Пришли вести и с западного берега Селенги, от Джаха-Гамбу – там дела шли так же неплохо: захвачены все ближние к реке курени, многие меркиты разбежались по лесам.
Большой удачей был захват в плен Хаатая-Дармалы, одного из трех нойонов, напавших на стойбище Тэмуджина. Оказалось, что в это время он с небольшим числом нукеров объезжал свои табуны на востоке и случайно оказался на пути одного из джадаранских тысяч. Увидев, что это не простой меркит, воины его догнали, заарканили и живьем привезли в главный курень. Связанный, он сидел под стражей в тени одной из своих юрт, занятой нукерами Джамухи.
О Тохто-Беки докладывал Мэнлиг.
– С рассветом наши воины нашли следы большого отряда, бежавшего отсюда, из главного куреня, – с неторопливым достоинством, с видом бывалого вождя, рассказывал он. – А еще захватили меркитский дозор, оставленный ими в степи, допросили пленных, а те подтвердили, что Тохто-Беки и Дайр-Усун ушли с этим войском. Следы ведут на северо-запад, к Селенге. Пленные говорят, что отряд их насчитывает всего полторы тысячи всадников. Но по пути к ним могут присоединиться войска ближних куреней, которые успели уйти. Поэтому мы послали за ними десять тысяч – из киятских и джадаранских войск…
– Сколько всего воинов может быть у Тохто? – спросил Тогорил.
– Пленные говорят, что если присоединились другие, то тысяч шесть или семь, – Мэнлиг переглянулся с киятскими тысячниками. – Мы посчитали, что так и выходит: остальные курени нами разгромлены, а в ближних – юрт примерно на столько же человек.
– Вы послали в погоню один тумэн, – прищурившись на холодный пепел очага, вслух обдумывал хан. – Этого мало. Пошлите вдобавок еще несколько тысяч. Неизвестно, какие ловушки они могут приготовить в своих лесах. Постарайтесь догнать и перебить всех, а этих двоих, Тохто с Дайр-Усуном неплохо бы поймать живьем, мой сын Тэмуджин хочет с ними поговорить. А что в других местах?
– В четырех куренях меркиты попытались оказать нам сопротивление, – рассказывал Мэнлиг, – собирались толпами и бросались на наших, но были разбиты. Все они убиты.
– Много их было?
– Всего тысяч до трех.
– У наших большие потери?
– Потери, в основном, в тумэнах Тэмуджина и Джамухи. У них погибло сотни по две воинов, а в вашем почти нет.
– Теперь собирайте у каждого куреня пленных, – распоряжался Тогорил, – мужчин отдельно, стариков, женщин и детей отдельно, а мы потом подъедем, посмотрим. И смотрите, чтобы они скот не припрятали, сгоняйте все их стада в удобные места и охраняйте… Есть что еще сказать? – спросил он, оглядывая тысячников.
– Нет, – переглянувшись, ответили те.
– Тогда совет окончен, завтрашним утром снова соберемся здесь, а сейчас поезжайте и исполняйте, – приказал Тогорил.
Дождавшись, когда все вышли, Тогорил посмотрел на Джамуху.
– Ну, что наш Тэмуджин?
– Говорят, с пленными расправляется, допрашивает, нескольких уже топором зарубил.
– Сам?
– Да, говорят, кто перед ним заартачится, того и рубит без лишних слов…
– Понимаю его, изболелся и ожесточился у него дух. Ну, пусть отведет сердце, не будем ему мешать. А ты сейчас поезжай к нему, побудь с ним. В тяжкую пору, когда скорбит сердце, анда должен быть рядом. Потому поддержи его, да присматривай, чтобы он не перекипел душой, так ведь и взбеситься можно. А я буду следить за всем, направлять войска. Ну, иди.
– Хорошо, мой старший брат, – Джамуха с готовностью встал, низко поклонился и вышел из юрты.
Прищурившись, привыкая к яркому свету поднимающегося солнца, у внешнего очага он увидел шестерых кереитских тысячников. Увидев его, они резво поднялись и поспешили в ханскую юрту.
* * *
Тэмуджин приказал выйти вперед тем семьям, мужчины из которых ходили в набег вместе с Тохто-Беки и напали на его стойбище. Поначалу пленные стояли неподвижно, выжидая.
– Выходите, не то прикажу убивать вас по очереди до тех пор, пока не выйдут все, – сдерживая раздражение, сказал Тэмуджин.
Первой зашумела толпа женщин, загомонила, перекрикиваясь между собой, и скоро стало видно, что пленные разделились на две части. Семьи нойонских нукеров, ходивших в набег, подверглись нападкам со стороны остальных.
– Выходите, не то сами укажем на вас! – кричали им со всех сторон.
– Или всем нам погибнуть из-за вас?
– Имейте сердце!..
Скоро потянулись вперед некоторые пленные. С обреченными, потупленными лицами выходили женщины, держа на руках и ведя за собой малых детей. К ним присоединялись многие из других толп – стариков, подростков, девушек.
Набиралась большая толпа, теснясь, все наполняясь, и к концу вышло около трети всех пленных. Киятские воины сбивали их в кучу, окружая со всех сторон, оттесняя от остальной толпы.
Тэмуджин отступил шагов на десять, оглядел вышедших.
– Ну что, все вышли? А теперь слушайте. От каждой семьи отпускаю по одному подростку. Пусть они идут в лес, ищут своих отцов, братьев и передадут им: если они не придут ко мне с повинными головами, то семьи их, вместе с детьми и женами, я прикажу перебить – всех, до последнего. Пусть выбирают между собой и своим потомством. А теперь пусть каждый вышедший подросток указывает воинам, из какой он семьи. Все остальные пусть остаются на месте.
Тэмуджин повернул коня и, отъезжая, увидел возвращающихся от куреня женщин. Они шли быстро, плотной гурьбой, спотыкаясь, испуганно озираясь по сторонам. Десять воинов, оцепив их, гнали, словно стадо коров.
Приблизившись, женщины встали, тяжело дыша от непривычной им быстрой ходьбы. Потные, с растрепанными волосами, с заплаканными лицами, это были совсем не те гордые и властные хатун, которые стояли перед ним недавно.
Десятник, сопровождавший их, подъехал к Тэмуджину и, доверительно улыбаясь, сказал:
– Ваша супруга разом простила их всех, как только они пали перед ней на колени, и просила вас не убивать их, оставить в живых.
– Ладно, пусть пока идут на свое место, – распорядился Тэмуджин.
Женщин угнали, и в это время от куреня показался Джамуха с несколькими своими нукерами. За ними рысила полусотенная толпа всадников. Тэмуджин подождал его. Уже растеряв первый гнев и порыв мести, он почти спокойно спросил:
– Ну, анда, что там происходит?
Джамуха коротко рассказал об утреннем совете у хана.
– Нашлись следы твоих врагов, Тохто Беки и Дайр-Усуна, – радостно говорил он, придерживая нетерпеливо рвущегося коня и щуря глаза от лучей восходящего солнца. – Уже послали за ними больше тумэна воинов. А хан наказал этих нойонов поймать живыми и привести к тебе.
– Хорошо бы, – задумчиво сказал Тэмуджин, потупив взгляд, и тут же оторвался от своих мыслей. – Вот, анда, пленные меркитские семьи. Личных своих врагов я пока отделил, а остальных можно разделить между тремя нашими улусами. Хорошо бы позвать сюда хана. Без него нельзя начинать дележ.
Джамуха помолчал и, многозначительно взглянув на него, двинул головой, приглашая отъехать в сторону, и первым тронул коня. Удивленный Тэмуджин последовал за ним. Они остановились в шагах двадцати.
– Ну, что? – спросил Тэмужин, выжидательно глядя на него.
– Слушай, – Джамуха склонился вперед и пристально, будто испытующе посмотрел на него. – Я, может быть, ошибаюсь, но сейчас скажу тебе такое, что у тебя волосы дыбом поднимутся. Однако, что бы ты ни услышал, это останется между нами. Хорошо? Никому ни слова!
– Что это ты такое хочешь мне сказать? – недоверчиво глядя на него, спросил Тэмуджин и почему-то подумал о Бортэ. – Ладно, не скажу никому, но говори уж поскорее, что ты узнал!
– Сейчас наш друг Тогорил-хан, закончив совет с тысячниками трех наших улусов, где он отдал все распоряжения и приказы, кому что делать, собрал другой совет – уже только с шестерыми своими тысячниками. А меня он после первого совета отправил к тебе, да едва не выгнал из юрты. Видно, ему не терпится поговорить со своими о чем-то наедине. Для чего нужно созывать своих отдельно и о чем можно с ними разговаривать в нынешнем положении? Что ты об этом думаешь, анда?
Тэмуджин облегченно перевел дух, радуясь, что речь не о Бортэ, и с трудом понимал анду. «Видно, что Джамуха подозревает хана в чем-то, – медленно соображал он, пытаясь вникнуть в его мысли. – Но в чем можно его подозревать? В предательстве, в сношении с меркитами? Это будет смешно…»
– Джамуха-анда, ты слишком уж подозрителен, – укоризненно сказал Тэмуджин. – Хан и тебе, и мне оказал бесценную помощь – такую, что никто другой в нашем племени не окажет, а ты вместо благодарности всякие напраслины возводишь на него. Это ведь нехорошо…
– Ладно, ладно, анда, – Джамуха сразу отступил, поспешив согласиться с ним, и смущенно пожал плечами. – Пусть будет по твоему, но я сказал тебе лишь то, что было в моих мыслях, а мы ведь анды, у нас одна душа, одна голова должна быть, потому я и выложил перед тобой свои мысли. Но ты ни слова… слышишь?
