Да, анда, сейчас надо отдохнуть, – согласился Тэмуджин и, чувствуя, что надо сказать анде что-то хорошее, промолвил с теплотой в голосе: – Я должен тебе сказать, что очень рад, что у меня есть такой анда… Ты без раздумий вышел со своим войском на помощь мне. Сейчас ведь не каждый нойон пойдет за другого на такое большое дело… Ты очень хороший человек.
– Э-э, что ты говоришь! – с беспечной улыбкой махнул рукой Джамуха, блестя при свете ближнего костра ровным рядом зубов. – Ведь анды должны помогать друг другу. Что ты такое говоришь!
Тэмуджин улыбнулся, чувствуя на сердце светлую радость от всего: оттого, что жена, наконец, возвращена, и оттого, что у него такие верные друзья – хан и анда.
Они крепко обнялись и разошлись в разные стороны. Тэмуджин пошел на западную сторону. В айле, занятом им, стояли воины приданной ему сотни. Здесь слышался свой, монгольский говор. Проходя мимо, он услышал, как пожилые воины гадали о возможной завтрашней битве с меркитами. В другом месте молодые спорили о том, какие были концы у месяца в первый лунный день и предсказывали по ним, какая будет добыча.
Тэмуджин, проходя к большой юрте, рассеянно слушал разговоры воинов и впервые за много дней чувствовал блаженное умиротворение на душе. Одна лишь мысль, что сейчас он увидит свою Бортэ и они будут вместе всю ночь, а потом не расстанутся уже никогда, будто обливала его с головы до ног радостным, освежающим дождем, ласкала ему дух.
Бортэ с Хоахчин не спали, поджидая его. На камнях очага и на подставках по стенам горели медные светильники, освещая широкую нойонскую юрту, устеленную белыми оленьими шкурами. Юрта была богатая, и видно было, что хозяева ушли спешно, бросив почти все – лишь онгонов не было на хойморе, да оружия на западной стене, а во всем остальном сохранился жилой вид.
Бортэ, сгорбившись, с задумчивым лицом сидела на деревянной кровати у восточной стены. Увидев Тэмуджина, она невольно вздрогнула и тут же сорвалась к очагу. Склонившись, торопливо стала подбрасывать куски аргала в огонь.
