Димка осторожно присел на диван. Как-нибудь незаметно толкнуть бы дядю Лёню, чтобы проснулся. Только разве от Джульки укроешься?.. Вот, опять рычит… Ладно, ладно, не буду… И зачем он согласился пойти в этот зоопарк? Теперь сиди тут целый вечер!.. А может, дядя Лёня до утра не проснётся? Тогда как? А мама будет беспокоиться… Не поверит, что он выйти от дяди Лёни не мог… Хватит рычать — я ведь ничего такого не делаю!.. Ну, как же быть-то?.. А, надо заорать погромче — он и проснётся.
— Дядя Лёня! — завопил Димка. — Эй! Ой! Ух!.. Вставай!
Дядя Лёня не пошевелился, а пёс с удивлением посмотрел на Димку: «Что это с тобой?»
— Эй! — опять крикнул Димка. — Ура! Гол! Брысь!..
К нему приходили только самые короткие слова.
Дядя Лёня спал тихо и глубоко, как младенец. Даже храпеть перестал. Джульбарс не сводил с Димки удивлённых и осуждающих глаз.
От криков у Димки сбилось дыхание, он устал. На диванной полочке лежал какой-то журнал… «Крокодил». Димка схватил его, начал листать. Джульбарс не возражал. В комнате сделалось почти темно, Димка с трудом различал картинки… А, вот дядя Сэм, длинный, как жердь, с остроконечной бородкой и в цилиндре со знаками доллара… Слова уже не разберёшь… Даже спать захотелось. А может, Джульбарс тоже уснул?.. Димка двинул ногой — пёс не реагировал. Спит, значит…
Димка поднялся с дивана, на цыпочках пошёл к двери. Послышалось рычание. Это обидело и разозлило Димку: подумаешь, какой — голову даже не подымает!.. Воображает, очень его испугались… Вот возьму и пойду! Не таких ещё не боялись!
Димка сделал два решительных шага. Джульбарс сел и зарычал так, что даже в полутьме стали видны клыки.
…Интересно, у собак болят зубы? — почему-то подумал Димка, когда снова плюхнулся на диван. И странно: эта мысль его успокоила. Он не измышлял уже новых способов побега, а начал представлять, как зубной врач стал бы лечить зубы Джульбарсу. «Откройте пасть, — сказал бы доктор. — Задерите повыше морду. Э, милый, как вы запустили! Двух пломбочек нам не миновать…» Доктор схватился бы рукой за хобот бормашины, нажал педаль, и машина зажужжала бы, как большая противная муха…
Только она совсем не жужжит сейчас, а звенит! Как школьный звонок. И ещё лает… Какая странная машина…
Димка открыл глаза. В комнате было совсем темно, и он ничего не увидел. Но ясно различал звонки в дверь и громкий лай… Кто-то звонит, надо открыть, — подумал он и вскочил с дивана. И только тогда вспомнил, где он и что с ним приключилось. И подумал, что теперь куда опасней, если Джульбарс вздумает укусить его: ведь даже не видно, куда кусать… Темень такая! А где же выключатель? На какой стенке?..
Лай и звонки не прекращались.
— Тихо, Джульбарс! — крикнул Димка. — Фу!
И собака вдруг замолчала, а звонки сделались раза в два громче.
— Кто там? — закричал Димка.
Он несколько раз задавал этот вопрос, и, когда попал в промежуток между двумя звонками, из-за двери прозвучал голос:
— Это ты, Дима?
Голос был его матери.
— Я-а, — ответил Димка.
— Почему не открываете? Вы что, совсем?.. Я тут не знаю что…
— Мы спали! — не сразу ответил Димка.
— Нашли время спать! — Это уже его отец крикнул. — Ночь впереди! Открывайте!
— Мы не можем! — прокричал Димка.
В темноте он что есть силы толкал дядю Лёню — хорошо, Джульбарс теперь не мог видеть, — но тот не просыпался.
— Почему не можете? — опять голос матери. — Что за глупости! Немедленно откройте! Слышите?
Не признается же он, что собаки испугался, — поэтому Димка, не долго думая, ответил:
— Мы… это… ключ потеряли. И света у нас нет!
— А где дядя Лёня? — допытывалась мать. — Чего он-то молчит?.. Лёня, отвечай!.. Что, отключился уже? Пьянь несчастная!
— Он не пьянь! — крикнул Димка. — Он очень устал. После зоопарка.
Но мать почему-то не поверила.
— Безобразие! — продолжала кричать она. — Над ребёнком измываешься! Своих заведи и мудри над ними! Слышишь меня? Совсем очумел со своими кошками и собаками!.. А твою псину я бы пристрелила!..
Мать ещё что-то выкрикивала, Джульбарс лаял, а Димка представил себе лежащего на полу Джульбарса, из-под головы которого растекается тёмная лужа, лапы подрагивают, как у лягушки во время опыта на уроке биологии… А над собакой наклоняется дядя Лёня — он не такой крикливый и приставучий, как в ресторане и потом по дороге домой, а совсем другой — кто знает много интересного про зверей и насекомых и умеет особенным голосом разговаривать с Джульбарсом, даже когда пьян. Дядя Лёня сейчас, в димкином воображении, похож, пожалуй, на Витьку — его тоже частенько в классе ни за что, ни про что ругают, а никто не знает, какой он настоящий друг… и вообще… что надо парень…
Мать за дверью остановилась перевести дух, дядя Лёня пошевелился и слегка застонал во сне. Мать опять загомонила, Джульбарс залаял, словно защищая хозяина от её слов, и Димка подумал, что наблюдает сейчас неравный бой: при нём бьют лежачего, и этот лежачий — дядя Лёня. И Димке захотелось, чтобы лежачий поскорее встал со своего дивана и чтобы бой, если и продолжался, то по всем правилам. И чтобы слабый вышел победителем.
— …Лёня! — послышалось из-за двери. — Открывай, или я в милицию пойду!
— Его здесь нет! — вдруг крикнул Димка. — Он ушёл!.. У него живот болит!
— Болит, не болит! — раздалось в ответ. — Слышите? Я уже иду в милицию!.. Нет, пойду!.. И кричать буду! — Это мать, наверное, димкиному отцу отвечала. — Открывайте, последний раз говорю! Димка!
— Честное слово, не можем! — ответил сын, и говорил он чистую правду: потому что его не пускал Джульбарс, а дядя Лёня спал без задних ног.
— Я ухожу за слесарем! — крикнула мать. — Готовь денежки, Лёня!
— Слесарь спит, — вдруг произнёс дядя Лёня совершенно трезвым голосом.
Джульбарс радостно взвизгнул.
— Ты проснулся? — спросил Димка. — Давно? Где у вас свет зажигается?
Дядя Лёня не ответил: он снова спал. За дверью стало совсем тихо: видно, правда ушли за слесарем. Или в милицию.
И тогда Димка решился. Он встал с дивана и шагнул к двери. Вернее, туда, где должна быть дверь. Как ни в чём не бывало. Как будто здесь нет никакого Джульбарса, и в комнате светло, как днём.
Он наткнулся на стул, потом нащупал буфет и понял, что выход где-то правее. О Джульбарсе он просто забыл, даже удивился немного, когда услышал рычание.
— Молчи! — крикнул он ему. — Своих не узнаёшь?.. Свои, Джулька! Понял?
И тот вроде бы понял, потому что больше не рычал.
Димка шарил рукой по стене в поисках выключателя, а когда опустил руку, наткнулся на что-то мягкое и не сразу сообразил, что это торчащее собачье ухо. Он ухватился за него, как за палку, и пошёл дальше, продолжая другой рукой ощупывать стенку.
Вот он щёлкнул выключателем, подошёл к входной двери, прислушался. Никого. Открыл дверь («Свои, Джулька, тихо!»), выглянул — на лестнице пусто. Поставил замок на предохранитель, затворил дверь и быстро вернулся в комнату. Сейчас предстояло ещё одно дело — более важное.
Он прошёл на кухню, зажёг свет, нашёл чайник, налил в него воду, поставил на газ. Всё это быстро и чётко, будто всю жизнь хозяйничал тут. Так же стремительно схватил посудное полотенце, но тут же повесил обратно, взял столовую тряпку — она ведь тоже не грязная, — намочил под краном и помчался в комнату.
Джульбарс всё это время ходил за ним, как привязанный, в его взгляде сквозило удивление и, пожалуй, уважение.
Мокрая столовая тряпка плюхнулась на голову дяди Лёни. Вода потекла по лицу, за воротник.
— Вставай, вставай, — твердил Димка почему-то шёпотом. — Сейчас слесарь придёт.
— Какой слесарь? — спросил дядя Лёня. — Перестань! Мокро. Я долго спал? Что же ты меня раньше не разбудил?..
Димка полез уже в буфет, выставил на стол стаканы, сахарницу.
— Печенье возьми, — сказал дядя Лёня и поднялся с дивана. — На второй полке, слева… Чай в жёлтой банке… Здравствуй, Джулька, здравствуй, дорогой…
Они сидели за столом, пили чай и ждали слесаря.
Юре Хазанову
От Москвы до Махачкалы
Не общались из-под полы.
От Махачкалы до Москвы
Не теряли мы головы.
Как за пазухой у Христа,
Наша дружба, увы, чиста?!
(Орфография автора — кстати, абсолютно правильная, в том числе и поставленные в самом конце два знака препинания. Они со смыслом.)
Эти милые строки на своей книжке стихов, вышедшей вскоре после нашей поездки в Дагестан, написала мне Томила. Произошло это уже в Москве, а возвращаясь мысленно в Махачкалу, не могу не вспомнить, как однажды — дело шло уже к окончанию командировки — ко мне в номер зашла взволнованная Томила и с порога задала вопрос: