Её прервал звук выстрела. Стреляли с земли по «Сан-Херонимо».
Это были не индейцы. У индейцев не было аркебуз.
Она кинулась к балкону и увидела: на берегу собрались солдаты. Один из них — кажется, Буитраго, — целился по кораблю. Он опять выстрелил. На палубе что-то разлетелось. Солдаты со смехом ушли с пляжа и скрылись за палисадом. И вновь она услышала выстрелы из лагеря, где находились Лоренсо, Луис и Диего.
— Они их убьют! — вне себя от тревоги воскликнула Исабель.
— И опять ты преувеличиваешь, Исабель. Два болвана упражнялись в стрельбе. Накажу их за растрату патронов.
— Да чего же тебе ещё надо? — возмутилась она. — Ты же видел сейчас: солдаты Мерино-Манрике стреляли по «капитане»!
В дверь постучали. Менданья вскочил и встал посреди каюты.
В проёме возникла крохотная чёрная фигурка Кироса. Он поклонился:
— Ваше сиятельство слышали выстрелы?
— Слышал. Что это было?
— Я не знаю, ваше сиятельство, на какую дичь охотились солдаты полковника, но могу уверить ваше сиятельство, что птицы на мачтах у нас не сидели. Ни чайки, ни попугаи. Только мои марсовые.
— Это значит, сеньор Кирос, что они целили в нас?
Молчание Кироса было похоже на подтверждение.
— Дайте пушечный выстрел в воздух, — приказал Менданья.
— И чтобы ядро пролетело над лагерем, — вмешалась Исабель. — Эти люди должны понять, что мы вооружены и готовы дать отпор.
Кирос не обратил внимания на её вмешательство. Он признавал только приказы аделантадо и больше ничьи.
— Осмелюсь заметить, ваше сиятельство, — сказал он, обращаясь только к Менданье, — что ядро, пролетевшее над лагерем, может сильно возмутить колонистов.
И стал ждать ответа.
Менданья стоял бледный, опустив руки, дышал тяжело. Жестом приказывая Киросу выйти, он повторил распоряжение, не уточняя:
— На закате дадите пушечный выстрел.
Кирос вышла. Исабель следом за ним стала подниматься по трапу. Ему пришлось посторониться пропуская её; она спустилась ещё на одну ступеньку, обернулась и, нависая над ним, спросила:
— Сеньор Кирос, чтобы между нами всё было ясно: вы в каком лагере? Вы за губернатора или против?
— Я за всех нас, сеньора, и не против никого.
— Что это значит?
Он, в свою очередь, поспешно оттолкнул её и поднялся ещё на две ступеньки. Теперь уже он возвышался над ней.
— Только то, что я сказал. Гораздо легче развязать войну, чем заключить мир.
— Вы мастер говорить очевидности! Но...
— Что «но», сударыня? — жёстко спросил он.
Голос его был совершенно спокоен, но она почувствовала: там и не пахло холодностью, равнодушием. Она растерялась. Он смотрел на неё с выражением, которое она уже видала. Что-то неотвязное, сумасшедшее, что-то алчное... До сих пор она отказывалась понимать значение этого взгляда у Кироса, отказывалась задерживаться на нём. Но теперь не понять было нельзя.
То была всепоглощающая жажда победы и обладания. И ещё более того — жажда уничтожения. Смесь желания и отвращения. Исабель была для него запретным плодом и вместе с тем — Змеем, которого он должен попрать. Она была воплощением греха, демоном, которого он носил в себе. Была Соблазном.
В его глазах она объявилась Злом. Поняв это, она задрожала от гнева, стыда и испуга. За честь свою она не боялась. Она знала, что Кирос ничего себе не позволит — никакого неуместного или возмутительного поступка. Никогда не попытается обнять её, даже прикоснуться. Даже подойти близко. Похоть Кироса была другого рода. Его желание шло гораздо дальше всего телесного: плоть тут была ни при чём. Он нуждался в абсолютной победе, в полном подчинении.
Завладеть её душой, предписать ей свои законы — и сломать её.
Она вздрогнула и опомнилась. Он получил над ней перевес, о котором не должен знать: внушил ей страх. Ещё больше, чем Мерино-Манрике.
Подумать, что этот мудрый, высокопарный Кирос, такой уверенный в себе, всегда такой спокойный, такой рассудительный — что этот человек, которого она сперва сочла лицемером, а теперь знала, что он искренне благочестив и богобоязнен, что он умел, осторожен, блестящ, превосходный моряк, главное же — полон честолюбия, жажды славы, жажды власти — подумать, что он сгорает от такой страсти к ней...
Однако она понимала, что при хорошей игре может на него повлиять, получить в каком-то виде власть над его решениями. Играть с Киросом? Невозможно. Рядом с ним у неё пробуждался только один инстинкт — убежать.
Но она поступила наоборот.
Сделала так, как всегда, когда ей бывало страшно: бросилась прямо вперёд на опасность.
Она посмотрела Киросу в глаза.
— Но, сеньор Кирос, — повторила Исабель со всей силой убеждения, на какую была способна, — тот, кто убьёт полковника, спасёт нас всех.
Они смотрели в глаза друг другу. Две противостоящие державы...
Потом Кирос резко повернулся к ней спиной и поднялся на палубу.
Не успела Исабель дойти до своей каюты, как услышала пушечный гром. Подбежав к узенькому окошку, она видела: ядро пролетело по небу прямо над лагерем, как она и требовала.
Из форта донеслись вопли изумлённых колонистов и яростный рёв солдат: «Губернатор по нам стрелял!»
* * *
На рассвете шум схватки вырвал Исабель и Менданью из беспокойного сна. Мерино-Манрике и его орда высадились на палубе. Она услышала, как они, расталкивая матросов, спускаются к ним в каюту. Услышала и то, как Кирос, следуя за ними, пытается вступить в переговоры.
Мерино-Манрике открыл дверь без стука.
Менданья поспешно оделся, натянул сапоги и стоял теперь посредине каюты.
— Вы входите, сеньор, даже не спросив позволения, — громогласно
