они слали друг к другу гонцов с весточками. Но главную новость — рассказ о своём видении — она поведала ему, лишь когда они уединились в её покоях. Он слушал жену внимательно и рассказ воспринял достаточно серьёзно. Но дождавшись его окончания, всё-таки не удержался и вымолвил ставшую уже привычной шутку:
— На Бога надейся, а сам не плошай! — и притянул супругу к себе поближе...
Глава X
ПРОЩАНИЕ С КИРИЛЛОВЫМ
Иосиф спешил дописать до вечерни главу Псалтыри, да занемела рука, и он отложил перо в сторону, чтобы передохнуть. Из окна его кельи была вынута ставенка со слюдой, оттого тёплый летний воздух свободно втекал в комнату, наполняя её свежестью зелени, ароматом увядающих цветов — рядом сушилась скошенная трава, в которой виднелись поникшие головки ромашек, лютиков, васильков и прочей полевой роскоши. Край плывущего к закату солнца светил прямо на стол инока, на его руки, оттого Иосиф поднял их и особенно пристально оглядел. За полгода жизни в Кирилловом монастыре они заметно огрубели от работы на хлебне и мельнице, на покосе. Тонкие длинные пальцы покрылись крепкими мозолями, кожа обветрилась, покраснела.
Никогда прежде он не занимался так много физическим трудом. Разве лишь в послушниках. Да и то Пафнутий щадил его, уважая за грамотность и прекрасную память. Но теперь Иосиф привык к нагрузкам, мышцы его окрепли, но главное, он обрёл мир в душе, о котором мечтает не только инок, но и любой человек. Утих многолетний раздор между душой и телом, между мечтой и реальностью, меж планами и возможностями. И не последнюю роль сыграл тут напряжённый физический труд. Только теперь, приближаясь к сорока годам. Иосиф на собственной шкуре познал его истинную цену. Помогло в обретении душевного равновесия и окончательно принятое решение уйти из Пафнутьева монастыря, попробовать основать свой собственный. Ибо прав был какой-то мудрец, сказавший, что нечего лезть в чужой монастырь со своим уставом. Правда, свой устав ему только ещё предстояло создать. Пока что у Иосифа в уме были лишь абстрактные идеи общежития, да кое-какие принципы, которых он собирался придерживаться. Этого, конечно же, было далеко не достаточно, чтобы наладить нормальную монастырскую жизнь. Он видел, сколь напряжённой она оставалась даже тут, на Белом озере, несмотря на устоявшиеся традиции и относительно благополучное материальное состояние обители.
Официально Кириллов монастырь жил по общежительному уставу и признавал принцип нестяжания, однако на деле этот порядок вещей кругом нарушался. Игумен Нифонт лез вон из кожи, чтобы привлечь сюда новые пожертвования, земли, богатых постриженников, создавал для них более льготные условия, чем для прочих иноков. Он жаждал видеть монастырь богатым и процветающим. Последнее время начал делать поблажки и для себя лично: вместе с келарем и казначеем стал питаться отдельно от братии, держал иноков на определённой дистанции, подчёркивая особое своё положение, любил принимать гостей и охотно отправлялся в вояжи к князьям в Белозерск, Вологду и в саму Москву. Всё это никак не сочеталось с представлением белозерских старцев об иноческом житие, и они роптали, считая, что новый игумен нарушает заветы основателя обители преподобного Кирилла Белозерского.
При всём при том Нифонта нельзя было упрекнуть в отсутствии усердия к службе, он много трудился. Находясь в обители, он нередко первым приходил в храм и отстаивал все службы, строго следя за братией. Сам занимался перепиской богослужебных книг и проверял регулярно, чем занимаются другие переписчики, контролировал финансовое состояние обители: и казначея, и келаря, вникал во многие другие дела. Он старался быть безупречным в соблюдении постов, не ел мяса, не общался с женщинами. Но братия продолжала роптать.
Особенно возросло недовольство старцев, когда стало известно, что по инициативе Нифонта в Москве состоялась тяжба их монастырского князя-покровителя и епархиального владыки Вассиана, что в конце концов она кончилась победой архиепископа Ростовского, теперь ждали от него приставов и сборщиков налогов — десятинников. Впрочем, они должны были появиться ещё в начале лета, но вот оно подходило к концу, а их всё не было. Архиепископ почему-то не спешил закрепить своё завоевание. Сторонники игумена и князя после проигрыша тяжбы приуныли, противники же, чувствуя теперь за собой поддержку в лице Ростовского владыки, не боялись вслух возмущаться тем, что Нифонт более заботится о монастырском богатстве, а не о духовной жизни, что простые иноки вынуждены слишком тяжело и много трудиться физически, пропуская службы в храмах, не имея возможности заботиться о своём духовном росте. За лето ещё несколько старцев ушли к Нилу в пустынь, чтобы быть подальше от суеты и раздора.
Иосиф старался держаться в стороне от монастырских проблем и споров, однако внимательно приглядывался ко всему происходящему, прислушиваясь к доводам обеих сторон, чтобы получше понять ситуацию, чтобы нащупать ту золотую середину человеческих взаимоотношений, которая могла бы стать стержнем крепкого монастырского братства. Пока он понимал, что в первую очередь нужен хороший устав, с которым бы знакомился каждый вновь приходящий в обитель инок. И оставался бы в монастыре лишь тот, кто был согласен с правилами общежития в нём.
Но такой устав надо было ещё придумать. Пока же Иосиф копил для него мысли и наблюдения. С большой симпатией относился он к Кирилловскому игумену, соглашался с тем, что монастырь должен иметь достаточно богатств и земель, чтобы строить красивые храмы и удобные кельи, трапезные для иноков, чтобы иметь запасы пищи для насельников и паломников, на случай голода и помощи бедным. Он считал, что материальная независимость монастыря позволит ему всегда оставаться на высоте, не унижаясь перед князьями и прочими сильными мира сего, выпрашивая копейки на существование. И в то же время он был вполне согласен с Нилом Сорским, что нет ничего нужнее души, ради неё Христос страдал и воскрес, и что стяжание чужих трудов не идёт нам на пользу. Как совместить это, на первый взгляд, несовместимое?
Впрочем, несколько выводов Иосиф для себя уже сделал. Чтобы в обители был здоровый коллектив, там непременно должна соблюдаться заповедь Апостола: «Кто не работает, да не ест». Одновременно каждый инок обязан заботиться о своей душе, просвещая её, творя неустанно молитву. Что же касается земель и богатств, то они должны складываться в общую чашу, принадлежать всей братии, направляться на устройство храмов, келий, собираться в общей казне. Ведь это не может быть грехом перед Богом. Ибо иноки будут копить духовное и материальное богатство, которое в итоге принадлежит всему русскому народу и в трудное время может быть востребовано им. Ведь самим монахам
