глупых юнцов, ни на секунду не забывал, что послезавтра он выедет в след своему полку. И поедет на войну. На войну! С которой может и не вернуться. И все эти костюмы с чулками и маленькими шляпками, и купальни, где девицы плещутся в бассейнах и чанах с тёплой водой, абсолютно не стесняясь своей наготы, может статься будут последними радостями в его не очень-то лёгкой жизни.
В купальнях было весело. Музыканты сменяли друг друга, чтобы музыка не замолкала ни на секунду. Недостатка в отличной еде, в вине, в музыке, в весёлых и бесстыдных девах, что хихикали по углам, едва прикрыв наготу тонкими тканями, не было. Он пригласил в свой кабинет четверых красавиц, даже не спросив у них расценок. Чем очень порадовал Увальня и Максимилиана. Эти двое были счастливы.
Там же приглянулся кавалеру расторопный человек по имени Гюнтер. Был он лакеем настолько быстрым, насколько это возможно. Любое повеление кавалера выполнял на удивление проворно. Полотенца? Вино? Кушанья? Другую музыку? Пригласить ещё и вон ту деву с красивым задом, что плывет в бассейне к столу? Только пожелайте, добрый господин. Гюнтер всё устроит.
— Женат ли ты, Гюнтер? — спросил у него кавалер.
— Как положено Создателем, господин, — отвечал тот, принося новый прибор для новой девицы.
Волков давно об этом думал. Он видел, что и Максимилиан, и Увалень уже выросли, чтобы быть его денщиками. Оруженосцами ещё могли, конечно, быть, но Максимилиан уже давно носил его знамя, а всё ещё подавал ему сапоги.
— А пойдёшь ли ко мне в денщики? — спросил Волков одной рукой беря стакан с вином, а другой рукой поглаживая крепкий бочок и зад молодой зеленоглазой девицы.
— В денщики? Так вы господа военные?
— Да, — отвечал кавалер. — Сословия мы воинского.
— Что ж, лакейская должность не сильно отличается от должности денщика, справиться я справлюсь, если, конечно, господин, жалование назначит достойное. А иначе чего мне искать места, если оно у меня уже есть.
— Разумно, — соглашался кавалер. — Сколько же ты пожелаешь?
— Думаю, что жизнь военная непроста, походы да войны, поэтому просить буду восемь монет города Ланна в месяц. При хлебе, крове и одежде.
— Что ж… Тогда, собирайся, — сказал ему Волков, — послезавтра на рассвете, как откроют ворота, выезжаем.
— Только жену успокою и готов буду, а коня мне дадите?
— Телега с мерином у тебя будет, вещей у меня много, с одним конем со всем не управишься.
— Эх, как жаль, думал, раз вы господин военный, так и коня мне дадите, — с показным расстройством говорил лакей. — Всю жизнь мечтал иметь коня.
Волков, Увалень и Максимилиан только смеялись в ответ.
Через день, ещё когда солнце не взошло, Агнес с лампой вышла на двор, провожать господина на войну. А за воротами, с котомкой на плече, ждал его новый денщик Гюнтер.
Первым делом по прибытии полковник и Карл Брюнхвальд поехали доложить о себе маршалу. Но фон Бок их не принял, а через адьютанта перенаправил к фон Беренштайну. Тот же не тянул с приветствиями и любезностями, был с офицерами лаконичен. Сказал, что рад приходу их полка и, так как был комендантом лагеря, сразу назначил вновь прибывшему полку место.
Конечно, по его холодному тону можно было догадаться, что он выделит для их полка худшее место. Так оно и вышло. Их расположили рядом с отхожим холмом, прямо возле оврага, в который весь лагерь ходил по нужде. Солдаты из других полков так и шли через расположение его части к оврагу, чтобы сделать свои дела. А ещё это место было далеко от речушки. Чтобы умыться или набрать воды, нужно было пройтись по всему лагерю. И дров в округе не было совсем. За водой и за дровами пришлось высылать команды.
Волков ни секунды не сомневался, что это не случайность, а злой умысел. Насмешка. Вокруг, по берегу речушки и выше, и ниже, места хватало, прямо на берегу были прекрасные места для лагеря, а новых полков, кроме ландскнехтов, больше не ждали, просто фон Бок и фон Беренштайн так подчёркивали своё отношение к нему. Что? Денег для командиров пожалел? Сам ты независимый и непреклонный? Курфюрсты и князья церкви у тебя в покровителях, шатёр у тебя вызывающе роскошный? Так придётся поставить тебе твой роскошный шатёр у солдатских нужников. Наслаждайся видами, звуками, да благоуханием, выскочка.
Пока Волков белел лицом от злости, осознавая насмешку командиров над ним, лейтенант его сразу принялся за дело. Брюнхвальд вызвал к себе инженера Шуберта и поставил ему задачу.
— Отсюда и до того холма выкопать ров надобно, не сильно глубокий и не сильно широкий, локтя в четыре, чтобы через расположение полка всякие бродяги к холму не ходили, а обходили нас с другой стороны. А шатёр полковника поставьте подальше отсюда, вон там, на пригорке. Ставьте не на землю, а на помост, и окопайте от воды.
После капитан-лейтенант звал к себе капитана Рене.
— Друг мой, сапёры сейчас копают ров, чтобы огородить нас от всяких страждущих, так вот: выставьте охранение вдоль рва, пусть будут с палками, чтобы всех, кто чрез ров вдруг полезет, вразумлять.
— То есть, через расположение нашего полка никого не пропускать?
— Никого. Ни офицеров, ни солдат, даже маркитанток и самых красивых девок не пускать, — подвёл черту Брюнхвальд. — Пусть справляют нужду с другой стороны холма, а эти места будут только наши.
Лейтенант, кажется, всегда знал, что делать. А вот отношение к нему отцов-командиров после сего случая Волкову выяснять больше нужды не было. Всё было предельно ясно:
— Готовьтесь, Карл, наш полк во всех делах будет всегда в самом тяжёлом месте, — сказал кавалер своему лейтенанту.
— Удивлюсь, если будет иначе, — отвечал ему тот.
Они уселись в тени чахлого деревца и собирались посчитать кое-что, разобраться с бумагами, когда от генерала пришёл вестовой и сообщил, что смотр полков назначен на завтра и начнётся на рассвете, а также, что старшие офицеры приглашены сегодня к маршалу на ужин.
— Надеюсь, у маршала на этот раз хватит вина на всех гостей, — ворчал Брюнхвальд, когда вестовой ушёл.
Волков посмеялся его шутке. И звал Максимилиана, чтобы тот велел новому денщику подготовить его новое платье к ужину.
Цепь в гербах его сеньора курфюрста Ребенрее удивительно хорошо легла на синий атлас. Серебро прекрасно подходит и для синего, и для чёрного. Гюнтер держал пред ним зеркало и говорил восхищённо:
— Прямо председатель городского магистрата, никак не меньше.
Волков покосился на дурака, но говорить, что сравнением с
