сердито оглядываться по сторонам и увидел, что все гости сидели, сосредоточенно сдвинув брови, а их глаза увлажнились, князь Ци только и знал, что вытирать слёзы да сморкаться, растроганный ещё сильнее, чем при встрече со старой княгиней. Она тоже несколько раз промакивала глаза платком, а князь Ань, вытянувшись, всё пытался успокоить матушку, должно быть, говоря, что нельзя принимать представление за правду, однако никакого успеха его увещевания не возымели, старая княгиня сидела вся заплаканная. Князю Аню стало не по себе, он уже и не знал, банкет ли это по случаю дня рождения или же поминовение усопшего, и хотел было остановить представление, однако старая княгиня не позволила.
Чэн Фэнтай подумал, ведь не могла эта пьеса быть идеей молодого актера! Ему зачастую не хватало такта, и, думая только о своих интересах, он вполне мог выбрать то, что ему по душе, не заботясь об обстоятельствах торжества. Если Шан Сижуй вызвал неудовольствие князя, то впоследствии тот предъявит ему счёт и Шан Сижую придётся тяжело.
Под негодующими взорами князя Аня «Заводи реки Фэньхэ» наконец-то подошли к концу. Старая княгиня хоть и была в летах, однако не страдала от предрассудков или, возможно, как и вдовствующая императрица Цыси никогда не избегала ни радости, ни печали. Как бы то ни было, она громким голосом провозгласила:
– Наградить!
На подносе вынесли сложенные в кучку и завернутые в красную бумагу серебряные юани, Ню Байвэнь поспешил собственноручно принять награду, а затем направился за кулисы к Шан Сижую, чтобы шепнуть ему на ухо несколько слов. Шан Сижуй играл сегодня, отдавая всего себя, и хотя физически он не очень-то устал, да и голос оставался в порядке, но из-за того, что он слишком уж вжился в роль, его душа была измучена. Трагедия Лю Инчунь [159] разбила ему сердце и помутила рассудок. Ню Байвэнь попросил его сыграть ещё. Шан Сижуй готов был разрыдаться и подумал: «Даже принимая во внимание вашу дружбу с Цзюланом, ты не можешь распоряжаться мной, будто скотом», – и горестно начал:
– Господин Ню…
Ню Байвэнь не дал ему договорить:
– Нет! Шан-лаобань! Шан-лаобань! Вы никак не можете отказать мне сегодня! Простите, что затрудняю вас! Потом я обязательно приду к вам в усадьбу и выражу признательность за хлопоты! И разве всё это не ваша заслуга?
Шан Сижуй на мгновение опешил:
– Моя заслуга?
Ню Байвэнь, озорно улыбаясь, во весь голос объявил:
– И моя заслуга тоже, я недооценил вас обоих! Кто бы мог подумать, что вы двое сможете настолько прекрасно сыграть «Заводи реки Фэньхэ»! Все плакали! Да! И не только зрители! Я повидал немало хороших пьес! И сегодня я тоже заплакал! – Он указал на свои веки: – Взгляните, всё ещё опухшие.
Ню Байвэнь воспользовался случаем, чтобы подольститься к Хоу Юйкую: говоря всё это, он поклонился ему, обхватив одной рукой другую, сложенную в кулак, однако Хоу Юйкуй не обратил на него никакого внимания. Ню Байвэнь снова обернулся к Шан Сижую и продолжил:
– Это семейное торжество в честь дня рождения пожилого члена рода, а вы заставили всех присутствующих расплакаться, теперь я обязан возместить урон! А кто здесь достоин того, чтобы возместить его? – Он бросил выразительный взгляд на Хоу Юйкуя и прошептал: – Я думал побеспокоить этого уважаемого господина, но как я могу осмелиться! А у нас с вами все же дружба.
Шан Сижуй подумал, что, раз Ню Байвэнь был учеником Нин Цзюлана, его можно принять за шисюна. Когда-то Шан Сижую довелось пожить в резиденции князя Ци, и Ню Байвэнь обращался с ним очень учтиво, даже приносил сладкий рисовый пирог на пару́, их дружеские чувства и в самом деле значили немало, поэтому Шан Сижуй несколько беспомощно кивнул.
Ню Байвэнь хлопнул в ладоши:
– Как удачно! – Откинув кулисы, он вышел на сцену и объявил со смехом: – Шан-лаобань сказал, что «Заводи реки Фэньхэ» не слишком-то радостные, боится оскорбить пожилую княгиню. Давайте тогда посмотрим «Жемчужную рубашку»! [160]
Публика разразилась аплодисментами. Пока зрители ожидали самое интересное, им предложили взглянуть на «Табурет с двойной спинкой» [161], чтобы заполнить паузу. Шан Сижуй, охваченный печалью, наносил грим перед зеркалом. Хоу Юйкуй не курил опиум уже два или три часа, и к этому времени силы окончательно покинули его. Он сделал две затяжки, и его одолела короткая дремота, а когда он снова раскрыл глаза, вся гримёрка уже покрылась рябью. Шан Сижуй закончил наряжаться и уже приготовился выходить на сцену, его голову венчала фениксовая корона [162], на нём было алое платье с жемчужными нитями, виски и щёки расцвечены румянцем, да ещё влажная кожа вкупе с большими глазами – сама великая княжна Чай сошла в этот мир. Хоу Юйкуй не замечал до этого, что его сценический образ так хорош. В тусклом свете ламп сошедшая со страницы пьесы красавица в жемчугах и сама сияла.
Хоу Юйкуй вспомнил, как много лет назад, за кулисами театральной труппы «Наньфу», он лишился чувств, затянувшись опиумом. Тогда рядом с ним был и Нин Цзюлан, и Шан Цзюйчжэнь. Юный Нин Цзюлан так же был наряжен прелестной великой княжной, он потрепал его за колено и с улыбкой проговорил:
– Хоу-лаобань! Если не загримируешься, то сорвёшь представление! Разгневаешь Старую Будду!
А Шан Цзюйчжэнь, стоя рядом, с унылым видом протянул:
– Пусть он поспит! А Старая Будда войдёт в его положение! Дай ему поспать! Проспит до рассвета, вот будет славно! Посмотрим, отрубят ли ему голову!
В мгновение ока династии сменились, опали с веток лепестки. Та же уборная, забитая актёрами, тот же опиумный дым, но иное место и иной главный герой. Хоу Юйкую казалось, что без старых напарников выступать на сцене уже не так интересно, он никак не мог приспособиться к молодежи, новоиспеченным актерам, и сам не знал, то ли следующему поколению не хватало таланта, то ли он был чересчур настойчив. Уход Шан Цзюйчжэня и остальных, казалось, выбил из него весь дух, по счастью, его поддерживал Нин Цзюлан. Затем тот оставил театр, и Хоу Юйкуй решил, что лучше ему больше не выступать, на несколько лет он погрузился в молчание, посчитав, что уж в этой-то жизни его актёрская судьба нашла свой конец. Кто же знал, что сегодня он сможет ещё разыскать в себе жаркий пыл ушедших дней, к которому примешивалась скорбь, – сливаясь воедино, они порождали необъяснимое волнение.
Шан Сижуй собирался выходить на сцену. Хоу Юйкуй лениво проговорил вслед фигуре
