— Что за маскарад! Подпоручик Батурин? — нарочито громко, видя, как невдалеке под напором человеческих тел пригибаются кусты, сказал Разумовский. — Ведомо мне — собираетесь убить меня? Скидывайте маски. Чего же так, против одного? Эй, пикинеры царские, чего прячетесь? Где же ваши пики?
Батурин, видимо, не ожидал такого.
— Да мы ничего… мы только недовольны вашим фавором… — вопреки своему явному намерению, начал оправдываться он.
Но его сподручники в такие тонкости не входили. Может, и подпили для храбрости. Разумовский краем глаза заметил, что пикинеры, подступавшие с двух сторон, поудобнее перехватывают пики… и судьбу искушать дальше не стал. Широкий суконный плащ был застегнут на одну верхнюю пуговицу, и оба пистолета взметнулись нараспашку. Выстрелы раздались почти одновременно… но их вышло вроде как три или четыре?.. Разумовский был неважным стрелком, если говорить о пистолетах, но оба пикинера схватились за руки. Быть того не могло! Пистолеты в сутолоке не перезарядишь: выхватывая ятаган, он пустил Дьявола прямиком на Батурина. И тут увидел Вишневского, выбегавшего из кустов с еще дымящимися пистолетами. За ним ватагой пёрли десяток добрых молодцев, которые вытаскивали из-под кафтанов такие же, как у него, разбойничьи ятаганы.
— Вязать их! — велел Разумовский.
Но и без него знали, что делать. В две минуты, с содранными масками, с заломанными руками, они оказались на одной медной цепи.
— Запа-асливые вы! — похвалил Разумовский и тут же отдал необходимое повеление: — Федор Степанович, всех прямиком в Тайную канцелярию! Карета приготовлена?
Связка была еще слабая, ненадежная; Батурин, будучи в силе немалой, свой конец веревки оторвал от цепи и попытался сбежать. Его нагнали, повалили и стали отменно молотить.
— Э-эй! — остановил Разумовский. — В Тайной канцелярии это сделают получше. Доставьте пока в целости. А вечером… ко мне всенепременно. Отметим на славу сию баталию.
Кто-то уже успел сбегать за каретой, припрятанной в кустах. Всю связку из девяти поникших голов запихнули вовнутрь и повалили себе под ноги. Карета была припасена большая; неуклюжий дормез, запряженный четверней, тяжело потащился в сторону Гостилиц, чтобы там выехать на Петербургскую дорогу.
И как раз вовремя: снизу, из заовражья, поднимался великий князь. Вдобавок с двумя камер-юнкерами, своим и Екатерины.
— Великая княгиня не уехала с охоты? — Разумовский спрашивал больше великого князя, но ответил Салтыков:
— Ее государыня позвала в свою свиту, а мне приказала сопровождать великого князя.
Алексей Разумовский внимательно посмотрел в глаза придворного ловеласа, но они не выражали ничего.
Разве что у великого князя — раздражение, да и то по другому поводу:
— Ушли!
— Кто? — не сразу смог отрешиться Алексей Разумовский от недавней баталии.
— Волки! Целый выводок! Загонщики прошляпили, пикинеры не смогли из-под собак взять… Да и мало их что-то сегодня. Куда они подевались, граф?
— Я разберусь с этим, ваше высочество. Как это можно — уйти! Мои вот не ушли.
— Да, граф? Вы счастливый охотник. Где же они?
— С моими людьми прямиком в Петербург отбыли. Там их славно разделают!
— Жаль, граф. Мне не доведется посмотреть…
— Не тужите, ваше высочество. Завтра же и продолжим охоту. Следующий волчара — обязательно ваш.
— Ах, граф, как вы любезны! Но, однако, мы что-то проголодались. Да и в горле пересохло.
— У меня тож. Поезжайте в Гостилицы. Я найду государыню — и следом за вами. Уверяю, стол накрывают отменный.
Он дал шпоры и пустил Дьявола в галоп, чтобы не слушать дальнейшую болтовню великого князя.
Государыню он вскоре нашел — она во главе своей свиты, в сопровождении великой княгини шажком продвигалась к Гостилицам, что на нее не походило.
Он пристроился сбоку, соображая, что бы это значило. Настроение у Елизаветы было преотличное. Она поманила его пальчиком. Алексей вплотную прижал Дьявола к Фридриху.
— А нам нельзя скакать, — шепнула Елизавета со счастливым блеском в глазах. — Мы чижолые.
— Мы?.. — что-то плохо сегодня соображал обычно всепонимающий обер-егермейстер.
— Вот именно — мы! — ликующе повторила Елизавета.
По глазам Екатерины, опущенным долу, он наконец-то и догадался. По-свойски, бесцеремонно воскликнул:
— С чем вас и поздравляю! Позвольте мне скакать вперед, чтобы распорядиться насчет обеда?
— Дозволяем, граф, — отвернула Елизавета Фридриха. — Хоть волков и упустили, но настроение-то у нас какое?..
— Распрекрасное, государыня! — уже с аллюра прокричал Алексей. — У меня тоже…
Торопя Дьявола к Гостилицам, он меньше всего думал об обеде. И даже о вести, что «мы чижолые». Ему не терпелось получить другую весть, от обер-прокурора Трубецкого. Пока Елизавета не дозналась…
Но такие деянья, как заговор с целью низвержения и убийства императрицы, и обер-прокурор сокрыть не мог. Выходило ведь посерьезнее, чем «дело Лопухиных»…
Подпоручик Иоасаф Батурин уже однажды содержался под арестом в Военной коллегии. Но — сбежал. И сейчас в бумагах именовался «праздношатающимся». Бузотер, пройдоха, пьяница, игрок — он скрывался не только от Военной коллегии, но и от своих сослуживцев, которым был по уши должен. Перед Военной коллегией он мог бы еще выкрутиться, — мол, умыкнул некие казенные суммы, которые следовало вернуть, — но в какую сторону от сослуживцев повернешь? Человек он был любопытствующий, к тому же начитанный, знал, каким способом в фавор попадают. Не иначе как через очередной дворцовый переворот. Он доподлинно изучил все предшествующие истории. Почему бы и ему не попасть в фавор? Вот тебе и долги, вот тебе и новые чины, надо полагать, весьма высокие. Если цесаревна Елизавета с помощью таких, как он, в одночасье вознеслась на трон, так почему бы и великому князю Петру Федоровичу не повторить тетушкин демарш? А ему, несчастному и бедному подпоручику, не занять место какого-то хохла Разумовского? Много ли надо! Убить Елизавету, убить ее хохла-прихлебателя — и баста. На троне Петр Федорович, новоявленный император! Он, само собой, щедро наградит своего радетеля. Жизнь будет в полном фаворе!
Оставалось немногое — осуществить свой замысел. Вот откуда и поползли слухи против Алексея Разумовского! Он-де правит государыней и не даёт ходу великому князю. А народ-то? Народ любит обиженных и униженных. Вот-вот! Знайте, православные: этот прихлебатель Разумовский сколотил целую команду из своих хохлов, которые и губят всех русских, кого от двора оттирают, кого и смерти тайно предают. Да и грабят — грабят самое императрицу. Дворцы начисто обдирают и все ценные вещи вывозят в Польшу. Опять же малороссияне, а особливо мать Разумовского — все они волшебники; мать-то и остудила самолично племянника перед теткой, теперь они как кошка с собакой. Ра-се-я! Бедная Расея! Доколе терпеть будешь?!
Батурин, игрок по натуре, умел ловко хитрованить. Он подговорил прапорщика Ржевского, вахмистра Урмежевского, подпоручика Тыртова, гренадеров Худышкина и Кетова, даже двух пикеров дворцовой псовой охоты, которые были ближе всего к царскому выезду в леса. А лес — он ведь все покроет. Там нет охранных полков, там только немногие сопроводители.
— Только бы его высочество дал нам знатную сумму денег, — говорил своим сообщникам Батурин. — А мы заарестуем весь дворец, и Алексея Разумовского, где ни найдем, с его единомышленниками, — всех в мелкие куски изрубим за то, что от него долго коронации нет его высочеству. А государыню до тех пор из дворца не выпустим, пока великий князь коронован не будет. И если на эту коронацию не согласятся архиереи, то мы принудим их силою, вытащим, где бы они ни были. Станут противиться, я сам архиерею голову отрублю, а если бунтом нейти, то его высочеству коронации никогда не бывать, потому что Алексей Григорьевич не допускает. И поэтому я соберу хотя небольшое число людей, наряжу их в маски, и, поймав Разумовского на охоте, мы его изрубим или другим способом смерти его искать будем. У меня уже собрано людей тысяч тридцать, да и еще наготове тысяч с двадцать. Будут нам помогать и большие люди: граф Бестужев, генерал Апраксин.
Ему дела не было, что главнокомандующий русской армией генерал-фельдмаршал граф Степан Федорович Апраксин и канцлер граф Алексей Петрович Бестужев — личные добрые друзья Алексея Разумовского, а с Бестужевым они еще и свояки. Едва ли он все это и знал, а сообщники-то едва ль и фамилии слышали. Апломб был великий. Тридцать тысяч верных людей! Двадцать тысяч наготове. Графья! Сам великий князь в сообщниках!
Но дальше-то что? Деньги!
Пройдоха Батурин был достаточно умен, чтоб понимать: денег так вот сразу, нахрапом, от великого князя не получишь. А сообщникам надо пыль в глаза пустить.
