Ознакомительная версия.
– Как хотят! – последовал ответ.
Немало забот и даже горя причинил Александру III и младший сын дяди Миши, Александр.
Это был необыкновенно смазливый, нет, пожалуй, даже красивый юноша. Он был хорош собой, но отмечен какой-то приторной, восточной красотой. Рахат-лукум, на который так падки женщины.
– Вы не видали детей Ципельзонов? – неожиданно спросил как-то император у своего министра Витте.
Тот смешался, не поняв, о каких детях с еврейской фамилией идет речь.
– Сергей Юльевич! Вы разве не подмечали, что дети Ольги Федоровны, особенно младшие, – сущие Ципельзоны, – продолжал государь.
Витте промолчал, прекрасно зная, что Александр III не жалует евреев, хотя, кажется, поляков не терпит еще более.
Каково же было царю, когда его дочь Ксения объявила, что любит великого князя Александра Михайловича! Он долго уговаривал ее не связывать судьбу с этим библейским красавчиком. Да куда там! «Заупрямилась девка – неслухом стала», – вспомнил император, как говаривала его старая нянька. Пришлось скрепя сердце дать согласие на брак.
Но как символично выглядело послесвадебное путешествие Сандро и Ксении!
Из Большого Петергофского дворца молодые отправились в Ропшинский, который был так ярко иллюминирован, что ослепленный кучер не заметил маленького мостика через ручей. Все – три лошади, карета, кучер и новобрачные – рухнули в воду. К счастью, Ксения упала на дно экипажа, Сандро – на нее, а кучер и камер-лакей – прямо в воду. Никто, правда, не ушибся, и на помощь путешественникам подоспела вторая карета, в которой находилась прислуга невесты. Большая шляпа Ксении со страусовыми перьями и ее пальто, отделанное горностаем, были покрыты грязью, руки и лицо у Сандро оказались совершенно черными. Князь Вяземский, встречавший молодых при входе в Ропшинский дворец, опытный царедворец, не проронил ни одного слова.
Однако это было грязное путешествие!..
Несмотря на родство, Александр Александрович продолжал сохранять к своему зятю стойкую неприязнь. Как-то они были в шхерах, на берегу Финского залива, где император любил ловить рыбу. Что-то случилось с его походной ванной, и Александр Михайлович предложил ему свою, гуттаперчевую. Вымывшись, царь похвалил:
– Отменная ванна, Сандро!
– Наконец-то государь и у меня нашел хоть что-то хорошее, – нашелся великий князь…
Да, пожалуй, легче было удержать на плечах крышу вагона в Борках, чем остановить хаос в собственном Доме Романовых!
Император допил коньяк прямо из фляги и забросил ее за шкаф. Только теперь приятная теплота охватила его тело, сладко отуманила мозг, и он, опустив тяжелую голову на ладони, прошептал:
– А Ники? Что делать с Ники? Ведь он тоже неблагополучен… И совсем еще ребенок…
11Да, император считал своего первенца ребенком и закрывал глаза на многое. Но любил больше всего третьего сына – Михаила.
Только Миша держал себя с отцом совершенно свободно и не страшился его, в то время как Ники и Жорж порою боялись спросить родителя о самом простом. Когда у наследника взяли временно его кучера, он сказал министру двора барону Фредериксу:
– Владимир Борисович, отдадут ли мне кучера?
– Ваше высочество, – отвечал барон. – Почему вы не спросите об этом у государя?
– Я не решаюсь, – сознался цесаревич. – Спросите лучше вы…
То же самое было, когда Николай Александрович уезжал в Ливадию.
– Каких лошадей вам туда отправить? – осведомился Фредерикс.
– Я не знаю, еду ли с царем, – сказал наследник. – А спросить об этом не смею…
А ведь ему двадцать пять лет!..
То ли дело Миша – резвый, веселый, храбрый и даже отчаянный сынишка!..
Император вспомнил забавную историю, которая приключилась, когда его Мише было еще лет десять.
В Гатчине Александр III очень любил гулять со своим Мишей и играл с ним во время прогулок. В эти минуты груз государственных забот, бремя которых он ощущал постоянно, как по волшебству, отпадал сам собой. И государь, случалось, проказничал словно первоклашка.
Как-то они проходили мимо большой клумбы георгинов, которые садовник поливал из длинного шланга. Миша вырвался из рук императора и закричал, что хочет искупаться.
– Так ты хочешь? – переспросил отец. – Добро же!
Он взял шланг у садовника и окатил мальчика с головы до ног.
– Папа! Тебе это так не пройдет! – грозно пищал Миша, заслоняясь от воды ручонками.
Когда они вернулись, Мишу сейчас же переодели, и все пошли к завтраку. После завтрака император обычно занимался у себя в комнатах внизу, как раз под покоями Михаила. Устав читать бесконечные доклады и ставить на них резолюции, государь решил сделать перерыв. Он высунулся из окна, оперся на локти и стал наслаждаться видом на Нижний голландский сад с ярким цветочным партером, обрамленным низко подстриженным кустарником, на Верхний сад, куда вела каменная лестница, на мраморную Афину Палладу в самом центре сада.
Вдруг на голову и плечи императора обрушилась лавина воды. Он гневно взглянул вверх и увидел смеющееся лицо Миши, который держал рукомойник.
– Папá! – кричал Миша. – Папá! Вот мы и квиты!..
– Ах, озорник! – только и молвил, утираясь, Александр Александрович.
Попробовал бы кто-нибудь другой выкинуть с царем такую шутку – ему бы здорово влетело! Впрочем, никто бы и не осмелился проделать нечто подобное. Разве таким был Ники в Мишином возрасте? В бытность Александра Александровича еще цесаревичем они как-то затеяли игру с Ники на яхте «Держава». На широкой палубе провели мелом черту и бросали обтянутые тканью диски. Так, чтобы как можно ближе докинуть их до черты, но не перебросить через нее.
Александр Александрович столь удачно забросил свою подушечку, что накрыл черту и от этого пришел в бурный раж:
– Ура! Я попал, попал!..
– Папá! Ты сошел с ума! – вдруг истерично крикнул Ники.
Отец словно впервые взглянул на него и ужаснулся желтизне и вялости личика сына, его щуплости и худобе. «А ведь он пошел в Минни, это ее порода, мелкая и вялая!» – подумал Александр Александрович. Он встретил взгляд больших голубых, как и у его мамы, глаз Ники, и веселое настроение словно ветром сдуло.
…Теперь они с Минни почасту говорили о том, что наследника нужно женить, пока он не избаловался. Еще весной восемьдесят девятого года, когда сына дяди Низи, Петра, обручали с дочерью князя Николая Черногорского Милицей, государь и императрица думали женить великого князя Дмитрия, сына дяди Кости, на ее средней сестре, а Ники – на младшей. Но из этого ничего путного не вышло.
В том же году русский царь с наследником посетил Берлин по случаю кончины императора Фридриха III, отца нынешнего германского государя. Там Ники не шутя увлекся принцессой Маргаритой, сестрой Вильгельма II. Несмотря на то что Маргарита, по общему мнению, была нехороша собой, цесаревич утверждал, что страстно любит ее. Всполошилась Франция. Военный агент в России генерал Мулэн заявил, что женитьба цесаревича на сестре германского императора оттолкнет от Петербурга Париж. Биржа тотчас отреагировала падением курса французских бумаг. Сам Вильгельм, однако, не соглашался на свадьбу сестры. Внешним поводом послужило нежелание германского государя, чтобы Маргарита приняла православие, хотя вовсю распространялись слухи, будто Александр III готов уступить и якобы предлагал, чтобы принцесса не меняла веры. Так или иначе, но и этой свадьбе не суждено было состояться.
Тогда же стараниями английской королевы-долгожительницы Виктории была подготовлена еще одна претендентка на руку цесаревича – принцесса Алиса Гессенская, сестра Эллы – Елизаветы Федоровны, жены великого князя Сергея Александровича. Под предлогом посещения сестры внучка королевы приехала в Россию и очаровала Ники, который занес в дневник: «Моя мечта – когда-либо жениться на Алике Г.». Однако и Александр III, и его Минни единодушно сочли ее неподходящей для наследника, и тот смирился…
– Ники слабоволен, – заявила Мария Федоровна. – И я не желала бы, чтобы он всю жизнь сидел под германским каблуком!
Но к необходимости женить Ники царя подтолкнули события, связанные с кругосветным путешествием, в которое он отправил цесаревича.
Сам император потом корил себя, как мог он отпустить наследника с такой развеселой компанией: кроме Жоржа (которому пришлось вернуться с полпути из-за обострения чахоточной болезни) в ней были генерал-адъютант Барятинский, сын греческого короля Георга I и племянник Минни Константин, оба крайне легкомысленные натуры и большие любители приложиться к бутылке. Да и молодые офицеры – конногвардеец князь Николай Оболенский, кавалергард князь Кочубей и лейб-гусар Евгений Волков – зарекомендовали себя как лихие кутилы и волокиты.
Удивительно ли, что все бражничали и мотали деньги вовсю. Да и на подношения восточным вельможам не скупились. Хотя в поездку государь приказал отпустить четырнадцать сундуков с подарками на двести пятьдесят тысяч рублей, очень скоро все было роздано, и пришлось из Петербурга спешно отсылать новые сундуки.
Ознакомительная версия.
