Ознакомительная версия.
Покушение совершил самурай Цуда Санзо. По официальной версии, это был фанатик-одиночка, однако Георгий тогда же получил сведения, что покушавшийся принадлежал к тайной организации самураев, которые поклялись бороться с Россией всеми возможными средствами. Полицейский получил приказ убить наследника.
Тотчас из Гатчины последовала телеграмма:
ОСТАВИТЬ ДАЛЬНЕЙШЕЕ ПУТЕШЕСТВИЕ ТЧКНЕМЕДЛЕННО ИДТИ НА ВЛАДИВОСТОК
13– Я десять лет мечтаю построить железную дорогу из Европейской России и до Дальнего Востока… Это окончательно утвердит Россию на Тихом океане и заставит дрожать япошек и китайцев… И поставит на место Германию и Англию в их неумеренных аппетитах…
Император принимал нового министра путей сообщения Витте, как и прочих лиц в последние годы, в бильярдной Большого Гатчинского дворца.
Сколько врагов оказалось у этого человека, который осмелился надерзить самому государю, когда был управляющим Юго-Западными дорогами! Всевозможные недоброхоты, мешая правду с небылицами, наушничали и министру двора Воронцову-Дашкову, и генерал-адъютанту барону Фредериксу, и даже Минни.
Они твердили, что Витте – темная личность, аферист и взяточник, что для него все средства хороши в достижении своей цели, а цель эта одна – обогащение. Еще судачили, будто новый министр был под судом за какое-то мошенничество, но тут уже государь не выдерживал и смеялся:
– Да я сам настоял на том, чтобы Витте препроводили на съезжую!..
Дело же было так.
В декабре семьдесят шестого года, когда вовсю уже шли приготовления к войне с турками, потерпел крушение поезд с новобранцами, направлявшийся в Одессу. Состав свалился с насыпи в страшную метель и загорелся, причем число жертв превысило сто человек.
Роковую оплошность допустил дорожный мастер, ремонтировавший путь: он снял лопнувший рельс и решил зайти в соседнюю будку, чтобы погреться и попить чайку. Когда случилась беда, мастер выскочил из будки, потрясенный ужасом катастрофы, потерял рассудок и убежал невесть куда.
Прокурор курского окружного суда, желая успокоить общественное мнение, а лучше сказать – либеральную чернь, решил сделать козлами отпущения директора Русского общества пароходства и торговли и Одесской железной дороги адмирала свиты его величества Чихачева и начальника движения Витте, ответственность которых за происшедшее была, конечно, ничтожной. В результате халатности дорожного мастера (которого так и не могли найти) Чихачева и Витте приговорили к четырем месяцам заключения каждого.
Но началась война, и Чихачев был назначен начальником обороны Черного моря, а Витте фактически вступил в управление Одесской железной дорогой. Судимость, что называется, висела над ними в образе дамоклова меча. И тогда Витте со свойственной ему дерзкой решительностью отправился к главнокомандующему русской армией великому князю Николаю Николаевичу и подал рапорт, прося без промедления посадить его в тюрьму.
Великий князь очень удивился и спросил, чем вызван такой необычный рапорт.
– Ваше высочество! Меня побуждают поступить так очень простые соображения, – отвечал Витте. – Перевозка всей армии на Дунай и обратно будет во многом зависеть от моей деятельности. А при теперешнем неустройстве железных дорог дело это потребует особенной тщательности. Если все окончится счастливо и мне удастся благополучно перевезти действующую армию, то что же меня ожидает? Все равно после войны я должен буду сесть в тюрьму и находиться в ней четыре месяца. А если, не дай бог, что-нибудь стрясется? Тогда уж вместо четырех месяцев мне придется провести в заключении значительно дольше. Итак, гораздо проще отсидеть в тюрьме во время войны четыре месяца.
Николай Николаевич улыбнулся:
– Даю вам слово, если вы перевезете армию туда и обратно без несчастных случаев и вообще без крупных беспорядков, я буду просить за вас. Уверен, мой августейший брат уничтожит приговор суда и сидеть вам в тюрьме не придется.
После войны Витте получил телеграмму от военного министра Милютина, где говорилось, что государь, приняв во внимание блестящую перевозку армии, повелел не приводить в исполнение решение суда. Он успокоился, посчитав это дело уже совершенно законченным. Однако когда Витте переехал в Петербург, в его спальню посреди ночи вошел камердинер и сообщил, что к нему приехали жандармский офицер, полицейские и городовые и требуют, чтобы он вышел к ним. Витте быстро оделся и, успокоив перепуганную жену, появился со словами:
– Что нужно?
– Не знаем, только приказано вас арестовать, – отвечал жандарм.
– Почему же пришли ночью, а не утром?
– Был приказ сейчас же привезти вас в участок.
Витте, зная об арестах, которые проводились в Петербурге среди сочувствующих революционерам-террористам, решил, что кто-то мог замешать и его в это дело. Уж не секретарь ли его в Одессе Герцо-Биноградский, которого недавно выслали в одну из северных губерний?..
Из участка Витте повезли в комендантское управление на Садовой улице, а оттуда – к дворцовому коменданту в Зимний дворец. Комендант Адельсон объявил ему, что Александр III приказал арестовать на две недели домашним арестом Чихачева и посадить на тот же срок Витте на гауптвахту.
Выяснилось, что на первом же докладе после возвращения государя с войны министр юстиции Набоков заметил, что нельзя было отменять решение суда приказом главнокомандующего. Даже сам государь не имеет на это права. Министра поддержал цесаревич, сказавший:
– Император может помиловать. Но не может отменить судебное решение.
– Хорошо! – решил Александр III. – Тогда я накажу их, но по-отечески…
Витте занимался в это время важной работой – составлял положение о полевом управлении железными дорогами, и государю пришлось дать новое повеление. По утрам узник выпускался из гауптвахты и ехал в министерство, а на ночь возвращался в место заключения.
Такова была правда об уголовном прошлом Сергея Юльевича.
Гораздо серьезнее в глазах императора было другое: после смерти жены Витте заключил второй брак, причем с разведенной дамой, да еще иудейского происхождения. В те времена сановник, женившийся на разведенной жене, составлял предмет общих толков и удивлений. Государю уже нашептали, будто Витте заплатил за жену ее бывшему мужу, приставу второго Казанского участка в Петербурге Лисаневичу, двадцать тысяч рублей. Но когда Витте подал рапорт об увольнении с поста министра, полагая, что не может по моральным соображениям оставаться на этой должности, царь отклонил его.
Более того. Хотя вторая жена Витте не могла появляться на официальных приемах в течение более десяти лет, император, убедившись, что она порядочная женщина, пожелал, чтобы Минни приняла ее. Та, однако, не хотела этого, даже плакала и просила свою статс-даму Строганову избавить ее от этого визита.
Таким образом, государь, верный своему первому впечатлению, прощал Витте многое и оказывал ему всяческую поддержку и благоволение. Царь радовался тому, что новый министр путей сообщения, которого он хотел видеть в дальнейшем министром финансов, успешно занимается проектом сооружения Великого Сибирского пути.
Теперь Витте явился к императору с докладом о создании особой комиссии Сибирской железной дороги, которая бы имела значительные полномочия, исключающие всяческие проволочки, чинимые как бюрократами-министрами, так и неповоротливым Государственным советом.
Поблагодарив Витте за успехи в этом великом предприятии, государь спросил:
– А кого, Сергей Юльевич, следует, по-вашему, сделать председателем комитета? Дурново мне советует назначить Александра Аггеевича Абазу. Но мне это неприятно, хотя я и знаю, что Абаза – человек умный и энергичный. Может быть, вы мне укажете кого-нибудь другого?
– Если вам угодно выслушать мое мнение, – сказал Витте, – то я бы на этот пост назначил наследника-цесаревича.
Император развел руками:
– Как? Да скажите пожалуйста, вы знаете наследника? Вы вообще разговаривали с ним о чем-либо серьезном?
Витте поклонился:
– Нет, ваше величество. Я никогда не имел счастья о чем-либо говорить с цесаревичем.
– Да ведь он совсем мальчик? – воскликнул государь. – У него обо всем детские суждения. Как же он может быть председателем комитета!
Витте осторожно возразил:
– Да, ваше величество, он молодой человек. И, как все молодые люди, он, может быть, еще серьезно не думал о государственных делах. Но если вы, ваше величество, не начнете приучать его к делам государства, то он никогда к этому и не приучится…
Император недоверчиво хмыкнул.
– Для наследника-цесаревича, – продолжал Витте, – это будет первая, начальная школа ведения государственных дел. Так как, ваше величество, вы говорите, что наследник совсем неопытен, то назначьте вице-председателем комитета председателя Комитета министров Бунге. Ведь он был преподавателем у наследника. Как я слышал, между ними установились такие отношения, что его высочество не станет обижаться, если Николай Христофорович будет ему докладывать дела и до известной степени направлять его.
Ознакомительная версия.
