Не верить подобной клятве уроженец острова попросту не мог. Эсон поверил.
— Но что, гарпии побери, случилось? — прошептал он в замешательстве.
— Повторяю, до поры об этом говорить нельзя. Но ты не пожалеешь об исполненном воинском долге.
— Насколько понимаю, — сказал Эсон, — царь Идоменей все же остается лавагетом и пребудет им... еще несколько часов — правильно?
— Всецело и совершенно.
— Значит, — выдохнул капитан, — погоня обеспечена. И неравный бой тоже!
— Ни в коем случае, — слабо улыбнулась Иола. — Как раз этому и должен воспрепятствовать доверенный человек царицы, командир вон той ладьи.
Миопарона уже настолько сблизилась с греческой галерой, что можно было явственно различить фигуры гребцов и огромного кормщика. Этруск помахал идущему встречным курсом кораблю, упруго поднялся и прошествовал на середину палубы, где размещался непонятный, громоздкий с виду предмет, укутанный парусиной.
Пентеконтера шла плетрах в двух позади, уже пуская в работу второй весельный ряд.
Иола подбежала к борту, подняла и скрестила руки, привлекая внимание Расенны. Затем указала на пентеконтеру и сделала знак воздержаться от нападения.
— Да ты смеешься? — возмутился Эсон.
— Рупор! — потребовала Иола вместо ответа.
Греческий капитан подал ей увесистый бронзовый конус.
— Это свои! — что было сил закричала Иола. — Свои!
Этруск не разобрал и приставил обе ладони к ушам, прося повторить.
— Скажи сам, — попросила критянка афинянина. — Мне голоса не достает.
— Свои! — гаркнул грек.
Расенна воздел и медленно опустил правую ладонь, сообщая, что понял, и этот боевой корабль пропустит беспрепятственно.
Галера и миопарона поравнялись, разминулись; расстояние между ними начало постепенно увеличиваться вновь.
— Принимать как шутку, или как издевательство? — осведомился рассерженный Эсон.
Иола поглядела на него с добродушной насмешкой.
— Разве я шучу? И неужели необходимое, безобидное распоряжение можно счесть издевкой?
— Хочешь сказать, — яростно прошипел критянин, — плюгавая посудина, где только и есть, что шестьдесят олухов на веслах да один кормщик, представляет наималейшую угрозу для пентеконтеры, несущей полный экипаж?
— Разумеется. И не просто угрозу представляет, а верную погибель несет. Верней, несла бы — но я вовремя предупредила.
— Иола!..
Эсон побледнел, затем побагровел.
— Иола, ты либо дразнишь меня, либо...
— Эсон, — прервала женщина, — ты либо низкого понятия об уме государыни, либо никогда не слыхал о мастере Эпее.
Капитан открыл было рот, однако промолчал.
— Этот кораблик, — продолжила Иола, глядя Эсону в глаза, — способен самостоятельно разделаться с доброй половиной критского флота. Не спрашивай как. Если, не доведи боги, погоню все же вышлют — увидишь... Миопарона состоит на царской службе...
— Впервые слышу!
— Естественно. Ее существование было строжайшей тайной. Теперь же судно войдет в состав боевых частей... И поступит в подчинение к новому лавагету — предусмотрительно добавила Иола.
Отнюдь не убежденный ни в чем, Эсон только хмыкнул и отвернулся.
— Поживем — увидим, — буркнул он минуту спустя.
Ветер дул настолько слабо, что афинянин велел гребцам работать веслами. Галера побежала гораздо резвее.
А Иола принялась внимательно, сосредоточенно следить за небом правее дворца, правее мыса.
Именно там вот-вот следовало появиться и взмыть маленькой черной точке. Взмыть — и воспарить.
Воспарить — и начать приближаться.
Приблизиться — и обогнать галеру по воздуху.
Если, конечно, все сложилось благополучно...
* * *
Все сложилось благополучно.
По крайней мере, для Эпея.
Вопреки опасениям писца, караульные пропустили мастера без единого возражения. Вопли «пожар» и зарождавшееся на восточной половине дворца смятение не успели еще достичь западного выхода, а последнюю нефтяную лужу Эпей предусмотрительно поджег в добром плетре от своей цели.
— Этого господина, — старший стражник поглядел на Менкауру, — тоже прикажешь выпустить?
— Нет-нет, — поспешно возразил египтянин — Я лишь сопровождаю доверенное лицо государыни.
Воин слегка поклонился.
— Прощай, Менкаура, — не без грусти произнес Эпей полушепотом. Стиснул сухую, крепкую ладонь товарища. — Пожалуй, больше не свидимся... Жаль... Я не забуду тебя.
— Как знать, — улыбнулся египтянин, и Эпей не понял, к чему из им сказанного относится ответ. Но рукопожатие ответное было в меру крепким и достаточно продолжительным.
— Я тоже тебя не забуду, — молвил Менкаура — Лети осторожно, береги силы, старайся ловить восходящие потоки горячего воздуха.
— Спасибо, — ухмыльнулся Эпей. — Участь Икара не по мне...
— И еще, — добавил Менкаура. — Маленькая жреческая премудрость... Прощальный совет...
Эпей вскинул брови.
— Несущая сила подобного крыла возрастает согласно скорости. Набрав достаточную высоту, можно падать без боязни — едва лишь быстрота полета сделается достаточной, крыло, при известной сноровке, само поможет вознестись опять. Воздух плотен, Эпей. И держит независимо от того, летишь ты ровно, или устремляешься отвесно. В воздухе опора везде, всюду, при любом положении![66]
— Верю, — просиял эллин. — Я и сам размышлял над этим. А ты окончательно развеял последние сомнения.
— Прощай, дружище, — прошептал Менкаура. — Будьте счастливы оба — Иола и ты...
— Прощай. Спасибо тебе за все, — отвечал Эпей.
Тяжелые дверные створки начали расходиться.
Мастер помедлил еще мгновение и решительно двинулся прочь из дворца.
Менкаура неторопливо направился вспять.
Глава тринадцатая. Греческий огонь
Жизнь береги, человек, и не вовремя в путь не пускайся
Ты через волны морей; жизнь ведь и так недолга.
Автомедонт. Перевод М. Грабарь-Пассек
Огромному орлу-ягнятнику в это памятное утро не повезло.
Козопас Клеон услыхал тревожное блеяние, отчаянный собачий лай, и вырвался из шалаша как раз вовремя, чтобы увидать крылатого грабителя, стремительно падающего из поднебесья на разбегающееся во все стороны стадо. Уже приноровившийся скогтить ближайшего перепуганного козленка орел рванулся в сторону, избегая столкновения с метко запущенным, вертевшимся и свистевшим в воздухе пастушьим посохом.
Трое псов исступленно метались по просторному пастбищу, лязгали зубами, подпрыгивали, точно стремились достичь хищника, описывавшего неторопливые круги локтях в пятидесяти над землей.
Злобно погрозив орлу кулаком, Клеон подбоченился и застыл с обращенным к небу лицом.
Обманутый в лучших ожиданиях, лишившийся вожделенного завтрака ягнятник отнюдь не собирался покорно покидать охотничьи угодья. С негодующим клекотом он витал невысоко над плоскогорьем, дразнил пастуха и собак, доводил коз до полного ужаса и все еще не терял надежды поживиться.
Тщетно.
Собаки знали свое дело не хуже, чем орел свое, и быстро загнали стадо под прикрытие ближайшей рощицы, за которой почти отвесно вставал исполинский склон Левки. А Клеон поворачивался на месте и не спускал с орла внимательного взора. В правой руке пастуха возникла самодельная праща, и увесистый голыш уже лежал наготове в мелкой деревянной чашке, укрепленной меж двух сыромятных ремней.
Орел сделал новую попытку обрушиться на замешкавшихся коз, и камень завыл так близко, что ягнятника ударило воздушной волной.
— Убирайся! — во всю глотку заорал Клеон, крутя пращой. — Убирайся, тварь, убью!
Опытный велит[67], обученный метать свинцовые шарики с одного внезапного замаха, наверняка посмеялся бы над грозным видом, с которым козопас вертел оружие, однако ягнятник понятия не имел о воинском искусстве и почел за благо не связываться с человеком, явно способным причинить немалый вред.
Орел описал последний плавный круг, неторопливо взмахнул огромными крыльями и ушел в поднебесье, направляясь к северо-западу. Клеон проводил его пристальным взглядом — и внезапно распахнул рот.
Подобно всем горцам, пастух обладал исключительно острым зрением.
— Это что еще та... — начал козопас и растерянно умолк.
Смигнул.
Протер глаза.
— ...кое?.. — выдавил он мгновение спустя.
* * *
— Тревога! — опять заорал Идоменей. — Оглохли, акульи выродки?
— Тревога, — повторил очнувшийся от замешательства стражник. — Тревога-а-а!..
Зычный вопль раскатился далеко и внятно. Миновало несколько секунд — и возле восточного входа отчаянно заревела букцина, длинная медная труба, чей голос был слышен в тихую погоду на добрую милю. Грозный сигнал пронесся над кидонскими кварталами, гулким эхом достиг зеленых предгорий, отразился от склонов, прянул назад.
